Испытание смертью или Железный филателист

Арбатова Мария Ивановна

Они подошли со стороны Никитского бульвара к Никитским Воротам.

— Давайте остановимся, — предложил психолог. — Закройте на секунду глаза, заставьте себя увидеть то, что он вам показал, переведите это в слова и попробуйте понять, какие слова в этом сообщении самые главные.

Алексей Михайлович остановился, прикрыл глаза, пожал плечами и сказал:

— Мне кажется, тут всего два слова — «предательство» и «щекотка»… — И вдруг распахнул глаза и взволнованно сказал: — Не может быть!

«Щекотка» — это была кличка предателя Гордиевского.

— Теперь я

не понял, о чем вы, — развел руками психолог.

— Да ерунда… — По привычке ничего не рассказывать, махнул рукой Козлов и усмехнулся. — А с точки зрения вашей новой науки, почему дух великого воина выбрал для консультаций именно меня, а не президента или премьер-министра? Как-то не по чину!

— Не знаю, — сказал психолог и пошутил в ответ: — Видимо, считал, что вы спасаете его страну и его народ. У призраков всегда больше информации, чем даже у таких опытных разведчиков, как вы. Пройдемся мимо особняка Рябушинского?

— Мимо дома-музея Горького? — уточнил Козлов.

Они перешли проезжую часть по переходу и двинулись по Малой Никитской к особняку Рябушинского.

— Ну, как психолог, я бы, конечно, сделал его не музеем Горького, ведь Горькому, кроме этого дома, Сталин подарил еще дачу в Горках и в Теселли. Сделали бы ему музей в Горках. Кстати, пару лет здесь с Горьким жила баронесса Закревская-Бенкендорф-Будберг, которая трудилась по вашему ведомству.

— Скорее против нашего ведомства, — поправил Козлов. — На ведомство МИ-6.

— Ну, в этом я плохо разбираюсь, — согласился психолог. — Но лично я бы сделал здесь музей Отто Юльевича Шмидта и его жены Веры.

— Здесь? — удивился Алексей Михайлович.

— Горький жил в этом особняке всего два года, а до этого, в 1922 году, Отто Юльевич Шмидт с женой Верой организовал тут Русское психоаналитическое общество. Став его председателем, Отто Юльевич возглавил секцию психологии искусства и литературы.

— Тот самый Отто Юльевич Шмидт, академик и герой-полярник? — не поверил своим ушам Козлов.

— Именно он!

— Какой всесторонний человек, — улыбнулся Алексей Михайлович. — В молодости мы все мечтали быть похожими на него хоть чем-нибудь.

— На Отто Шмидта? — переспросил психолог.

Он ведь не знал, какое имя было написано в западно-германском паспорте Алексея Козлова до ареста в ЮАР.

Справка

Алексей Михайлович Козлов — советский разведчик, обнаруживший документальные подтверждения проведения ЮАР испытаний собственной атомной бомбы в 1976 году совместно с Израилем и разработку обогащенного промышленного урана в оккупированной Намибии. Эти данные дали возможность СССР склонить США и ряд государств Западной Европы к усилению режима международных санкций против ЮАР. Результатом работы Алексея Козлова стало объявление эмбарго ЮАР всеми странами, что привело к смене правительства и отказу от ядерного оружия.

Благодаря работе Алексея Козлова ЮАР стала первым государством, добровольно отказавшимся от ядерного оружия.

Алексей Козлов проработал в нелегальной

разведке ровно 50 лет в 86 странах мира. Поскольку стаж за границей у разведчиков считается год за два, а в тюрьме — год за три, то проработал намного дольше, чем прожил.

Он заслуженный сотрудник органов внешней разведки РФ (1999). Награжден советским орденом Красной Звезды (1977), российским орденом «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени (2004), медалями, в том числе «За боевые заслуги» (1967), знаками «Почетный сотрудник госбезопасности» (1973) и «За службу в разведке» (1993), получил звание Героя Российской Федерации с вручением знака особого отличия — медали «Золотая Звезда» (№ 713).

Биография Алексея Козлова давно обросла легендами, одна из них даже утверждает, будто он внук знаменитого «шпиона всех времен и народов» Сиднея Рейли, но это не так. И все или почти все, что написано в этой книге, рассказано им самим.

А не рассказано значительно больше…

07.07.2011

Послесловие

А теперь расскажу, почему вдруг стала автором «шпионского кино и шпионской литературы», да еще и втянула в соавторство мужа-иностранца.

Если честно, то мне не интересно писать книги, главные герои которых мужчины. Мужчины и так слишком много написали о себе за столетия, в течение которых не подпускали женщин к письменному столу. И есть только один человек, способный заставить меня делать мужчин главными героями, — друг детства, кинорежиссер и кинопродюсер Александр Иванкин.

Когда-то мне было двадцать, ему — двадцать пять. Я была студенткой отделения драматургии Литературного института, а он уже закончил ВГИК и снял несколько нашумевших документальных фильмов.

Именно тогда Иванкин позвонил и заговорщицким тоном сказал:

— Мань, есть дело! Надо немедленно встретиться!

— Ты забыл, сколько месяцев моим детям? — возмутилась я.

— Подумаешь, у меня сын еще младше… — Его старший сын родился на пару месяцев позже моих.

— Буду гулять с коляской с двух до трех, подъезжай к подъезду, — сдалась я.

— Мань, меня мучает вопрос, почему Юрий Карлович Олеша в течение тридцати лет не написал ни одной большой вещи? — озабоченно начал Иванкин при встрече. — А тебя?

Я катила по улице клетчатую близнецовую коляску и поправляла сыновьям пустышки:

— А меня мучает, кто пойдет завтра в шесть утра на молочную кухню за детским питанием?

Видимо, муж был на гастролях.

— Мы обязаны снять великое кино про Юрия Карловича Олешу! Ты должна все бросить и немедленно сесть за сценарий! — упорствовал Иванкин.

Когда мы познакомились, мне было четырнадцать, а ему девятнадцать. Я была случайно принятой в студенческую компанию вундеркиндистой школьницей, а он — начинающим кинодокументалистом из мастерской Кристи и гениальным рассказчиком. Субординация, возникшая в юности, незыблема до смерти, но статус молодой матери позволял сопротивляться: