Испытание
Шрифт:
Света божьего тогда я не взвидел. Плюнул в глаза его гадючие! Думал, сейчас пристрелят меня немцы. А они хохочут во все горло. Им это вроде представления.
Не удалось ему, Иуде, часы мои нацепить. Отобрали их немцы, да еще оплеуху ему влепили: дескать, не зарывайся, хватит с тебя и тужурки.
— Вот так-то, Юраська! Видишь теперь, что не всякий русский — русский! Хоть и горько такое говорить, а только правду и в землю не зароешь — пробьется!
Слушая Кротова, Юрась думал: "А чем мой отец лучше? Разве
— Я тот дом с забором, тот сарайчик, пока дышу, не забуду, — прошептал Кретов. — Сейчас, конечно, первое дело — разгромить гитлерюгу. А уж потом я с тем Иудой ласковым повстречаюсь, побеседую с ним! Я его и в преисподней найду!
— Где же это случилось, дядя Егор?
— Да в этом самом в Гладове и случилось. От нашего лагеря до того проклятого забора ходу, поди, часа два, не боле. Рядом живет, Каин!
СНОВА В НЕМЕЦКОЙ КОМЕНДАТУРЕ
Тимофей Петрович и Спивак встретились на другом берегу реки. Трудно было узнать секретаря райкома в исхудавшем седобородом человеке. Оттого, что Спивак так исхудал, он показался Тимофею Петровичу удивительно высоким, каким-то костлявым великаном. Только голос у него остался прежний — густой, раскатистый.
Они обнялись и молча смотрели друг на друга.
— Едва признал гебя, — заговорил Тимофей Петрович. — Бородищу какую отпустил… седую.
— Пусть седая! Мне не жениться! — загремел Спивак. — А ты, брат, тоже не похорошел, весь изморщинился!
— Не греми, Яков. Здесь тебе не бюро райкома, — Тимофей Петрович почувствовал радость оттого, что Спивак говорит по-прежнему громко.
— Черт! Привычка! Не могу привыкнуть шептаться, понимаешь, не могу!
— Надо приучаться…
— Да я же у себя дома! Ты подумай, что происходит: воры, громилы ворвались в наш дом и горланят в три глотки. А мы, хозяева, должны шептаться! Трудно мне такое выносить!
— Трудно… А мне ведь еще труднее, Яков. Сам понимаешь…
— Знаю, Тима, все знаю. — Голос Спивака теперь был тих и печален. — Тяжела твоя ноша…
— Ладно, не будем обо мне. А подумай, каково Юрасю?! Нет, не зря мы прожили жизнь, если вырастили таких орлят. Ведь что пришлось решать мальчику: "С кем ты, с отцом или с Родиной?" И мой сын, Юрась Марченко, отвечает: "Нет больше у меня отца!" Великое испытание выдержал Юрась! — Тимофей Петрович повел широкой ладонью по лицу и, опустив плечи, чуть слышно закончил: — Какой ценой выдержал! Боюсь даже думать! Жив ли мальчик?
— Жив. И мы сделаем все, чтобы спасти его. Пока лагерь не перешел в ведение немецкой полиции,
— Если бы!..
— Надейся! А Юрась твой хороший урок нам дал. Стыд и позор нам с тобой! Олухи мы, Тима!
— О чем ты?
— Мы, брат, собственной силы не знаем! Ну скажи мне, чего мы таились от Юрася?! Чего боялись?! Думали, мальчишка, ребенок, не сумеет тайну сохранить, проболтается!
— Закон конспирации, — неуверенно начал Тимофей Петрович.
— Устарел этот закон! Придется нам повиниться перед мальчишкой.
Тимофей Петрович молчал.
— Ну, с этим все! — прервал молчание Спивак. — Переходим к следующему вопросу. Война затянется. Блицкрига у немцев не получилось и не могло получиться. Партия приказывает нам развернуть партизанскую войну. Нужно готовить базу для партизанского отряда. Что ты предпринял для этого?
— Кое-что мы с Кручиной наметили. Километрах в двадцати есть подходящее место в лесной чащобе. Вокруг трясина, топь, и никаких подходов. Одни непуганые лоси вокруг бродят — живое, так сказать, продовольствие. Начнем там рыть землянки, строить склад…
— Будь осторожен. У немцев не должно быть никаких подозрений против тебя… Перехожу к очередному вопросу. Нам нужны опытные боевые командиры. Где их взять? Думал ты об этом?
— Командиры дерутся на фронте…
— А пленные — в гладовском концлагере? Там есть боевые командиры, в числе их такой, как Азарян.
— Азарян? Кто он?
— Кадровый офицер. Опытный артиллерист. Знает саперное дело. Для партизанского отряда такой человек дороже золота. Мы разрабатываем план его побега. Но как вызволить остальных?
— А если напасть на конвой? Их же гоняют в город на работы.
— Нет у нас пока что сил для нападения. Надо искать другой путь.
— Думал я об одном плане, — сказал неуверенно Тимофей Петрович. — Не знаю, выйдет ли… Очень уж он нахальный…
— Ну-ка, выкладывай!
— Хочу попробовать вырвать пленных с помощью самих немцев. Но сначала нужно иметь в лагере верного, смелого человека.
— Есть такой. Мы с ним связаны. В лагере он известен под именем Егора Кротова. Не знаю, настоящая ли это фамилия. Ему можно довериться полностью. Но скажи, что ты затеял.
— Скажу. Только сначала все сам продумаю. Как ты говоришь, "до мельчайших мелочей".
— Хорошо, делай, как считаешь лучше. Когда мы теперь увидимся?
— Встретимся послезавтра, здесь же.
— Есть. А теперь попрощаемся и разойдемся разными дорогами. Я не знаю тебя, ты не знаешь меня. И верь: Юрася мы спасем!
Военный комендант города Гладова капитан фон Зуппе не удивился появлению Тимофея Петровича. Лесник уже бывал у него.
В кабинете военного коменданта, как всегда, торчал переводчик.