Испытательный срок
Шрифт:
Стоя спиной к Сэмми, Ник смотрел в окно.
– У меня были на то свои причины.
– О! – Что ж, эти причины наверняка ее не касались.
– Если точно, причин этих было две, – к удивлению Сэмми, продолжал Ник. Она-то решила по его тону, что разговор на эту тему окончен.
Ник вернулся к креслу, стоявшему рядом с Сэмми, и снова сел.
– Одна состояла в том, что там я мог встретить кого-то, кто слышал что-нибудь о Бобе.
– Бобе?
– Бобе Барнетте. Сыне Сэма. Я… думал, я все еще надеялся, что он объявится и я получу шанс вернуть «Маверик». Это было очень глупо с моей стороны.
Сэмми
Дурацкое желание.
– А другой причиной, почему я поехал в Новый Орлеан, – продолжал Ник, – была ты.
У Сэмми перехватило дыхание. Единственное, на что она была сейчас способна, это смотреть и смотреть на Ника, желая… желая столько всего одновременно. Ей хотелось быть где-нибудь подальше отсюда и не слышать последних слов Ника. Ей хотелось верить в то, что он говорил. Ей хотелось, чтобы они никогда не ездили в Новый Орлеан. И чтобы сейчас они были по-прежнему там.
– Мы уже поговорили о деле, Сэмми. Теперь пора поговорить о нас, о наших личных делах.
Сэмми боролась с собой. Она не должна этого делать, не должна слушать человека, обвинившего ее в том, в чем обвинил ее Ник. Неважно, хотел он этого или нет. Он сказал это, и достаточно.
Сэмми понимала, что не может общаться с Ником по неофициальным вопросам. Но Сэмми чувствовала, что постепенно тает под взглядом этих ярко-голубых глаз. Сколько же времени пройдет, прежде чем Ник щелкнет пальцами, а Сэмми станет прыгать так, как ему нравится, прежде чем перестанет жить своей собственной жизнью, думать своей головой и станет просто продолжением Ника? Прежде чем сама ляжет на пол, чтобы он вытирал о нее ноги?
И сколько времени пройдет, прежде чем Сэмми надоест ему?
– Нет никаких «нас», – сказала Сэмми.
– Нет, есть, – тихо сказал Ник. – И ты знаешь, что есть.
Сэмми закрыла глаза.
– Нет, этого не может быть.
– Это может быть, – с жаром сказал Ник. – Тебе нужно только сказать «да».
Сэмми открыла глаза и посмотрела на Ника.
– Сказать «да» чему? Пошлому тайному роману в обеденный перерыв? Или же ты предпочтешь, чтобы я оставила работу и стала твоей содержанкой?
У Ника задергалась жилка на подбородке.
– Ты знаешь, что я не имел в виду ни то, ни другое. Все, что я прошу, это дать нам шанс, Сэмми. Ведь в ту последнюю ночь в Новом Орлеане оба мы пережили незабываемые ощущения. Я хотел бы…
Сэмми почувствовала, что ее тянет к этому человеку, она хочет его, скучает по нему. Если позволить Нику продолжать, неизвестно, на что она даст себя уговорить, поэтому Сэмми остановила его.
– Тебе хотелось бы, чтобы все вокруг продолжали обсуждать, что я сплю с тобой, чтобы сохранить работу?
Ник вскочил с кресла и схватил Сэмми за руки, не давая ей встать.
– Черт, ну и упрямая же ты! Что для тебя важнее? Все, что может быть между нами, или что могут подумать люди?
Отпустив
– Если ты думаешь, что я позволю распространиться этой сплетне… если тебя больше заботит, что подумают другие, а не что подумаю я, тогда забудь обо всем. Я не хочу быть на десятом месте, после работы, после мнения каждого встречного-поперечного. Я, черт побери, хочу быть первым. Я люблю тебя. Я думал, что и ты чувствуешь то же самое. И что именно поэтому произошло все, что было между нами в Новом Орлеане. Теперь вижу, что был не прав. Ты так же скупа в чувствах, как и в деньгах. Надо было мне понять это сразу.
Сэмми задохнулась от возмущения.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, – глаза Ника стали злыми, лицо непроницаемым, – что ни любовь, ни деньги не приносят счастья, если копить их про запас. А ты рискуешь остаться в один прекрасный день ночью посреди улицы, но не хочешь потратиться на новую машину. Ты отрицаешь свои чувства ко мне вместо того, чтобы дать нам шанс попробовать. Ты просто трусишь, Сэмми.
В глазах Ника Сэмми видела боль, ярость, укор. Она не могла больше этого вынести! Сэмми выбежала из кабинета.
Достав еще один бумажный платок, Сэмми вытерла нос. Коробочка с платками почти опустела, и неудивительно. Ведь сегодня была уже суббота, а значит, Сэмми проревела полтора дня. И после всего этого нужно было еще объяснить самой себе, почему она, собственно, плачет.
– Потому что я потеряла Ника, – прошептала Сэмми в темноту.
«Ты оттолкнула его».
Снова этот голос! Ее собственный, на сей раз в этом не было сомнений.
Нет, она не оттолкнула Ника, она просто убежала сама. Сэмми не могла дать ему того, о чем он просил.
«А о чем он просил?»
Он хотел, чтобы Сэмми сделала себя уязвимой для боли. Она не могла на это пойти. Не могла подарить себя Нику, позволить себе любить его, а потом смотреть, как он устает от нее и уходит к другой женщине. Сэмми не перенесла бы этого.
«Но ведь он просил вовсе не об этом».
Нет, подумала она с грустной улыбкой. На словах он действительно просил не об этом. Он был уверен, что просит только любви Сэмми. И сам не понимает, что Сэмми уже любит его и очень этим напугана. Только за последние три года ей удалось наконец вырасти, стать взрослой, научиться мыслить и действовать самостоятельно. А если она позволит себе любить Ника, все кончится тем, что Сэмми просто станет его продолжением, его тенью, всегда ожидающей на заднем плане, когда он вспомнит о ней и поманит.
Сэмми резко выпрямилась. Неужели она действительно позволит этому свершиться? Неужели снова станет тем бесформенным, аморфным существом, каким была много лет?
Ответ пришел мгновенно. Нет, никогда!
И если Ник действительно любит ее, то не станет ни просить об этом, ни желать этого.
По щеке Сэмми скатилась еще одна слеза. Да, Ник сказал, что любит ее, но как сказал? Не прошептал нежно ей на ухо, не объявил громко и гордо, а словно выплюнул эти слова в порыве гнева.
И неудивительно. Ник раскрыл ей свое сердце, попросил Сэмми о любви, а что сказала она? Боже! Несла какую-то чушь о том, что могут подумать на заводе.