Испытательный срок
Шрифт:
— Я знаю, — кивнул Бармин и снова вздохнул. — Задумался… Это же как любить надо, чтобы вот так запросто…
— Сильно, — неуклюже брякнул Мишка. На что бы такое перевести разговор, пока Андрюха окончательно не скис? — Дедок-то крепкий, а? Против таких чар выдержал!
— Я читал, что так бывает, — оживился Бармин. — Когда без артефактов чары сбрасывают, даже серьёзные. Воля должна быть железная…
— Воля волей, а цепочку лучше не снимать.
— Это да. А Костя не носит вот, — припомнил Андрюха. — Хотя Александр Михайлович лично на всех заказывал.
— Ну, может, другая какая-нибудь фигня есть, — пожал плечами Мишка. — Как у Макса. Хотя Макс и цепочку
— Костя говорит, что отсутствие поблажек дисциплинирует, — сообщил Бармин.
— Костик строгий слишком, — Старов снял машину с сигнализации и приглашающе качнул головой. Андрюха резво оббежал капот и забрался на пассажирское сидение. — Он сам к себе очень требовательный, вот и думает, что все остальные — как он.
— Он добра желает, — резонно заметил Андрей. — Уже, наверное, пришёл дежурить. Я ему позвоню.
— Ага, давай, — Мишка осторожно тронулся с места, вертя головой, как бдительный сурикат. — Тебе в офис за чем-нибудь надо?
— Вроде бы нет.
— Тогда по домам, — решил Старов. — Шефу потом отчитаемся.
Андрюха, как всегда, был полностью с ним солидарен.
XXVII. В здравом уме
Тонкая полоска света наискось перечеркнула комнату и легла на край разворошённой постели. Беспорядок, неуклюжий и безыскусный, на фоне выдержанной в безупречном минимализме комнаты казался чудовищно грубой заплаткой. Ксюша плеснула в стакан воды из почти пустого графина и выпила в несколько жадных глотков, потянулась за пультом от кондиционера. Будильник равнодушно показывал полпятого утра; сна совсем не осталось, сколько ни кутайся в осточертевшее одеяло и не переворачивай отвратительно тёплую подушку. В пору посменных дежурств время сливается в один сплошной поток, который стрелки на циферблате нарезают на мелкие равные частички. Если задёрнуть плотнее тяжёлые шторы, вовсе не понять, день сейчас или ночь.
Ксюша забралась с ногами в ближайшее кресло и прижалась спиной к упоительно холодной кожаной спинке. Телефон приветствовал её пустым экраном; ещё бы, в такую рань не спит разве что дежурный Чернов. Можно было бы набрать и ему, если бы не уверенность, что ничего хорошего он не скажет. Никаких дел у Ксюши к Косте нет, а просто так выговориться — это точно не по его части. Палец замер над номером, подписанным «Мой». Впору в очередной раз удалять. Удивительно до смешного, как по-разному всё начинается и как одинаково заканчивается. Одним и тем же вопросом: «Почему ты не можешь, как все?» Наверное, услышав его снова, она что-нибудь разобьёт о голову, в которую придёт светлая мысль это выяснить. Что ж, ещё одному человеку офицер Тимофеева ни за что больше не позвонит с невысказанной просьбой выслушать и успокоить.
Утреннее солнце остро сверкнуло на тиснённых золотом буквах. Толстый фолиант по практической магии, бережно заложенный резной металлической пластинкой, уже четвёртый день делал всё, что мог, чтобы отвлечь Ксюшу от назойливых мрачных мыслей. Она одолжила его месяц или полтора тому назад, но всё никак не могла как следует засесть за учёбу. Понадобилась прошлая пятница, чтобы хватило силы воли вновь загнать себя за учебники. Ксюша рассеянно погладила видавший виды корешок. Книги — это прекрасно, это полезно и интересно, особенно если речь о таких редкостях, но сейчас хочется к людям. К людям, которые в такую несусветную рань досматривают десятый сон…
Ксюша снова схватилась за телефон. Не у неё одной сбился привычный распорядок дня, а если и нет — сообщение не звонок, вряд ли разбудит. «Не спишь?» — такое себе начало
«Давай в Филёвском парке через полчаса». Вздумай она написать Мишке, тот принялся бы квохтать и многословно беспокоиться о душевном спокойствии коллеги; не фальшиво, нет, просто слишком назойливо. Чернов отчитал бы, а Макс — просто не понял. Косметичку и шкатулку с украшениями Ксюша проигнорировала, ограничившись только обычной защитной амуницией. Чёрт знает, зачем; должно быть, по въевшейся за последние два года привычке. Отражение в зеркале сливалось с затопившим комнату полумраком; Ксюша рывком отдёрнула портьеры, впуская в дом ласковый утренний свет, и вернулась к гардеробу. Мешковатые джинсы, простенькая летняя рубашка, скорее удобная, чем красивая. На работу Ксюша так не явилась бы, но на работу сейчас и не надо.
Идти до парка — минут десять по пустынным улицам, мимо вхолостую меняющих цвета светофоров. Знакомая машина обогнала Ксюшу в сотне метров от сереющих среди буйной зелени арок главного входа. Запоздало укусила совесть. Если бы не треклятые дежурства, было бы проще… Или не было бы: в кабинете всегда ошивается кто-нибудь лишний.
— Привет, Слав, — Ксюша виновато улыбнулась. Коллегам улыбаться легко; проще, чем отражению в зеркале. — Извини, что выдернула.
— Всё равно скоро в Управу ехать, — отмахнулся Зарецкий и тут же обеспокоенно спросил, понизив голос: — Что такое, дурные сны?
— Нет, не сны, — какие уж тут сны, когда после дежурства сначала с ног валишься от усталости, а потом, наоборот, не можешь сомкнуть глаз! — Мысли, скорее… Страшно на работе трубку взять. Едешь на вызов и думаешь… всякое…
— Понятное дело, — кивнул Ярик. Ксюша тайком перевела дух. Хорошо, когда не нужно объяснять. — Хочешь, поговорю с шефом? Мы как-нибудь на троих твои смены поделим.
— Хорошо, что Костя тебя не слышит, — дурацкая улыбка сама собой тронула губы.
Мимо пронёсся, отдуваясь и грохоча музыкой в плохоньких наушниках, ранний бегун. Ксюша проводила его рассеянным взглядом. Мишка сбрасывает стресс спортом; может, и ей попробовать? Помогли бы в пятницу навыки легкоатлета?
— Костя на моей памяти не сталкивался со смертью, — спокойно заметил Ярослав.
— А ты? — ляпнула Тимофеева и тут же прижала ладонь к губам. — Ой, прости, я не подумала…
— Всё в порядке, — заверил коллега. — Пятница — полностью моя вина, не бери её на себя. Нельзя на таком зацикливаться, иначе очень быстро с ума сойдём. С нашей-то работой.
Он уже говорил это в прошлый раз и уже выслушивал её путаные возражения, утонувшие в итоге в горячих стыдных слезах. По второму кругу не хочется; не располагает ни странное настроение, ни юное жизнерадостное утро.
— Клумбы здесь симпатичные, — заметила Ксюша, кивнув в сторону пёстрых красно-жёлтых цветников. — Хоть за городскими парками надзор присмотреть в состоянии…
— Они и за лесами неплохо присматривают, — рассудил Ярослав. — Другое дело, что против тени им без нас ничего не поделать. А клумбы ярковаты, по-моему.
— Мне нравится тёплая гамма, — Ксюша нервно сцепила руки за спиной. — Против тени и нам сложно что-то сделать… Я справочники прошерстила, жуть какая-то.
— Точно, — Зарецкий сдержанно усмехнулся. — Тени — это прямо моё. Одна как-то до полусмерти напугала, долго потом кошмары снились.