Исследование истории. Том II. Цивилизации во времени и пространстве
Шрифт:
Как правило, потребность в кодификации достигает своей высшей точки в век, предшествующий социальной катастрофе, долгое время спустя после того, как миновал пик достижений в юриспруденции, и когда законодатели этого времени безвозвратно бежали с поля проигранной битвы с неуправляемыми силами разрушения. Сам Юстиниан не раньше восстал против Судьбы и бросил ей в лицо впечатляющие баррикады своего Corpus iuris, чем был заставлен безжалостными гончими фурий бегать, играя в «зайца и собак» [405] , вынужденный разбрасывать на ходу предательские листы своих Новелл [406] . Однако с течением времени Судьба склонна благожелательно обходиться с кодификаторами. Ибо мед восхищения, от которого их оскорбленные предшественники, жившие в лучшие времена, несомненно, отказались бы, был бы принесен в жертву их теням потомством, слишком далеким, слишком варварским и слишком сентиментальным, чтобы оно было способно дать правильную оценку их работе.
405
Имеется
406
Новеллы (от лат. novellae leges — «новые законы») — законы, изданные после официальной кодификации права (например, после выхода Кодекса Феодосия и до 472 г. н. э.). Новеллы Юстиниана и его преемников, вышедшие после второго издания Кодекса Юстиниана, составили позднее часть свода римских законов (Corpus iuris civilis).
Однако даже это некритически восхищающееся потомство обнаруживает, что освященные кодексы не могут быть использованы до тех пор, пока они не преобразованы. Когда мы говорим «преобразованы», то имеем в виду нечто очень похожее на изменение, которое претерпел шекспировский Моток, когда Питер Клин воскликнул: «Господь с тобой, Моток! Господь с тобой! Тебя преобразили!» — после того как он увидел, что у его друга ослиная голова [407] . За Юстиниановым царствованием немедленно последовала лавина ломбардских, славянских и арабских нашествий. Точно так же в последней фазе существования империи Шумера и Аккада напряженная работа Хаммурапи по политическому и социальному освоению долины Сеннаар столь же незамедлительно была размыта касситским вторжением с возвышенностей. Когда Лев Восстановитель [408] и его преемники после фактического междуцарствия, длившегося 150 лет, принялись за восстановление Византийской империи, они нашли более подходящие материалы в Моисеевом Законе, нежели в Юстиниановом Corpus iuris. В Италии же надежды на будущее были связаны не с Corpus iuris, а с Уставом св. Бенедикта.
407
Эпизод из комедии У. Шекспира «Сон в летнюю ночь» (действие 3, сцена 1). Имена героев даны в пер. М. Л. Лозинского.
408
Лев I Восстановитель (ок. 400-474 гг.) — византийский император в 457-474 гг. По происхождению фракиец. Был возведен на престол верховным военачальником Аспаром, которого затем сместил с помощью исавров. Стремился восстановить единство Римской империи. Его попытки навязать ортодоксальное христианство потерпели неудачу. Поражением закончился также его поход против вандалов (468 г.).
Так умер и был погребен Кодекс Юстиниана. Однако он вновь вернулся к жизни, примерно четыре столетия спустя, в юридическом ренессансе XI в. в Болонском университете. Из этого центра и с этого времени он распространял свое влияние во все концы расширяющегося западного мира, выходившего далеко за пределы мира, известного Юстиниану. Благодаря способности Болоньи к интеллектуальному «холодильному хранению» в «темные века», версия римского права была «доставлена» в современную Голландию, Шотландию и Южную Африку. В православно-христианском мире Corpus iuris пережил менее суровое испытание, пребывая в бездействии в течение трех столетий в Константинополе и вновь появившись в X в. христианской эры в качестве Кодекса, которым Македонская династия [409] заменила Моисеево законодательство своих сирийских предшественников VIII в.
409
Македонская династия — династия византийских императоров в 867-1056 гг. Основана Василием I (867-886), выходцем из македонских крестьян. Основные представители: Лев VI, Константин VII, Василий II.
Мы не будем останавливаться на описании проникновения римского права в обычаи тевтонских варварских государств, у которого впереди не было будущего. Гораздо более важным и поразительным является его тайное, не признаваемое открыто, однако безошибочное проникновение в исламское право арабских завоевателей бывших римских провинций. Два элемента, сочетавшиеся здесь, были даже еще несовместимее. Результатом их смешения явилось создание не просто местного нрава варварского государства, но экуменического права, которое должно было служить нуждам восстановленного сирийского универсального государства. Пережив надлом этой политической структуры, оно должно было определять и формировать жизнь исламского общества, которое после падения халифата продолжало расширяться до тех пор, пока ко времени написания его владения не распространились от Индонезии до Литвы и от Южной Африки до Китая.
В отличие от своих тевтонских двойников, первобытные арабы-мусульмане подверглись резкому изменению своего традиционного архаического образа жизни еще до того, как испытали дополнительное потрясение, вызванное неожиданной переменой
Для юриста, ищущего правовой пищи, Коран был действительно каменистой почвой. Те главы, которые относятся к неполитическому мекканскому периоду миссии Мухаммеда, предшествовавшему хиджре, давали гораздо меньше материала для юриста-практика, чем он мог бы найти в Новом Завете. Они содержали немногим больше, чем решающее в религиозном смысле и настойчиво повторявшееся заявление о единстве Бога и обличения политеизма и идолопоклонства. Главы, созданные впоследствии в Медине, как могло показаться на первый взгляд, были более многообещающими. Ибо в хиджре Мухаммед достиг при жизни такого положения, которого не достигал ни один из последователей Иисуса вплоть до IV в. христианской эры. Он стал главой государства, а его изречения с этого времени в основном касались общественных дел. Однако было бы, по крайней мере, столь же трудно извлечь всестороннюю систему права даже из мединских сур, не прибегая к постороннему подкреплению, сколь и проделать тот же самый юридический трюк с Посланиями св. апостола Павла.
В этих обстоятельствах люди действия, создавшие Арабский халифат, позволили теории рискнуть и прибегнуть к внешней помощи. Они вышли из положения при помощи здравого смысла, аналогии, единодушия и обычая. Они брали то, чего хотели, там, где только могли это найти, и если набожные люди могли предположить, что это сошло прямо с уст Пророка, то тем лучше. Среди награбленных таким образом источников римское право занимало важное место. В некоторых случаях они заимствовали прямо из этого источника в его провинциальной сирийской версии. Однако, возможно, еще чаще римское право достигало ислама через посредство евреев.
Еврейское право, за которым ко времени мухаммедовской хиджры уже была такая долгая история, возникло, подобно исламскому шариату [410] , как обычная варварская практика кочевников, которые ворвались из степей Северной Аравии в поля и города Сирии. Для удовлетворения той же самой потребности в неожиданном и резком изменении социального окружения примитивные израильтяне, подобно примитивным арабам, прибегли к помощи уже существующего права умудренного опытом общества, которое они нашли в Земле обетованной.
410
Шариат (араб, шариа, букв. — «надлежащий путь») — свод мусульманских правовых и теологических нормативов, провозглашенный исламом вечным и неизменным плодом божественных установлений.
Хотя Декалог [411] , по-видимому, был чисто древнееврейским созданием, следующая часть израильского законодательства, известная ученым как Свод законов Завета {89} , выдает заимствования из Свода законов Хаммурапи. Этот приток законов из шумерского права в законодательство, установленное, по меньшей мере, девятью столетиями позднее в одной из местных общин нового сирийского общества, свидетельствует о глубине и долговечности корней, которые шумерская цивилизация пустила на сирийской почве в течение тысячелетия, окончившегося в поколении Хаммурапи. В течение примерно тысячелетия, последовавшего за этим, произошел ряд беспорядочных социальных и культурных революций, однако шумерское право, воплощенное в Своде законов Хаммурапи, оставалось в силе среди потомков сирийских подданных или сателлитов Хаммурапи. И действовало оно с такой силой, что запечатлелось на незрелом законодательстве древнееврейских варварских завоевателей Ханаана.
411
Декалог — десять заповедей Ветхого Завета, данных Богом Моисею на горе Синай.
Войдя таким образом в право варваров, среда которых явилась инкубатором высшей религии, шумерское право, подобно римскому, оставило более значительный след в истории, чем когда оно влияло на варваров, чьим уделом было бесславное исчезновение, обычное для их рода. Ко времени написания шумерское право все еще являлось живой силой благодаря Моисеевой редакции. С другой стороны, исламский шариат не был ни единственным, ни самым живым носителем римского права к этому же самому времени. В XX в. христианской эры главными прямыми наследниками римского права были каноны восточно-православной и западно-католической христианских Церквей. Таким образом, в области права, как и в других областях социальной деятельности, главным институтом, получившим основную выгоду от создания универсального государства, был институт, созданный внутренним пролетариатом.