Исследование взаимоотношений в Российской Армии
Шрифт:
Конечно, высокий социальный статус или особый род работы накладывают большую ответственность. Реально же, эту ответственность в действительно большей степени несут занятые работой особого рода солдаты. С офицера взятки гладки. Офицеров стараются особо жестоко не наказывать, чтобы соблюсти как можно больше интересов: если офицеров начнут наказывать, даже наказывающие их офицеры могут рано или поздно оказаться на их месте, что понимает всякий и что никто не приемлет. Моменты в истории, когда наказания действительно жестоки и следуют за дело независимо от социального статуса, бывают не так уж часто и связаны с судьбоносными явлениями в жизни общества.
В армии социальный статус оголён до предела. Положение определяется социальной позицией индивида внутри армии, его социальной
Дрессировка
Когда человек оказывается в армии, он вырывается из всех устоявшихся социальных связей. Это лишает его всех способов защиты от произвола других людей. Имеется в виду социальная защита.
Социальные способы защиты обеспечивают некоторый баланс в обществе, ограничивая произвол одних людей по отношению к другим, корректируя первобытные приёмы организации людей. Первобытные способы слишком примитивны и не могут обеспечить существования социальной организации таких огромных масштабов, как общества.
В привычной обстановке человек владеет несколькими способами защиты: официальные способы, такие как суд, право, органы государственной власти; связи на всех уровнях социальной иерархии, особенно на своём уровне, к которому он сам принадлежит; знакомства, в том числе в органах официальной защиты; друзья, которые вообще могут быть кем угодно, но помогут всегда и во всём, пойдут до конца. Говоря о социальной защите, необходимо иметь в виду, что её же способами осуществляется нападение. В общем, эти способы позволяют человеку устраивать свою жизнь в условиях общества – позволяют выживать и поддерживают жизнь общества как целого.
Но вот человек оказывается вырван из естественной среды обитания. Он сразу пытается наладить связи, создать вокруг себя сносную среду обитания, максимально приближенную привычной. Однако получающаяся среда, какой бы она ни была дружественной, даёт гораздо меньше возможностей, чем имеется на гражданке. Это сильно угнетает и, наряду с другими факторами, вызывает стремление поскорее вернуться домой, в привычную среду. Меньшее количество возможностей здесь проявляется абсолютно во всём: в степени свободы, в карьерном росте, в гарантиях выживания, в масштабах связей и даже в заведении семьи; здесь также процветает мучительно давящая на психику и на человека вообще социальная иерархия. В повседневной гражданской жизни социальное неравенство отражается на человеке в меньшей степени, так как там оно распылено, а не кристаллизовано в первозданной чистоте.
Попав в подобные условия, человек обращается к привычным социальным методам защиты и нападения. Но по первости он может рассчитывать только на себя самого, а также на друзей – старых или новоприобретённых. Потихоньку налаживаются связи в ключевых для выживания в армии структурах (столовая, штаб, соседнее подразделение и др.), однако процесс этот может здорово затянуться в армейских условиях. Некоторые так и не удосуживаются завести полезных знакомств и сидят безвылазно в казарме; им даже еду приносят из столовой молодые, рискуя получить хороший нагоняй и по морде.
Но даже связи в армии не могут сделать некоторых вещей. Это объясняется в первую очередь тем, что знакомства и дружеские отношения устанавливаются, как правило, в рамках своего уровня иерархии. Дружба солдата и офицера суть исключение из разряда фантастики, а солдата и высшего офицера и вовсе невозможна. Поэтому здесь социальное неравенство и действия вышестоящих начальников перекрывают соответствующие действия знакомых и товарищей. Привычные методы защиты пробуксовывают; люди остаются игрушкой в руках бушующей социальной иерархии.
Так что такой закон армейской жизни, как необходимость солдату (офицеру) служить как можно дальше от дома, обеспечивает максимальное вырывание его из привычной канвы жизни, и, как следствие, растерянность и частичную утерю человеческого достоинства.
Теперь солдат вполне готов для дрессировки. Причём не просто «обучения» или «воспитания личного состава», как это официально называется, а именно дрессировки. Посредством самых эффективных психологических и физических приёмов (также направленных на воздействие на психику) в человека вбивается необходимость дисциплинированно преклоняться перед социальным статусом и приказом. Из этой связи отнюдь не выходит особняком некий Устав: он органически входит в данную связь, и верховенство социального статуса и приказа буквально пронизывает его насквозь – фактически он является конкретизацией и развитием этих двух краеугольных камней армейской жизни.
Какую именно форму стараются придать человеку в армии? Форму идеально умеющего приспосабливаться к жизни и жить в своё удовольствие социального индивида, правда жёстко ограниченного в этом приказом, социальной иерархией и уставными требованиями к дисциплине и образу жизни. Он должен усвоить социальную иерархию, смириться с ней и научиться преклоняться перед вышестоящими, а также перед исходящими от них распоряжениями – приказами. Такой социальный индивид должен отличаться сильно развитым социальным эгоизмом, т.е. эгоизмом в самых принципиальных вопросах материального благополучия, тогда как в незначительных мелочах он может проявлять великодушие и щедрость (особенно на словах). Единственный недостаток такого существа в его приспособленности только к коммунальному аспекту социального бытия, причём, в специфически армейском духе; деловой аспект чужд ему в самих основах.
В дрессировке заключается причина, почему в органы, да и вообще в большинство структур, где требуется жёсткая дисциплина, стараются брать только после прохождения армии. Прошедший армию, как правило, уже выдрессирован адекватно требованиям данных структур, где, как и в армии, основное требование – уважать и боготворить социальный статус и приказы.
Вообще-то официально военнослужащий дрессируется только свято блюсти приказы, социальную иерархию и быть по-армейски дисциплинированным. Того же хотят от военнослужащего и офицеры, начиная со среднего звена – им это положено по статусу, так как с повышением социального статуса растёт для человека и роль официальности (официальных ритуалов и речей) в его жизни и деятельности. Однако в глубине сознания такие офицеры прекрасно понимают, чему учится военнослужащий помимо официальных требований. Для младших же офицеров требование, чтобы военнослужащие учились только этой самой приказной дисциплине, подчинению и соблюдению требований уставов, не более чем заветная мечта, к тому же сокрытая глубоко в душе. Все военнослужащие от солдат и до высших офицеров прекрасно понимают, что рука об руку с официальной дрессировкой идёт обучение игнорированию приказов и уставной дисциплины, очковтирательству, халтуре, уходу от работы и другим социально полезным для каждого человека качествам, делающим его жизнь немножечко легче. Конечно, этому обучают уже не офицеры; солдат в этом отношении обучается на собственном опыте, всем ходом его армейской жизни. Иногда кое-что он может усвоить под руководством сержантов или старослужащих, фрондирующих с офицером и заставляющих поэтому солдат выполнять приказ «по-минимуму»; кроме того, у старослужащих и сержантов на солдат могут быть свои виды – по их мнению, молодым солдатам нужно не выполнять дурацкие приказы, а обслуживать своих дедушек или сержантов.
Все эти негативные качества можно назвать оборотной стороной армейской жизни, её краеугольных оснований (приказов, иерархии, коллективного образа жизни, устава, армейской дрессировки). Они столь же естественны, так как, обучаясь следовать приказам и уважать иерархию, солдат неминуемо учится обходить требования к нему, уходить от их выполнения и выполнять их «на-отвяжись». Дедовщина, равно как и навязывание уставной дисциплины, помогает сдерживать эти негативные проявления в допустимых пределах, но не искореняет совсем.