Истен
Шрифт:
Его губы тронула хитрая улыбка. Она подошла ближе.
– Никто не пострадал? Ущерб нанесли только имуществу? Когда ты перестанешь так легко верить всему, Кайл?
Ее голос медленный, вкрадчивый, мелодичный. Когда она хочет внести смятение, она это делает.
– Моего отца, обнаружили без сознания на тротуаре перед домом. Жив, к счастью, но возможно сотрясение. На него
Гвэн замолкла. Собирается что-то еще сказать. А я в недоумении. Почему об этом никто мне не доложил?
– Может, раньше они не нападали на людей, то сейчас что-то изменилось. Просто имей это в виду, – Гвэн мягко похлопала меня по плечу и собралась уходить.
Ей удалось, сбить меня столку.
– Гвэн…
Прозвучал трехкратный сигнал. Мы вскинули головы к динамикам. Меня обдало холодом, и к горлу подкатила тошнота. Знакомое чувство, когда я слышу этот сигнал. И прежде чем, понял к чему это, Гвэн довольным голосом сообщила:
– Собираются казнить повстанца.
Я бросился к камере Тома. Нет. Нет. Нет. Не может быть. Отец сказал, что это я должен отдать приказ, как только посчитаю нужным. Не может же он…
Дверь в камеру открыта настежь. Я хватаю ртом воздух и пытаюсь удержаться за стену. Искры мельтешат перед глазами, мешая здраво думать. Куда дальше? Выхватывать Тома из рук гвардейцев? Меня тут же повяжут. Все коридоры, где ведут заключенного, блокируются. Так всегда. Я смогу добраться либо до места наблюдения или же до отца.
Абсурд.
Что произошло.
Пульс бешено бьется, я бегу. Образовавшийся лабиринт привел меня к лестнице. Путь только вниз. Отдышаться бы. Я хватаюсь за бок и пытаюсь сдержать рвотный позыв.
Черт черт черт.
Дверь на первом этаже открылась. Я попал в помещение с панорамными окнами. Здесь два кожаных кресла. Мне стало дурно. Я понимаю зачем это. Никогда не был здесь. Никогда не смотрел казнь.
А отец…
Сделал комфортную комнату для этого.
– Кайл?
Он вдруг оказался справа, держа в руке стакан с виски. Торжествующе улыбается. Я не могу вымолвить ни слова. Тяжело
– Сын, мне хватило в нашей семье мягкосердечного ребенка. Ох, какое счастье, что она не наследница. А вот ты, – он указал пальцем руки, которой держит стакан. – Ты разочаровал меня.
Мне хочется просто упасть в кресло и закрыть глаза.
Никогда.
Никогда.
Он так никогда не говорил.
– Да как такое могло произойти, Кайл? Пожалеть повстанца? Просить меня дать ему шанс? – отец сорвался на крик и отправил стакан в стену. – Что такого наговорил этот ущербный, что теперь я не узнаю своего сына?
– Ты же не станешь отрицать про Арлен, – злобно прошептал я.
– Ну раз ты знаешь, то нет. Не стану. Но ты должен понимать. Это была вынужденная мера.
– Отец! – воскликнул я. – Не все они враги! Многие такие же люди…
– Заблуждаешься, сын, – отец резко подошел ко мне, тыча пальцем в лицо. – Поверь, самые миролюбивые на первый взгляд и незначительные, способны обрести над тобой власть. Подчинить себе.
Отец вдруг раскраснелся. Мне на миг показалось, что ему это знакомо. Будто кто-то имеет над ним власть.
– Это будет тебе уроком.
Сказал он вслед, а я бросился за ним. Меня оттеснили двое гвардейцев и оттолкнули на пол.
Дверь закрылась. Я один. В удушающей тишине. Не хватает воздуха. Встаю, откашливаюсь, бросаюсь к двери. Но она часть стены и нет ничего, что могло бы открыть ее.
Он так решил.
Запереть меня здесь.
Я беспомощно бью кулаками. Кричу как никогда прежде.
Меня привел в чувства только жуткий, прерывистый сигнал.
Начинается.
Начинается.
На ватных ногах кинулся к окнам.
Сколько людей.
Вся прислуга и приглашенная элита.
Казнь повстанцев – это зрелище.
Я ничего не слышу. Комната изолирована. Но люди гневно кричат и вскидывают кулаки. В их глазах столько ярости к человеку, который подобного не испытывает.
Я вижу Тома.
Взгляд опущен, но лицо спокойное.
Не скорбит. Не тревожится.
Конец ознакомительного фрагмента.