Истерли Холл. Раскол дома
Шрифт:
Не хотелось бы упускать такую возможность.
Послышался голос Рона:
– Эй, лодырь, иди сюда. Ты нам нужен.
Тим оглянулся. На губах сэра Энтони появилась улыбка.
– Идите, молодой человек. И молчок! Мир – странная, очень старая игра, и лучше будет, чтобы это осталось между нами. Не нужно, чтобы кто-нибудь вставлял нам палки в колеса, а некоторые в Германии не склонны «протягивать руку». Так, во всяком случае, говорит Хейне.
Тим сунул конверт в карман.
– Звучит как стоящий проект, сэр Энтони. Возможно, проект терапии с лошадьми, который придумала Брайди, можно было
Сэр Энтони улыбнулся.
– А, раз уж вы об этом заговорили. Должен признаться, я нахожусь под сильным впечатлением от результатов, достигнутых юной Брайди. Произошло много всего хорошего.
В какой-то момент он, казалось, погрузился в собственные мысли и направился в сторону Холла. Потом остановился и обернулся.
– Благодарю вас, Тим. Помните, это должно остаться между нами.
Тим смотрел, как он дошел до дороги, посыпанной гравием, и услышал хруст его шагов. Рон снова позвал его:
– Хватит увиливать! Иди сюда, лентяй.
Возвращаясь к тентам, Тим услышал ржание Скакуна. Ведь ему уже не придется увидеть его снова, как и всех остальных. Если он решится переехать в Берлин, так и будет. Он замедлил шаги. Что же делать?
Его мысли прервал чей-то отдаленный смех. Полковник Поттер и герр Бауэр возвращались от дальней изгороди. Они были похожи на старых друзей. Он обрадовался. В конце концов, не только семья может быть поддержкой. Есть же друзья. Он вошел под навес и остановился. О чем он думает? Нет здесь у него никакой семьи. Он должен об этом помнить.
Гарри позвал его из-под навеса.
– Чем быстрее мы закончим, тем раньше сможем приложиться к пиву, Тим. Я распорядился насчет койки для тебя. Завтра в поезде проспишься.
Да, вот это действительно то, то надо: напиться так, чтобы вся эта круговерть в голове остановилась.
Глава 4
На следующее утро Джек и Грейс стояли на платформе вокзала Госфорна, ожидая Тима. Они приехали задолго до отправления поезда и понимали, что им придется ждать Тима, но дома, в Истоне, оба чувствовали себя слишком напряженно. Здесь, в маленьком торговом городке, в воздухе не чувствовался запах серы от куч угольного шлака, не гудели лебедки, не слышно было стука сапог шахтеров, идущих на работу. Как и всегда, возникало ощущение, что здесь совсем другой мир.
Джек расслабил плечи, разжал стиснутые челюсти. Его сын отбывает в Германию, чтобы остаться там с Милли и Хейне, политические взгляды которого Джек презирал. Сын вступил в Британский союз фашистов, политические взгляды которого он не признавал. Сын уезжает, чтобы увидеть свою мать, которую Джек… Так, хватит.
Воспоминания о вчерашних выкриках Брайди эхом повторялись у него в голове, и опять начали напрягаться плечи, сжиматься челюсти, но усилием воли он снова заставил себя расслабиться. Боль племянницы – это и боль Грейси, и его собственная, ее страхи были их страхами, ибо мысль о вероятности потерять его была невыносима.
Не в силах дольше стоять на месте, он начал ходить взад-вперед по перрону. Грейси шла рядом, держа его под руку. Они прошли мимо носильщика с тележкой, нагруженной деревянными ящиками. В ящиках ворковали почтовые голуби. Носильщик поставит ящики в поезд, а выгрузят их где-то
Его отец, бывало, с секундомером в руке стоял у голубятни в саду рядом с их домом, расположенным неподалеку от Истона, вблизи холма у Корявого дерева. Тяжко было раздавать голубей после похорон. Тим, Джеймс и Брайди, казалось, никогда не перестанут плакать. А потом то же самое было, когда их бабушка умерла. Хорошо, что родителей больше нет, потому что как бы тогда они приняли решение Тима? Возможно, сказали бы, что почтовые голуби всегда возвращаются, поэтому не надо волноваться.
Грейси сказала:
– Все эти годы он был с нами. Будет правильно и справедливо, если теперь он будет радовать свою маму и ее жениха.
Как Джек любил ее в этот момент! Больше, чем когда-либо в своей жизни, а это о многом говорило. Он остановился, повернулся к ней и крепко прижал к себе, положив подбородок ей на голову. Сегодня она была без шляпы – признак растерянности и страдания.
– Господи, Грейси, ты и мама заменили ему родную мать, а сейчас ты говоришь так мужественно и справедливо. Ну а я бы просто поехал туда и дал бы этой нацистской сволочи в глаз. Милли, может, и рада его увидеть, но парень – мой сын.
Грейс прислонилась к нему, и вместе они слушали, как воркуют голуби, а потом она сказала:
– Нет, Джек, тут ты ошибаешься. Тим принадлежит самому себе. Он наделает ошибок, не раз пойдет по неверной дороге, как это было с большинством из нас. Но он найдет свой путь, он не глуп.
– Но…
Она продолжала:
– В нем не течет наша кровь, но его много лет окружали члены наших семей, и он не забудет этого. А если забудет, что-нибудь обязательно ему напомнит. Он сейчас взбудоражен – слишком велика разница между нами и ими. Но он – не ее и не Роджера, так что выброси эти мысли из головы прямо сейчас. Это будет мне свадебным подарком, дорогой.
Она отстранилась и посмотрела мужу в глаза.
– Доверяй ему.
Джек поцеловал ее в губы и снова прижал к себе.
– Ты права, эта проклятая Милли дала мне развод, так что пусть так оно и будет.
Он погладил Грейс по волосам. Она – золото до кончиков пальцев.
– Ты знаешь, что она просила Ричарда и Вер повысить ей зарплату на том основании, что, раз меня считали на фронте пропавшим без вести, значит, она вдова?
Она шикнула на него, но Джек не унимался.
– Ну да, знала, конечно. Представляю, как у нее все обломилось, когда она узнала, что меня просто взяли в плен. Девочка моя, с тех пор как Тим получил от нее письмо, у меня в голове крутится все, что она тогда вытворяла.
Он попытался остановить поток мыслей, но ничего не получалось.
– Она…
На вокзал, на другой перрон, пыхтя и выпуская клубы пара, въехал поезд. Ему предстояло забрать в Госфорне пассажиров, следующих в Вашингтон и дальше. Грейс повысила голос, чтобы перекричать скрежет тормозов:
– Перестань. Все в прошлом. Сейчас мы ничего не можем изменить.
С противоположной платформы послышался лязг дверей.
Тем временем на ньюкаслский поезд прибывало все больше пассажиров. Не обращая ни на кого внимания, Грейс поцеловала его в губы.