Истина звезд
Шрифт:
Лираса коснулась пальцами его груди и медленно провела ими вверх, к ключицам, а после заскользила выше – по шее. Осторожно приблизилась к губам Юстина, и он сжал ее руку сильнее в страхе, что она уйдет.
– Я скучаю по ночам с тобой. Ты всегда был нежен и внимателен ко мне, – дразнила она его.
Внутри Юстина вспыхнула давно потухшая спичка: по всему телу стремительно расходился пожар, и только Лираса могла его потушить. Юстин потянулся к луксурии. К теплу ее кожи и сладкому вкусу губ, которые так и не коснулись его.
– Я работала в борделе, малыш. Ко мне приходили
Лираса погладила грязную щеку Юстина и очертила острую скулу.
– Но король у моих ног еще никогда не лежал.
Она смотрела в его глаза – и, олхи всех подери, Юстин пропадал в них. Проваливался в те дни, когда власть была в его руках. Сердце билось быстро, и, кажется, сама Похоть проснулась внутри. Юстину было знакомо это чувство: будто десятки короедов под кожей вгрызаются в кости. Тело ломило от усталости, но сейчас где-то глубоко внутри пробуждались силы. Лираса продолжала гладить Юстина и мурлыкать ему на ухо. Она ждала, когда же он ослабит хватку; и Юстин, поддавшись ее чарам, разжал пальцы.
– Но сейчас на троне не ты. – Она толкнула его в стену и, выбежав из клетки, захлопнула решетку.
Юстин зарычал от злости и кинулся за Лирасой, но цепи натянулись, не давая ему вырваться из плена.
– Ты предала меня, Лираса. И скоро ты узнаешь, что я делаю с такими, как ты! – кричал он.
Но она уже убежала, оставив Юстина наедине с умирающим Сэльмоном.
Наконец и Ренрис соизволил спуститься в темницы.
– Как тебе ужин, Юстин? Вкусная была похлебка? – Вальяжной походкой он прошел вдоль клеток.
– Ты пришел сюда явно не любезничать. Говори, что тебе нужно, подлая крыса.
Хоть сэтхов и не было рядом, а назойливый голос Тщеславия не шептал ему, что делать, Юстин все равно чувствовал смелость. Если бы не цепи, он кинулся бы на Ренриса и вырвал ему сердце точно так же, как Сэтил сделал это с сердцем Эвер. Юстин давно перестал ощущать страх и боль. Остались лишь дикая ярость и алчущая ненависть.
– Я посланник Сэтила. Его потомок и кара, которая обрушится на всех, кто посмел осквернить его память. Я истинный король, и этот трон принадлежит мне.
– Чушь, – выплюнул Юстин. – Тебе скоро конец. Народ устроит бунт, дворцовые слуги пустят слухи, и тебе придется освободить меня.
– Не сегодня завтра Эверок утонет в крови тех, кто откажется принять новую веру. – Ренрис сел на корточки перед клеткой, и кулон с аметистом, который он украл у Юстина, выглянул из-за ворота рубашки. – Мои люди уже на пути сюда. Мой клан покарает каждого, кто будет противиться моей власти.
– Ваш… кхх-кха… ваш клан будет здесь? Наемники… кха-кхх… и убийцы? – кашляя, встрял в разговор напуганный Сэльмон.
– Слышишь, Юстин? Даже твой безмозглый советник понимает, что правосудие ждет и тебя. Но пока ты мне нужен живым.
– Рыцари защитят Эверок от шайки твоих ополоумевших прихвостней.
Глубоко внутри Юстина, там, где сейчас прятались Похоть и Тщеславие, засвербела совесть. И желание спасти
– Шайки? Не-е-ет… Нас больше сотни. И один мой наемник стоит десяти твоих рыцарей.
– Они схватят тебя быстрее. Поймут, что истинный король в беде.
– Пока я начальник стражи. – Ренрис ударил по металлическим наплечникам, которые носили главные рыцари. – Меня все будут слушаться. И верить в то, что наследник сильно захворал и мучается от болезни в своих покоях.
– Ты ублюдок.
– Я перерождение великого олхи. Я – кара. Я – правосудие.
Ренрис встал и, поглаживая бороду, осмотрел Юстина. Прошелся взглядом по стене за его спиной. По углам камеры. И наконец остановился на тени, отбрасываемой факелом.
– Ты до сих пор слышишь их? Они сейчас с тобой?
– О чем ты? – усмехнулся Юстин.
Но он понял Ренриса. И понял, где все это время был Гнев.
– Да так. Не бери в голову.
Не сказав больше ни слова, Ренрис ушел.
Ночью, чтобы хоть как-то согреться в студеной темнице, Юстин ногами подгреб под себя отсыревшую солому и отодвинулся от стены, стараясь не касаться холодных камней. Уснуть было сложно. Сэльмон все время то стонал от боли, то молился Эвер и гремел цепями. Юстин закрывал уши руками и мысленно звал Похоть с Тщеславием. Просил их вернуться к нему, помочь выбраться отсюда. Но они молчали. Молчали все дни, что он взывал к ним. Стоило Сэльмону заснуть – и мольбы сменились храпом. В какой-то момент сил в исхудавшем от голода теле Юстина не осталось, и свергнутый король наконец-то заснул…
Жаркая пустыня встретила Сэтила палящим солнцем и горячим ветром, который царапал кожу частичками песка. За спиной стояли охотники на змей и всматривались вдаль, пытаясь найти свою добычу. Они вместе с Ачей помогали стране выжить и каждый день выбирались в пустыню: искали оазис с водой, глиной, растительностью и, конечно же, едой. Чаще всего это были змеи. Гадюки, кобры, песчанки, шипохвосты – сотня ползучих, которых жители одарили именами, зависящими от вида мяса, кожи и яда змеи. Одних съедали, из других делали одежду, а с помощью третьих лечили болезни. Чаще всего последние носили имена лекарей, погибших после неудачных испытаний яда на себе. Мохаве, Эфа, Намиб, Гоби и другие пожертвовали собой ради жизней тысячи других. Сэтил помнил каждого. Народ чтил врачевателей, увековечив их имена, а пустыня хранила среди песков их развеянный прах.
– Мы же не просто охотимся, господин? – спросила Омбо, близкая подруга Ачи и ныне предводительница охотников.
Ее поясная сумка была набита мертвыми змеями. Как и сумка Сэтила, который уже несколько дней ходил на вылазки со змееловами.
– Ты права. Я кое-что ищу.
– Если мы уйдем еще дальше от города, то ваше любопытство покарает сама смерть. Мы похоронили в пустыне больше сотни охотников.
– Что может быть страшнее того несчастья, что свалилось на мой народ? Лишь король, который своим бездействием его погубил.