Истинная для генерала

Соболянская Елизавета Владимировна

– Лорд Блейз, – окликнул он, – за неуважительное отношение к пленным и женщинам вы и ваша сотня переводитесь на уборку замковой территории.

Молодой, дерзкий и болезненно гордый младший офицер дернул плечом, отдал честь и вышел вон, сжимая тонкие губы в нитку.

– Он вам не простит, – хрипло сказала Эжени, даже не пытаясь встать. – Отомстит, вонзив кинжал в спину при первом удобном случае!

– Зарвавшихся щенков надо учить, – ответил Вейж, удивляясь тому, что слабый голос девушки позволил ему взять под контроль то, что полыхнуло внутри. – Помочь вам встать?

–

Может быть, лучше позвать мою служанку? – неуверенно ответила леди. Ей казалось странным то, что генерал не выпускает ее из поля зрения, защищает и вообще находится рядом. Примерно так лорд Лайесс следил за своей леди. Про Лайессов слуги болтали, что они однолюбы – женятся один раз и навсегда. Даже дочерей не неволят, а позволяют выбрать себе мужа по любви. Эжени росла с этой семьей и знала точно – лорд и леди никогда не играли на публику, как некоторые пары. Они были искренни в своей радости при виде друг друга, и многие близкие к семье даже завидовали такой теплоте.

Лорд Лайес был суров, но рядом с женой смягчался сердцем. Слова ей не сказал, когда в замке появилась истощенная женщина с огромным животом. Молчал, когда леди Лайесс поселила незнакомку в своих комнатах и запретила слугам болтать. Дал денег на лекаря и повитуху, предвидя непростые роды, а потом позволил похоронить чужачку на крохотном замковом кладбище и оставить ее ребенка в семье.

О том, что она не родная дочь, Эжени узнала лет в шесть. Она тогда училась читать и с интересом читала любые надписи. В день памяти усопших семья всегда ходила на кладбище, и леди рассказывала сыновьям про их предков. А Эжени подводила к маленькому камню в углу и говорила:

– Тут лежит леди Амадея Борх, последняя из Борхов. Прекрасная, умная и тонкая дама. Она была самой красивой и умной в нашем пансионе. Еще у нее было золотое сердце и самый прекрасный голос.

Девочка проникалась атмосферой, укладывала букетик цветов на невысокий холмик, обложенный дерном, и уходила со всеми. А в шесть лет смогла прочитать надпись. Она гласила: «Леди Амадея Борх, последняя из Борхов, родилась… умерла… Мать Эжени Борх-Лайесс».

Эжени потом часто думала – зачем леди Лавиния приказала выбить эту надпись на надгробном камне подруги? Боялась, что умрет, не раскрыв Эжени тайну? Или не хотела привязываться к приемной дочери? Кто теперь знает? Спросить некого.

– Ваша служанка примчится с криками, что ее леди обижают, и переполошит весь замок, – сказал генерал и легко поднял Эжени, так, что ее рану лишь немного дернуло под повязкой. – Я приношу вам извинения за своего офицера. Прошу вас, приведите себя в порядок, нам нужно поговорить.

Леди, покачиваясь, добралась до ширмы и застыла за ней, пытаясь уложить в голове и странную любезность генерала, и собственное нездоровое состояние, и очередную попытку понять – что дальше? Бежать она не может. Рана, хоть и поверхностная, оказалась кровавой, лишающей сил. Теперь еще воспаление. Озноб, головная боль… Да она на коня не сможет сесть без стона!

Сдавая замок, Эжени думала, что ее просто убьют. Ладно, жестоко надругаются и убьют. В крайнем случае – сохранят жизнь, но отдадут солдатам, и на этот случай в ее косе пряталось короткое, очень

острое лезвие – достаточно чиркнуть в правильном месте, и смерть будет быстрой. Однако захватчик удивил. Позвал лекаря, накормил, запретил обижать ее людей, а теперь и вовсе защищает и желает разговора. Леди не знала, что и думать! Будь он грубым, жестоким или равнодушным, она бы нашла способ сбежать – пусть даже в могилу, но внимание генерала расслабляло. Заставляло верить, что в родном замке ее не обидят, позволят восстановить здоровье и силы. Умом Эжени понимала опасность такого положения, но тело подводило хозяйку. В тепле, в сытости, оно кричало и требовало – поспи, отдохни, дай мне восстановить силы!

Разговор. Им предстоит разговор. Что может потребовать генерал у нищей девицы, не имеющей права даже на свою фамилию? Не знающей отца? Не имеющей ни заступников, ни приданого? Кое-что, конечно, может, но ее тело сейчас в таком состоянии, что даже это вряд ли заинтересует нормального мужчину. А генерал при всей своей грозности и суровости показался леди Эжени нормальным.

Под эти размышления девушка умылась, поправила прическу и платье, выпила воды из кувшина и вышла в кабинет.

– Прошу вас, – Вейж выдвинул для нее тяжелый стул и поставил на стол солдатскую кружку с бульоном.

Эжени обхватила ее руками, согреваясь. После ранения она постоянно мерзла.

– Пейте, доктор сказал, вам нужно есть часто, пусть и понемногу.

Девушка сделала глоток и на секунду прикрыла глаза, чувствуя, как внутри пробегает горячая струйка. Потом вскинула ресницы, требовательно уставившись на мужчину.

– Да, я обещал вам разговор. Приближается посевная. Меня воспитывали как офицера, и в делах селян я ничего не понимаю.

Эжени молчала.

– Я знаю, что провал полевых работ принесет голод, – голос Вейжа стал жестким, – помогите мне его избежать. Я отправлю своих людей на помощь селянам, вам же предлагаю поговорить со старостами, чтобы они не вредили моим людям и своим полям. Да, власть поменялась, но для тех, кто пашет и сеет, не изменится ничего.

Эжени не удержалась и фыркнула.

– Не изменится, – надавил голосом генерал, – я лично за этим прослежу!

– В таком состоянии я не смогу сесть на лошадь, – честно сказала девушка, – и потом, разве ваши люди умеют пахать, сеять и косить?

– Почти половина из них родилась в деревне, – пожал плечами Вейж, – что-то да вспомнят. Думаю, в замке найдется повозка, кони у нас есть. А пока… Давайте взглянем на карту поместья и решим, где можно распахать новые земли, чтобы мои люди не голодали и ваши тоже.

Эжени прикрыла глаза – у нее опять не было выбора.

Генерал и тут сумел удивить девушку – он не просто смотрел, куда она тыкала пальцем, он вел записи и требовал объяснений – почему здесь лучше распахать неудобь, а вот это ровное место оставить для сенокоса. Почему этот лес можно брать для строительства казарм, а этот лучше не трогать. Кроме того, Вейж не забыл распоряжения доктора – через час он приказал расшнуровать платье и сам полил рану крепким спиртным, наблюдая за тем, как леди сжала губы, закрыла глаза и стиснула пальцы, чтобы не закричать.