Истинная легкого поведения

Белых Любовь

Ворота фермы были распахнуты и я без труда подъехал к самому дому. В дверях мелькнул силуэт Бахи, а через минуту, пока я глушил двигатель, а сам же пялился на заднее сидение, появилась Мила. Приятная девушка, светленькая вся, с белыми косами и голубыми глазами доброжелательно улыбалась, протягивая в открытое окно стопку одежды. Я с благодарностью ее принял, оставив приветствия на потом.

Баха не был мелким мужчиной, как и я. Но мне до него… Два раза подшить и один подвернуть. Словом, выглядел я, как пятилетняя

девочка в платье мамы: мило, но жалко.

Забрав с собой ключи и заперев машину, я смог пройти в дом, придерживая штаны, которые все норовили лишний раз продемонстрировать окружающему миру мой голый зад. Да — трусов в стопке одежды не было. И на том спасибо, мне только комплексов еще не хватало, затеряйся мой член в чужих боксерах.

— Серый! — я поморщился. Не любил я это прозвище — я черный Волк. Оборотень. Вожак стаи. А Баха все не уймется с моей детской кличкой.

— Баха Джан….
– язвительно улыбнувшись, я пожал крепкую руку старика оборотня, и добродушно предположил. — Ты никак ждал меня?

— Было такое предчувствие, было… — армянин увлек меня за стол и дружески похлопал по спине, предлагая присесть. Левая лопатка уже заныла. Сделай он так еще раз и перелом мне обеспечен.

— Никогда не понимал твоих предчувствий. — признался я честно, спеша присесть и отодвинуться от "дружеских" похлопываний. А как их понять? Волки живут инстинктами, по законам стаи, следуя иерархии. А Баха со своими предчувствиями… У оборотней, положа руку на сердце, и нюх не особо хорош, по крайней мере наравне со слухом. Как и у всех волков, впрочем. А тут какие-то предчувствия…

— А тебе и не надо. У тебя другая задача — вернуть процветание своего вида. Вымрем, чует моё сердце, вымрем… — резко сник старик и внезапно глянул на меня та-ак большими карими глазами, словно я с его стола сейчас к себе в карман его деньги или драгоценности спер. — Но ты же не просто так приехал, да? — заговорщицки потирая ладони, он гаркнул во всю глотку:

— Мила! Где тебя черти носят??? Нам долго еще чай ждать? Голодом заморить нас решила?! Живее давай! — глотка у него конечно….

— Давай я тебе кое-что покажу, пока Милка на стол накроет? — решил я сгладить сложившуюся атмосферу. Поднялся, удерживая штаны на заднице за карманы. Баха хмыкнул, но последовал моему примеру и пошел за мной.

Мы вышли из дома и подошли к машине.

— Тачка, какая-то бабская… — хохотнул армянин, но тут же стих. Тонировка не скрывала лежащую девушку на заднем сидении.

— Вот поэтому я к тебе и приехал.

— Самка!!! Волчица! — старик от радости запрыгал, как молодой. Так, с виду, и не дашь 87 лет. — Мальчик мой, тебе удалось!!!

— Да погоди ты радоваться. — Баху пришлось разочаровать. — Это не ее запах. — пришлось открыть багажник и показать еще одного бессознательного пассажира этой машины. Старик

втянул воздух и поджал губы. Я закрыл багажник, а вместе с ним и испарилось настроение старого Волка. — Вот, как-то так.

— Понятно… — выдохнув, он пошел обратно в дом. Больше его тут ничего не интересовало. Ну да, каждый день же ему баб на заднем сидении привозят и оборотней в багажнике. Какие могут быть вопросы и эмоции? Сарказм так и сквозил из меня, но я справился с накатившим раздражением. Вошел в дом, перехватив Милу на пути к столу и крепко обнял, нежно погладив спину.

— Как ты? Давно не виделись? Ты замечательно выглядишь. — я говорил искреннюю правду, а вот мои прикосновения уже были специальными, чтобы позлить старика.

— Отошел от моей женщины! — и его злость не заставила себя долго ждать.

— Твоей! Твоей! Не претендую! — довольный собой, я подмигнул раскрасневшейся девушке и, подхватив сползшие штаны, поковылял к столу. — А ты бы по нежнее с ней был. Хоть при посторонних. Уведут же….

— Кого? Мою женщину уведут? Ты думай, что говоришь щенок! — похоже я переборщил.

— Уймись уже! — осадил его я. — Думаешь, приятно смотреть, как ты на нее постоянно горланишь, когда пять Волчиц на четыре стаи осталось, включая мою мать! А в ее годы уже не помет, а утки больничные. Какова арифметика, а? А ты так с ней обращаешься! Надо будет — уведу! — самоуверенно заявил я. — А что? Популяцию налаживать надо? А сколько у вас Волчат? Напомни мне это число?! Ах, да! Это же цифра! Ноль! — высказался. Высказался и приготовился к худшему, но старик только рассмеялся. Я перестал понимать что-либо. Денёк у меня и до этого нервный выдался.

— Волчонок ты еще, Серый. Рано отец твой в болота ушел. — у глаз Бахи собрались слезинки от душевного хохота, и сам он излучал сейчас само радушие. — Кто же истинную у волка уведет? Только смерть. А то, что груб я… Ну такой я. Я же всегда каюсь и извиняюсь. Это моя женщина. Ее обида — моя обида. Сам порой больше нее терзаюсь за собственную грубость.

Я натурально сник, а он между тем продолжал:

— Волчат у нас не будет, стар я уже для этого. А предупреждая твою ересь, скажу, не подпустит она к себе никого, кроме меня. Это судьба так распорядилась.

Дальнейшее чаепитие и поглощение вкусных бутербродов со свиными отбивными проходили молча. Я сидел и смотрел на молодую Милу, на пожилого, но видного мужчину, и терял связь с реальностью. Почему судьба так жестока? Истинные… Почему не свела их раньше, не даровала им волчат?

На кой черт они вообще нужны…

Но глядя, как она выбирает ему кусочки пожирнее, получше, а он благодарно ей улыбается и в его глазах светится обожание, я для себя понял, что не все однозначно. Так и сидел, как дурак, наблюдая за ними пока блюдо с отбивными не опустело.