Истинная на двоих, или Краденая невинность
Шрифт:
— Знаешь, — ударила его по плечу ладонью, капли влаги брызнули в лицо. — Я заметила, как ты воешь и глазки строишь шлюхе. Мне от тебя ничего не нужно! Услышь наконец, пес несчастный. Я — принцесса, наследница Ветроны, и ты мне не ровня!
— В тебе снова говорит глупая ревность, — стиснул объятия крепче. — Как же ты не понимаешь, что мне никто, кроме тебя, не нужен! Эти чувства рвут меня на части. Я понимаю, что не ровня, поэтому и веду тебя домой, хотя внутри все протестует. На самом деле я все бы отдал, лишь бы всегда быть с тобой, — его глаза блеснули, налились влагой.
Я забилась в
— Так нужна тебе, что даже не остался помочь одеться! Не выслушал самое горькое мое воспоминание, не поделился сокровенным! Иди ты во мрак, Арман! Ты говоришь «моя» и тут же отворачиваешься. Ты говорил, не причинишь больше боли, но снова! и снова! делаешь это! Ненавижу тебя! — выкрикнула на надрыве. — Ты желаешь быть рядом? Так будь! Сейчас, кто тебе мешает? — ткнула пальцем в его грудь. — Ты! Ты сам себе мешаешь, потому что черствый внутри, холодный, как камень. Только похоть и греет изредка, больше ничего. Пустышка.
— Каждое откровение, каждый миг близости — все это привязывает нас друг к другу. Мне уже больно от одной мысли, что собственноручно отпущу тебя. Чем дальше, тем труднее. Я хочу, чтобы ты была счастлива и забыла обо мне. Но не знаю, как это сделать. Подскажи. Помоги, Лиа… Что мне сделать, чтобы тебе было хорошо?
Дождь нашептывал, что нужно остановиться, но я не могла — душу рвало от услышанного. Арман прав…
— Как ты не понимаешь? — подняла подбородок и заглянула в его полыхающие зеленью глаза. — Нам никогда не будет хорошо. Или ты верил, что избавив мир от пророчества, очистишь грязную душу? Кушай теперь, не подавись. Только я при чем? Зачем мне все это? За что?! Думаешь, если тебе больно, то у тебя есть! — ударила его кулаком по груди и оттолкнула от себя на шаг. — Право! — еще раз ударила. — Решать за меня?! Да ты, жестокий ублюдок, невинность мою украл и потешаешься!
Он опустил взгляд и плечи, тяжело вздохнул и потянулся ко мне рукой. Уронил её вдоль тела, отошёл на шаг и прижался спиной к стене.
— Мне никогда уже не очиститься, — глухо отозвался и вскинул взгляд под потолок навеса, будто взывал к небесам о помощи. — Получил по заслугам, — хрипнул и поджал губы. — Можно попросить тебя об одолжении?
Я покачала головой. Короткие волосы непривычно скользнули по плечам.
— Надеюсь, это что-то важное, потому что… — отмахнулась и отвернулась от него, чтобы посмотреть на стекающие с крыш ровные потоки. — Говори.
— Когда стигма исчезнет… а в тебе проснётся сила… найди меня и убей, — его голос почти слился с шелестом дождя.
— О как, — я подошла ближе. — О милости просишь? — провела ладонью по его слегка небритой щеке, погладила, подняла пальцы к виску, где под влажной кожей бился пульс. — Так вот тебе правда, Арман, — пошевелила губами, — я не смогу поднять руку на того, кто мне важен. Попроси кого-то другого. Братца, например.
Увела взгляд, отстранилась и снова шагнула в дождь и, не позволив ему себя сечь, направила капли в стороны, но через мгновение, из-за удушающей грудь горечи, отпустила стихию. И она захватила меня в свои клешни с диким удовольствием.
— Прости меня, пожалуйста, — раздался тихий голос за спиной. Тяжёлая рука легла на плечо. — Мне очень жаль. Это была самая большая ошибка в моей жизни.
—
— Ты ни в чем не виновата, — оборотень развернул меня к себе. По его щекам стекали капли и казалось, что плачет не дождливое небо, а он сам. — Скоро все закончится, — выдавил полуулыбку.
— Не виновата, — повторила его слова, будто попробовала на вкус. — Убеди в этом своего отчима и тех фанатиков, что дышат нам в спину. А что, если он прав? Я нестабильна, импульсивна, — горько засмеялась, — глупа… и, если стану альеной — разнесу в щепки твою страну. Что теперь скажешь?
— Их не убедить, а мне все равно, — пожал плечами. — Ты стала дороже всего Диона. Разноси сколько хочешь.
— А мать, сестры, брат, отец? Невинные люди… — с надеждой всмотрелась в сияющие радужки. — Никого не жаль?
— Не моя забота. Надеюсь, к тому времени меня не станет, — моргнул, и крупные капли сорвались с густых ресниц.
Я поджала губы. А чего я ждала от прожженного эгоиста? Самопожертвования? От того, кто печется лишь о себе, даже чувствуя что-то? Никогда он не сможет полюбить так, как папа маму…
— Отправляемся, хватит болтать, — я тряхнула мокрыми прядями, подняла взгляд в небо. Дождь почти закончился, остались одинокие капли, что падали на щеки и превращались в слезы. Жаль, что я нормально плакать не умею. Иногда это очень помогает избавиться от боли.
Миасс скоро уступит место лону, небо налилось на западе кроваво-оранжевыми полосами.
— Если не хотим идти по ночи, лучше шевелиться, — бросила я.
— Как скажешь.
Хозяин постоялого двора — тучный эртинец с посеребряной сединой бородой, лично проводил нас в путь, снарядив лошадей в дорогу. Не могла не заметить, как он лебезил перед оборотнем и чуть ли не кланялся в ножки, будто его захудалое заведение посетил сам эртинский принц. Да и Арман вел себя на удивление учтиво.
Мужчины перебросились парой фраз, и мы на закате покинули таверну. Свернули на неприметную, но довольно широкую лесную дорожку. Кони шли неторопливо, и я часто бросала взгляды на четкий профиль Армана. Не поворачиваясь в мою сторону, он тихо заговорил:
— Первая близость у меня была с двумя эртинками. Элияр нанял их, когда мне исполнилось восемнадцать. С того дня их количество только росло. Оргии у костра у Шиинов в порядке вещей. Тогда у заводи я впервые поцеловался с тобой. До тебя близости с одной девушкой у меня не было, — замолчал, посмотрел на меня с горечью в глазах. — Ты же хотела услышать правду. Можешь начинать меня презирать.
Я вдруг засмеялась, хотя кровь неприятно ударила в виски.
— Так, может, тебе меня одной мало, вот Рэй и привязался?
— На что это ты намекаешь? — гневно зыркнул оборотень. — На инцест и однополую связь?
— Кто вас знает… — хмыкнула, — псов-извращенцев.
— Спасибо, — ухмыльнулся. — В твоем представлении я даже хуже, чем мог себе представить, — и Арман обиженно отвернулся.
— Ничего. Переживешь.
Я понимала, что раню его, но не могла иначе. Быть покладистой королевой — значит, заранее согласиться на поражение. Врагов слишком много вокруг, а эртинцы — самые пока для меня серьезные. И мои чувства к Арману — беда для моего народа, я должна противостоять в этом даже себе.