Истинные боги
Шрифт:
Под непрозрачным спектролитом было абсолютно непонятно, куда именно он смотрит. Однако Эвелин показалось, что невидимые враждебные глаза глядят прямо на нее, в упор. Она не знала, что десантные шлемы дают владельцу круговой обзор.
Эвелин стояла, боясь пошевелиться. Ноги, казалось, намертво приросли к полу.
Стрелок явно колебался. Вот он медленно начал поднимать оружие и остановился. Но потом ствол опять пошел вверх и она с ужасом увидела черный, чуть фосфоресцирующий кружок автоматического прицела, смотрящий прямо на нее. И в этот момент лежащий в картинной позе пират внезапно ожил.
Эвелин
Когда она влетела в больничный отсек, отец лежал на больничной кровати без всякого движения. Эвелин показалось, что после первого приступа он так и не пришел в себя, однако осторожно подойдя поближе, она поняла, что это не так.
– Только недолго, – предупреждающе сказала сиделка. – Нам удалось блокировать приступ, но он еще очень слаб.
Эвелин наклонилась и увидела, что отец медленно открыл глаза и смотрит прямо на нее.
– Папа, – тихо позвала она и с облегчением увидела, как дрогнули его веки. Он видел и слышал ее. Она осторожно наклонилась ниже.
– Только не плачь, – медленно сказал отец. – Не забывай, что ты моя дочь.
Он помолчал и собрав силы, смог даже немного улыбнуться.
– Ты всегда была у меня молодцом, Эви, поэтому я буду с тобой совершенно откровенен. Не хочу тебя зря пугать, но может получиться так, что из этой переделки я уже не выберусь.
– Папа!
– Не перебивай. Рассчитывать в этом случае ты сможешь только на себя. Боюсь, мама тебе в этом не помощница.
Эвелин слушала отца, изо всех сил стараясь не плакать, однако непрошеные слезы катились по ее лицу.
– Ты – моя дочь, девочка. И ты справишься.
– Я боюсь, папа, – тихо ответила Эвелин, ласково гладя руку отца. – Теперь я ужасно жалею, что никуда не вылезала с нашего острова. Я как младенец в джунглях и совершенно не знаю этого мира.
В палату тихо вошла сестра.
– Простите. Доктор настаивает на прекращении свидания. Ваша дочь сможет навестить вас завтра утром.
Отец помолчал, набираясь сил, а потом твердо сказал:
– Эви, ты – моя дочь! Я знаю тебя лучше, чем ты сама. Ты выберешься. А теперь иди, все будет хорошо.
Когда Эвелин вышла из палаты, на выходе ее ждала мать. Они, обнявшись, некоторое время стояли в тамбуре, но оттуда их быстро попросили. Пришлось идти в свою каюту.
Капитан сидел перед видеопультом и смотрел вперед. Прямо перед ним, около люка, стояли двое вооруженных людей. Стволы пока смотрели в пол, но капитан прекрасно понимал, что в случае нужды эти люди применят оружие без колебаний. Он покосился на боковой экран. Там висели два корабля-призрака, не имеющие опознавательных знаков, но зато весьма грозного вида. Богатый опыт подсказал капитану, что шутить они не намерены: оружейные бойницы были распахнуты и боевые ракеты недвусмысленно смотрели прямо на главный реактор лайнера.
– Пора отправлять кодовые сигналы. Диспетчер должен знать, что на лайнере все нормально, –
Раздумывал капитан недолго. Он тяжело вздохнул и сделав сложный знак, заставил распахнуться сейф на капитанском мостике. А затем достал небольшую шкатулку и приложил к крышке правую ладонь. Достав пластину, он вставил ее в прорезь пульта, а затем убрал обратно и захлопнул сейф.
– Вы довольны?
Человек кивнул и сказал:
– Небольшое сообщение для пассажиров и можете быть свободны. На некоторое время ваши функции перейдут к другому человеку. А вы пока отдохнете в своей каюте. Прошу вас не выходить из нее.
Капитан откашлялся, включил передачу и начал говорить. Слава Творцу, они ничего не заметили, мелькнуло в голове. Шкатулки с кодами внешне были идентичны, но настоящая сгорела в сейфе, когда он подавал аварийный сигнал. А эта, доставленная на лайнер в штурмовом катере, недвусмысленно говорила Земле, что на лайнере отнюдь не все в порядке.
Когда Эвелин с матерью добрались до своего жилища, по кораблю начали транслировать речь капитана. Пассажирам абсолютно не о чем беспокоится, говорил он спокойным голосом. Конечно, лайнеру придется на некоторое время задержаться в этой системе. Всем должно быть понятно такое понятие, как форс-мажор. И десяток палуб, как на носу, так и на корме, временно будут закрыты для посещений. Но персонал корабля сделает все, чтобы пассажиры по-прежнему чувствовали себя, как дома и проводили время так, как им заблагорассудится…
Они долго не могли заснуть. Наконец, уже под утро, когда Эвелин погрузилась в какую-то путаную полудрему, она вдруг услышала крик матери. Эвелин мгновенно проснулась. Мать стояла посреди каюты и держала в руках комм. Эвелин сначала даже не узнала ее, так исказилось лицо. Сделав рыдающий вдох, мать с трудом опустила руку и хрипло сказала:
– Все, Эви… Они сказали, что сделать ничего не удалось. Твой отец… мой муж… Эрик… Он… скончался.
И потеряв сознание, мягко опустилась на пол. Комм выпал из ее руки и покатился к стене.
Когда посторонние звуки затихли, Хар осторожно приоткрыл глаза. Он находился в цилиндрической камере, диаметром чуть больше двух метров, а высотой около четырех. Никаких окон или дверей в этой камере не было: глухие матовые металлопластовые стены, да ребристый пол. Потолок светился неярким светом. В камере он был один.
Интересно, где остальные, подумал Хар. Удалось взять всех, или кто-то ускользнул? Хар сразу подумал про Рушевского. Парень явно был настороже, у него были неплохие шансы.
Камера куда-то двигалась, одновременно медленно вращаясь вокруг оси. Хар вдруг вспомнил, что ему рассказывал Олвин. Значит, он попал в тот самый блок, который готовится к эвакуации. Челнок уже висит над ген-центром и сейчас его отстрелят. Он покрепче прислонился к стене и вытянул ноги.
Камера остановилась, потом резко ускорила вращение и после громкого хлопка, как пробка из бутылки, с коротким свистом полетела вверх. Затем она замерла, раскачиваясь в страхующем поле. Послышались еще хлопки: Хар насчитал больше десяти, а потом ускорение прижало Хара к полу. Челнок резко пошел вверх.