Истинные ценности
Шрифт:
– Не очень. Зато я помню, как ты рассказывала об этом.
– Один из них сказал мне: «Ну, миссис Гулден, эта маленькая девочка, похоже, задумала побег». – Мама обернулась и посмотрела на меня сияющими глазами, а потом грустно улыбнулась. – А Брайан тихо сидел, перемазавшись с головы до ног.
На плите что-то забулькало, мама хотела было встать, но я ее опередила, вскочив на ноги.
– Ты налила слишком много воды.
– Клуб любителей книги нравился мне гораздо больше, – буркнула я.
– И мне тоже, –
– А сейчас у нас какой-то книжно-кулинарный клуб девочек Гулден, – сказала я, и мама рассмеялась.
Она казалась такой счастливой, но я заметила, что рука, в которой она держала чашку с чаем, слегка дрожит, а ее тяжелое дыхание слышно в противоположном углу кухни. И очень часто, скорее машинально, мама растирала поясницу, там болело.
Хороший вышел обед, это я тоже помню. Кто-то заметил, что у супа необычный вкус, и мы с мамой чуть не расхохотались, но мама сумела сохранить серьезность и заметила:
– Это особый рецепт Эллен.
На этом заседании был разработан план украшения рождественских елок, на что ушло примерно столько же времени, сколько на мой суп, чтобы прокипеть и хорошенько настояться. Каждый год Минни наряжали двенадцать голубых елей, которые росли группой в конце Мейн-стрит, для чего эти дамы изготавливали десятки шариков, фигурок и гирлянд, а потом карабкались по лестницам, как строительная бригада, и превращали деревья в центр притяжения. Мэр зажигал на них огоньки, а хор распевал перед ними рождественские гимны.
Церемония зажжения этих елок стала традицией Лангхорна и воспринималась со всей серьезностью. Если какой-то житель Лангхорна не присутствовал на церемонии, все думали, что он слишком болен, чтобы стоять на ногах. Я чувствовала, что Минни как раз и боятся, что это произойдет с моей мамой, уже сейчас, за два месяца до Рождества.
– Итак, какие выберем цвета? – сказала Линда Бест, супруга окружного прокурора, навалившись внушительной грудью на наш обеденный стол красного дерева.
– Полагаю, в этом году мы возьмем красный и золотой, – сказала Изабель Дуайн, поедая цыпленка на европейский манер: вилкой зубцами вниз придерживая кусочек и отрезая понемногу от него.
– О нет, опять! – воскликнула миссис Байерс. – Разве в позапрошлом году у нас было не красное с золотом?
– Вечно ты так, Кэролайн, – буркнула миссис Дуайн. – Все валишь в кучу. Красного с золотом не было уже давно.
– О-о, Кейт, – сказала миссис Байерс, обращаясь к моей матери, сидевшей во главе стола. – Разве это было не два года назад? Помнишь, ты мастерила ангелов в красных платьях и с золотыми трубами? Это было в позапрошлом году.
– Изабель права, – поддержала миссис Дуайн мама, погладив Кэролайн Байерс по плечу, чтобы смягчить удар. – В прошлом голу синий с серебром; в позапрошлом – красный и белый. Красного с золотом не было с того года, как Эллен уехала в Гарвард. Я
– Сколько лет назад, Эллен? – уточнила миссис Бест.
– Пять. Или шесть.
– Значит, красный с золотом, – заключила миссис Дуайн и удовлетворенно кивнула, давая понять, что с самого начала знала, чем кончится дело.
Миссис Байерс насупилась и со вздохом признала:
– Ну что ж, на том и порешим.
Я нутром почувствовала, даже с другого конца стола, как успокоилась мама. Каждый раз, принимаясь за изготовление украшений, мама волновалась, вспоминая год, когда одна из Минни, теперь отсутствующая по причине переезда во Флориду или в какое-то другое место, столь же далекое от нас как в духовном, так и в физическом смысле, убедила остальных в цветовой гамме синего с зеленым.
Уже много лет у мамы была своя ель, которую она украшала сама, и я знала, что она не откажется от этой работы даже в пользу главного руководителя всего проекта. Я вспомнила доктора Кон и ее семисвечник: вне всякого сомнения, она его получит, изготовленный мамой по лекалу из какого-нибудь журнала. Возможно, мама соорудит какой-нибудь другой сувенир: вышивку или подушечку для булавок. Воображение сразу нарисовало картину, как доктор Кон рассказывает посетителям своего кабинета, что «эту вещицу» некогда сделала одна из ее пациенток.
– А Джордж возьмет себе каникулы? – спросила миссис Бест после кофе и десерта, когда все собрались уходить.
– Джордж? – переспросила мама. – У него же прибавилось работы в этом факультетском комитете, да еще статья. Вы же его знаете: трудится как пчелка.
Миссис Бест поджала тонкие, накрашенные коралловой помадой губы.
– Ну да, как и у Эда, но в сложившихся обстоятельствах…
– Линда, мы опоздаем на заседание библиотечного комитета, – перебила ее миссис Дуайн, – чего никак нельзя допустить. – Она на прощание обняла маму, и я, заметив, как та поморщилась, испугалась: ей больно? – Чудесный обед, Кейт. Чудесный обед, Эллен.
Все, наконец, разошлись, и я вздохнула с облегчением.
– Элли, я сама уберу, – сказала мама, но десятью минутами позже я нашла ее в гостиной спящей.
Убирая со стола и моя посуду, я вдруг поняла, что ненавижу Линду Бест. Обед получился отличный, но утомил маму.
Листья пожелтели и осыпались: обычное дело для всех, кроме детей, что шуршали ими по дороге до автобусной остановки. Мы готовили подарки на Хеллоуин: монетка в двадцать пять центов, мягкая карамель и пластмассовая ведьма верхом на метле, завернутые в оранжевые салфетки и перевязанные черными ленточками. Я научилась готовить говядину по-бургундски, хоть она у меня чуть не сгорела, и складывать салфетку в виде лебедя. Все это занудство требовало умения, как разбор сложных предложений.
Конец ознакомительного фрагмента.