Истинный творец всего. Как человеческий мозг сформировал вселенную в том виде, в котором мы ее воспринимаем
Шрифт:
Я предполагаю, что зрительное заполнение имеет отношение к тому, каким образом мы на макроскопическом уровне воспринимаем непрерывными вещи, являющиеся прерывистыми на квантовом. Иными словами, если бы не наш мозг, проекции квантового мира в нашем мире не воспринимались бы в виде непрерывных предметов. Однако, чтобы полностью разъяснить, как именно это происходит, нужно предложить механизм, с помощью которого зрительная система обучается анализировать непрерывность предметов (и использовать полученные данные в качестве основного эталона или обычного стандарта) и затем старается воспроизводить его на протяжении всей жизни вне зависимости от уровня прерывистости той или иной сцены или предмета. Я считаю, что эта способность нашего мозга сформировалась в целом в ходе долгого пройденного нами эволюционного пути, но также что она формируется у каждого конкретного человека в процессе длительного постнатального развития. Я предполагаю, что в последнем случае для калибровки нашего зрительного восприятия используются другие сенсорные возможности, особенно тактильные (и наоборот), так что в результате перебора наш мозг приходит к окончательному решению воспринимать предметы непрерывными. В этом контексте
В ходе раннего постнатального развития наш мозг, помимо мультимодальной калибровки, вероятно, также подвергается влиянию множества социальных воздействий, помогающих каждому из нас обучаться согласованной модели ожидания в восприятии внешнего мира. Разговаривая с маленькими детьми и обучая их разным аспектам жизни («Осторожнее с горячей водой», «Не бери нож за лезвие»), матери, вероятно, помогают мозгу ребенка консолидировать определенную модель восприятия различных предметов. В совокупности все эти механизмы (эволюция, мультимодальная калибровка и постнатальный социальный консенсус), вероятно, отвечают за то, как наш мозг генерирует такие эмерджентные свойства, которые позволяют нам ощущать твердыми и непрерывными предметы, которые на атомарном уровне в основном состоят из пустоты.
Если развить эту гипотезу чуть дальше, не так уж сложно представить себе, что самые примитивные представления о пространстве и времени, какими мы их ощущаем, также можно считать эмерджентными свойствами, производимыми нашим мозгом с помощью аналогичной, но несколько расширенной версии явления заполнения. На сегодняшний день наилучшие подтверждения данной гипотезы получены от людей, находившихся под влиянием галлюциногенных веществ. Так, хорошо известно, что некоторые люди под воздействием ЛСД заявляют, что окружающее их пространство внезапно становится каким-то жидким. Мой любимый классический пример я впервые услышал много лет назад, когда учился на медицинском факультете. Это был рассказ об одном человеке, который через несколько минут после употребления ЛСД внезапно решил нырнуть в довольно твердый бетонный тротуар, приняв его за бассейн. В своей книге «Двери восприятия» Олдос Хаксли подробно описывает, что он почувствовал через полчаса после приема небольшой дозы мескалина [24] . Когда его спросили, как он воспринимал окружавшее его пространство, Хаксли сообщил: «На это было трудно ответить. Да, перспектива выглядела довольно странно, и стены комнаты, казалось, уже не смыкались под прямыми углами. Но эти факты были на самом деле не важны. В действительности важным фактом было то, что пространственные отношения перестали иметь большое значение и что мой ум воспринимал мир в иных категориях, нежели пространственные. В обычное время глаз занимает себя такими проблемами, как: Где? – Насколько далеко? – Как и относительно чего располагается? Под воздействием мескалина подразумеваемые вопросы, на которые отвечает глаз, – иного порядка. Место и расстояние прекращают представлять какой-либо интерес» [25] .
24
Мескалин – алкалоид кактуса, наркотик, вызывающий зрительные и слуховые галлюцинации.
25
Здесь и далее цит. по: Хаксли О. Двери восприятия. Эксмо, 2004.
Когда Хаксли попросили описать мебель в комнате, вот как он рассказал о пространственных связях между столиком для печатной машинки, плетеным креслом и стоящим за креслом рабочим столом: «Три эти предмета образовывали причудливый узор горизонталей, вертикалей и диагоналей – узор тем более интересный, что его нельзя было передать терминами пространственных отношений. Столик и письменный стол объединялись в композицию, напоминавшую что-то из Брака [а также Пабло Пикассо, одного из создателей кубизма] или Хуана Гриса, – натюрморт, узнаваемо соотносимый с объективным миром, но переданный без глубины, без какой бы то ни было претензии на фотографический реализм».
Когда Хаксли спросили о восприятии времени, он был еще более категоричен: «Его, кажется, очень много… Много, но сколько точно – совершенно неважно. Я, конечно, мог бы посмотреть на часы; но я знал, что мои часы находятся в другой вселенной. В действительности и до того, и в тот момент я воспринимал или неопределенную длительность, или нескончаемое настоящее, сделанные из одного, непрерывно меняющегося, апокалипсиса».
Позднее, вспоминая о своем очень необычном опыте, Хаксли заключал: «Однако поскольку мы – животные, наша задача – во что бы то ни стало выжить. Для того чтобы сделать биологическое выживание возможным, поток Всего Разума должен быть направлен через редуцирующий клапан мозга и нервной системы. То, что выходит с другого конца, – жалкий ручеек того сознания, которое поможет нам остаться в живых на поверхности данной планеты».
Большинство людей на основании такой информации, как свидетельства Хаксли, делают вывод, что при объяснении пространства и времени с учетом роли мозга мы лишь меняем способ восприятия, подразумевая при этом, что пространство и время – все же некие реальные сущности из окружающего мира. Такова на сегодняшний день основная общепринятая точка зрения. Я готов поспорить с такой интерпретацией. По сути, моя гипотеза предполагает, что пространство и время, напротив, являются как раз таки ментальными абстракциями, созданными нашим мозгом
Я считаю, что особые ощущения времени и пространства входят в состав «набора», который должен создавать наш мозг, чтобы оптимизировать наши шансы на выживание. Однако, как свидетельствует Хаксли и многие другие, тонкая структура этого сформированного мозгом пространственно-временного континуума очень легко разрушается.
Я подозреваю, что теперь вы задаете себе вопрос, что же в таком случае можно сказать о стреле времени Пригожина или о том, что природа, неотступно соблюдая второй закон термодинамики, обеспечивает направляющий сигнал, из которого возникает время? Однако одно дело иметь потенциальные природные часы, и совсем другое дело – извлекать из них время. Я считаю, что для материализации и восприятия времени требуется наблюдатель (точнее, мозг наблюдателя). Более того, согласно знаменитой теореме Анри Пуанкаре о возвращении, через какой-то очень длительный, но конечный отрезок времени динамическая система, принявшая некую специфическую конфигурацию, может вернуться в исходное состояние. В таком контексте через очень-очень большой отрезок времени, когда система вернется в исходное состояние, потенциальная стрела времени Пригожина может просто исчезнуть.
Глава 10
Истинное происхождение математического описания Вселенной
Представив свои гипотезы о формировании понятий пространства и времени на основании активности мозга, я могу теперь двинуться дальше и описать еще одну важную ментальную абстракцию, использованную Истинным творцом всего для построения ясного описания реальности и внешнего мира. Чтобы приступить к рассказу, я должен поставить фундаментальный вопрос: откуда взялась математика?
Вообще говоря, этот вопрос находится в центре еще одного знаменитого исследования, которое занимало не только Альберта Эйнштейна, но и нескольких лучших математиков XX столетия. Например, в докладе в цикле лекций Рихарда Куранта по математическим наукам в Университете Нью-Йорка математик и лауреат Нобелевской премии по физике Юджин Вигнер упомянул о «необоснованной эффективности» математики в объяснении внешнего мира. В корне этой проблемы – повторяющееся на протяжении четырех с лишним последних столетий подтверждение того факта, что математические задачи и формулировки, как мы видели выше, с высокой точностью описывают природные явления в окружающем нас мире. Многократные проверки этого заявления вызывали удивление многих самых блестящих умов, внесших вклад в квантовую революцию, о чем свидетельствует еще одно замечательное выражение Вигнера, упомянутое Марио Ливио в книге «Был ли Бог математиком?»: «Математический язык удивительно хорошо приспособлен для формулировки физических законов. Это чудесный дар, который мы не понимаем и которого не заслуживаем. Нам остается лишь благодарить за него судьбу и надеяться, что и в своих будущих исследованиях мы сможем по-прежнему пользоваться им. Мы думаем, что сфера его применимости (хорошо это или плохо) будет непрерывно возрастать, принося нам не только радость, но и новые головоломные проблемы» [26] .
26
Ливио М. Был ли Бог математиком? АСТ, 2016.
В рамках мозгоцентрической космологии, чтобы разрешить эту загадку, нужно начать с идентификации истинного творца математики – «языка», созданного, взращенного и представленного в качестве самой лучшей грамматики для полного и точного описания космоса силами множества человеческих мозгосетей.
Ни для кого не секрет, что большинство профессиональных математиков верят в то, что математика существует во вселенной сама по себе, т. е. совершенно не зависит от человеческого мозга и разума. Математики поддерживают эту теорию главным образом из соображений профессиональной целесообразности, поскольку она позволяет им лучше контролировать их сферу деятельности. Однако возведенная в абсолют, эта точка зрения фактически подразумевает, что вся известная нам математика просто была открыта теми, кто ее практиковал. Представителей этого интеллектуального лагеря обычно называют платониками, поскольку они защищают существование математики Платона. Платоники не сомневаются в том, что Бог (если он существует) тоже принадлежит к их братству. Как это ни забавно, Курт Гёдель, продемонстрировавший внутреннюю неполноту аксиоматических формальных систем, тоже был ярым платоником.
На другой стороне этого спектра находятся специалисты в области когнитивной нейробиологии и психологи, такие как Джордж Лакофф и Рафаэль Нуньес, которые почти единогласно отвергают платоновское видение математики. Вместо этого они уверенно и на большом количестве экспериментального материала доказывают, что математика – лишь очередное порождение человеческого ума. Они считают, что вся математика зародилась в нашем разуме и лишь затем стала использоваться для описания природных явлений, происходящих в окружающем мире, и даже для предсказания будущих событий. Во вступлении к книге «Откуда пришла математика. Как воплощенный разум воплощает математику в жизнь» Лакофф и Нуньес пишут: «Человеческое существо может понять математику только в терминах, постижимых для человеческого мозга и разума. Единственное возможное для нас осмысление математики – это человеческое осмысление. Следовательно, математика в том виде, в котором мы ее знаем и преподаем, может быть только созданной человеком и осмысленной человеком математикой». Они продолжают: «Если вы изучаете природу математики в качестве научной проблемы, тогда математика – это математика, осмысленная человеческими существами с помощью когнитивных механизмов мозга».