Истины нет
Шрифт:
— Ты, — вскипел Грюон.
— Прекрати, кардинал, — осадил его Эртаи. — Он все сделал верно. С гнусом Наазга мы бы все равно не справились, это надо признать, а то, что рано или поздно нас снова атакуют, мы и без того знали.
— Я теряю много крови, — напомнил Кйорт.
— Удивляюсь, как ты вообще жив, — кардинал склонился над ходящим и заплел золотыми нитями.
Они, как шелковые девичьи ленты в воде, закружились вокруг йерро.
— Скажи лишь, кто сдвинул Нейтраль?
— Я.
— Ты?!
— Да.
— Но как?
— Ловушка. Обычная ловушка ходящих — кишки наружу. И не надо разбивать ладони в аплодисментах, —
Его пальцы крепко сжимали черные ножны с аарком. Кардинал остановил кровь и взмахом руки разрешил переложить раненого на носилки.
— В университет, — скомандовал Эртаи. — К моему хирургу. Быстро.
[1] Проклятье (эдалийское наречие).
4-3.
4.
— Другого выхода не было?
Волдорт сидел на низком табурете у открытого окна. Через него вместе с солнечными лучами проникали в комнату сладкие запахи цветов. Священник, опершись о подоконник, смотрел во внутренний сад. Там, за окном, бахвалился своим потрясающим хвостом большой павлин. Кйорт только открыл глаза и сморщился от яркого солнца. Он лежал в большой кровати, утопая в мягких перинах и подушках. Услышав вопрос, он промолчал и приподнял одеяло: Солнечные Бинты за несколько дней полностью исцелили его раны. Он коснулся пальцами лица и нащупал тонкие рубцы. Что ни говори, но кардинал свое дело знал.
— Сколько прошло времени? — спросил ходящий.
— Сутки, — священник обернулся. — Суета в городе. Здорово же ты всех напугал. Все только и ждут нападения. А этот жрец с кардиналом сейчас выглядят как лучшие приятели. Правда, каждый готов при случае ударить другому в спину. А знаешь, похоже, что никто в городе не знает, кто такой Эртаи на самом деле. А ведь он оборотень. Да и вокруг него крутятся такие же. Удивительно, что их до сих пор не распознали.
— Он для этого убивал себе подобных, — усмехнулся ходящий. — Маленькая жертва ради большой цели. Как и у всех.
Кйорт сел на постели: он снова чувствовал себя сильным и быстрым.
— Наверное, ты прав. Как думаешь, мы выстоим?
— Нет.
Ходящий дотянулся до табурета с вещами, потянул к себе аарк. Достал его до половины из ножен. Тот пошевелил гардой и несколько раз хлопнул порами.
— Но Родника им не видать, раз уж я тут.
— Ты…
— Я могу вскрыть его сразу, как нарыв.
— И уничтожишь все, ради чего…
— Да. Но это крайняя мера. Надеюсь, у нас достанет времени, я чувствую, что Родник уже сочится. И они это чувствуют, — Кйорт боднул головой за окно. — Скоро все и произойдет.
— Сын мой, ты должен знать: я горжусь тобой. Горжусь принятым тобой решением…
— А я нет.
— Жизнь, какой бы странной или ненужной она ни казалась, является жизнью. Ты спасаешь многие.
— Я не хочу говорить об этом, — мягко огрызнулся Кйорт и потянулся к одежде. — Не хочу и не буду. Я сделаю, как ты просишь. Этого достаточно.
— Миллионы людей, Кйорт. Души миллионов могли попасть в руки Радастана.
— Может, еще попадут. И какой-то их части даже понравится.
— Не говори глупостей. Да, их вера несовершенна, но они идут к Живущим Выше. И пусть идут, ты же сам это понимаешь.
— К Живущим Выше? — ходящий надел штаны и замер с рубахой в руках. — К Живущим Выше. Я же тебе не рассказывал
— Чего не рассказывал? — Волдорт чуть наклонился вперед.
— Живущие Выше, такие добрые, прощающие, справедливые, — лицо Кйорта застыло маской. — В Землях и Мирах, что мы даруем, требуется не оставлять ни единой живой души, доверившейся другим богам, ни одной. Их требуется предавать заклятию, дабы они не смогли научить и показать новым, чистым душам той погани, что свершали они для своих богов, ибо это будет грехом и перед Новым Богом. Перед вашим Богом.
— Что это? Откуда? — отшатнулся священник. — Слова яда. Слова Радастана!
— О нет, — йерро зло рассмеялся, — это Святое Писание Живущих Выше. Думаешь, они отличаются от своих врагов? Думаешь? Все Высшие одинаковы.
— Кйорт, — Волдорт также встал, — что ты говоришь?
— Думаешь, эти праведники, каковыми себя ставят, не способны, например, предать? Солгать? Уничтожить целый народ? Сжечь города? Залить их водой? Засыпать пеплом? Думаешь, чума и саранча — орудие лишь Радастана? Языческие жертвоприношения — лишь языческие? Убийства отцами своих сыновей в Их честь? Знаешь девиз того рыцаря, что позже стал Перерожденным, по имени Энглуд? — Кйорт уже злобно шипел, смотря в пол. Его желваки играли, а пальцы сжались в кулаки. — Убийство неверного не есть грех — это путь на Небо! Не есть грех? На его руках кровь десятков детей. Чем он лучше? Чем? Но люди не виноваты. Совсем. Разум их затуманен. Они загнаны, доверчивы, глупы и жестоки, как и все разумные. Высшие виновны.
— Сын…
— Знаешь цену их предательству? — ходящий впервые с последнего разговора с отцом посмотрел тому в глаза. — Разрушенный Мир йерро! Это результат союза с Ними! А каков был план? Хорош во всех смыслах, продуманный до тонкостей. Мы истребляем верхушку Радастана. И, если получится, даже Верховного. От Праведников требовалось лишь одно: в отсутствие лучших ходящих прикрыть нас. Да, мы знали, что любой из Миров хотел бы, чтобы ходящие служили только ему. Но это… это… так… мерзость… Радастан, как мы и думали, напал в ответ, и эти… светоносцы… с душами черными, как самая глубокая Бездна, пришли лишь тогда, когда выбора у нас уже не осталось. План развалился, и куски его уже пожирал Эллоаро. Хорош был выбор. Присягнуть в служении только Им в обмен на защиту или исчезнуть как вид, — голос Кйорта дрогнул и сорвался на крик. — И тут я спасал всех этих d`namme не для Них, а от Них! Вот цена предательства тех, кого ты считаешь достойным веры. Тех, кому ты посвятил жизнь в этом Мире. И разве я хоть слово сказал тебе? Вовсе нет. Ибо каждый волен выбирать. Каждый! И они не лучше, не хуже. Нет. Они такие же. Они такие же Высшие духи, как и остальные. И есть лишь один План, который йерро ненавидят больше.
— Кйорт, сын мой. Прости. Я не знал, — священник без сил опустился на табурет. — Я…
— А какое это имеет значение? Это бы как-то изменило твою просьбу?
— Не думаю, — медленно произнес Волдорт.
— Вот видишь. Но я поступлю, как обещал, — Кйорт в упор смотрел на отца.
— Прости меня, сын. Прошу тебя…
—Тебе не за что. Ты был хорошим отцом. А сейчас прошу, оставь меня одного, — ходящий продолжил одеваться.
Стена в его душе выдержала этот удар с завидной стойкостью. Он не зря возводил ее долгие годы: ни один камешек не шелохнулся.