Источник пустого мира
Шрифт:
— Ты не стал возобновлять обезболивающее?
Веслав оторвался от неизменного лабораторного стола. Мерное «кап-кап-кап» из перегонного куба действовало на нервы.
— Ни к чему. Он уже не чувствует боли.
Даже самые большие оптимисты не расценили бы это как надежду на выздоровление.
Дружина не спала. Мне неизвестно было, где сейчас остальные, но никто не лег отдыхать после бессонной ночи — тут я была уверена. Я и сама-то забрела к Веславу потому, что не могла уснуть, а все другие поразбежались. Быть одной после нынешней
— Почему так вышло с Ыгх?
— Спроси у Ыгх.
— Я пыталась, но она драпанула от меня с такой скоростью… причем я даже не в курсе, во что она превратилась на этот раз: ты когда-нибудь видел крылатую жабу? Да еще оранжевую.
Гэллоки, обитают на болотах в паре миров…
— И ты об этом читал.
Алхимик кивнул и принялся брякать всеми банками-железками подряд, поглядывая в мою сторону очень выразительно. Должно быть, взгляд обозначал, что он хочет, чтобы я убралась поскорее. Я осталась сидеть и ждать, пока меня попросят вон не намеками, а вербально.
— Так ты не знаешь, что случилось?
— Случилось то, что она не смогла забрать у Тео ни капли энергии! — вспыхнул алхимик. — Ты видела это не хуже меня!
Кстати, хуже, потому что он все время меня обнимал. Но упоминать об этом сейчас мне хотелось меньше всего, поэтому я осталась на прежней теме:
— Ты говорил, что Тео — энергетический донор, может только отдавать…
Веслав застыл с пробиркой в руке, закатил глаза, выдохнул и процедил сквозь зубы:
— Есть то, что нельзя отдать никому. По… разным причинам. Такой ответ тебя устроит?
Конкретика — прямо залюбуешься. В духе Бо, а не в алхимическом, но что-то мне подсказало, что другого ответа у Веслава нет. А если и есть — алхимик не собирается им делиться.
— И… что случится, если он умрет?
Я не стала произносить это проклятое «когда» — все врачи повстанцев и без того без конца носились с этим словом. Весл повозился с минутку у перегонного аппарата, что-то пробормотал и дал неожиданный ответ:
— Лично мне было бы гораздо тревожнее, если бы он выжил.
Я не шелохнулась, но молчание получилось уж совсем некрасивым. Веслав сердито тронул лоб, на котором по-прежнему красовалась повязка, скрывающая рубец ожога.
— Однажды он стал бы Поводырем Великой Дружины. Нам пришлось бы встретиться в смертельном бою. И, может быть, он…
— Ты сам-то в это веришь?
— Что он может стать Поводырем?
— Что он может убить.
— Я не думаю, что он мог бы этого пожелать. В остальном верю.
Он отвернулся так, будто и без того не избегал смотреть мне в глаза. Голос стал торопливее и злее:
— Я алхимик и почти Повелитель Тени. Скажи, из каких соображений я должен трястись над жизнью того, кто…
Но я не дослушала: на меня снизошло озарение, что в жизни моей случалось не так уж и часто.
— Вот значит, почему.
— Почему — что?
— Почему он говорил, что так важно быть
Были ли в этой фразе подтексты — не знаю, но Веславом они оказались незамеченными.
— Быть человеком, — хмыкнул он и воздел руки (правую — более осторожно, в ней было зажата емкость с чем-то ярко-синим). — Только это и слышу от вас в последнее время, а что такое человек? Знаешь ли, я их навидался — и в жизни, и по страницам Книги Миров, и, наверное, гораздо больше, чем ты или чем этот архивариус, который… чтоб его!
Он грохнул по столу худым и с виду невесомым кулаком с такой силой, что подпрыгнуло все содержимое стола. Я приподняла брови в удивлении:
— С чего ты так бесишься? В таком случае, для тебя все складывается отлично: твой противник умирает, ты в этом не виноват, спасти его ты не можешь тоже…
— Не могу, да, — отозвался алхимик мрачно. — Но ты же и не ждала, что я себе подпишу смертный приговор таким альтруизмом?
Это уж было слишком. Я решительно поднялась со стула, подошла к Веславу и заботливо пощупала ту часть его лба, которую не закрывала повязка.
— Гм, температуры нет… ты что — правда хочешь знать мое мнение по этому вопросу?
Весл молча и нетерпеливо отбросил мою руку и вернулся к столу. Спустя какое-то время до меня донесся его ответ:
— Не хочу.
Соврал, собака, но он ведь не ждал, что я буду держать ответ в секрете?
— Если бы у тебя было средство спасти Тео… — я вернулась на свое место и уселась в прежнюю позу, — не знаю, чего бы я от тебя ждала. Наверное, валялась бы у тебя в ногах с просьбой применить все, что можно.
— Даже если это убьет меня в будущем?
Определенно, глаза у него горели, и огонь этот был нехорошим. Пора было изображать тактическое отступление.
— Чем тебе помешал бы живой Тео? Этим поединком? Но ведь он когда еще будет, и Тео все равно может оказаться слабее тебя, а…
— Сильнее.
— Что на этот раз?
— Он сильнее меня, — монотонно и устало повторил Веслав. — В любом случае. Даже сейчас, когда умирает. Не знаю чем. Вот этим… этой штукой… тем, что если я выйду против него, мне придется позволить ему — понимаешь, позволить ему убить себя!
Он едва не разбил емкость, которой машинально взмахивал, потом опомнился и подхватил. Устало стянул повязку с головы и провел по красному следу от ожога — кровавая корона…
— У тебя был бы другой выход, — сказала я наконец.
— Не было бы, — отозвался Веслав. — Если бы я убил его… мне бы этого не простили.
Смутно, как-то отдаленно, но смысл этой фразы все же просочился ко мне. Знаю, Весл, понимаю. Можно убить, можно поджечь, разрушить — и хотя бы наполовину сохранить себя, а бывает зло настолько страшное, что после него ты умираешь. Душа отлетает от живого, наполненного энергией тела, остается сосущая дыра, ты можешь причинить окружающим сколько угодно мучений, но ты уже в аду, без права раскаяния…