Источник силы
Шрифт:
— Ив этом суть всей проблемы. Что, по вашему мнению, случилось с этими двумя людьми?
— Не имею понятия, — ответил я.
— А я имею, — сказал Тавернер. — Наркотики, если вы их примете достаточное количество, способствуют выходу из тела, но грань между «достаточно» и «слишком много» очень узкая, и если вы ее переступите, вы выйдете и не вернетесь обратно. Благодаря вам Виннингтон обнаружил слабость Беллами и, обладая способностью покидать тело по своему желанию, как могут делать хорошо обученные Посвященные, дождался своего шанса, когда Беллами переместится из своего тела в видения наркомана, а затем завладел им, фактически оставив Беллами блуждать бездомным. Беллами,
Пока Тавернер говорил, я осознал, что это и есть истинное объяснение событий. Пункт за пунктом он восстановил все, свидетелем чего я был.
— Можно ли как-то исправить положение? — спросил я, теперь уже достаточно наказанный.
— Есть несколько вещей, которые можно было бы сделать. Но вопрос в том, какое положение вы считаете правильным?
— Разве здесь могут быть какие-то сомнения? Вернуть людей обратно в свои собственные тела!
— Вы думаете, это было бы правильным? — сказал Тавернер. — Я в этом не столь уверен. В этом случае у вас будет три несчастных человека; а сейчас у вас два очень счастливых и один очень раздраженный — мир в целом от этого только выиграл.
— Но как же быть с миссис Беллами? — сказал я. — Она живет с человеком, с которым не состоит в браке?
— Закон будет считать ее состоящей с ним в браке, — ответил Тавернер. — Наше брачное право распространяется только на телесные грехи, оно не признает адюльтера души; так что пока тело хранит верность, здесь нет никакого греха. Изменение характера в худшую сторону, под влиянием наркотиков, пьянства или безумия, по нашим благородным законам не дает оснований для развода, следовательно, изменение личности в лучшую сторону благодаря психическому воздействию тем более их не дает. Так что выбирайте одно из двух.
— Во всяком случае, — ответил я, — мне это не кажется высоконравственным.
— А как вы определяете нравственность? — спросил Тавернер.
— Закон страны… — начал я.
— В данном случае закон, изданный парламентом, должен решать, впустить ли человека на Небеса. Если вы сочетаетесь браком с женщиной за день до того, как закон о новом браке вступит в силу, вы отправитесь в тюрьму, а потом в ад за двоеженство; в то же время, если вы пройдете через ту же церемонию с той же женщиной день спустя, вы будете жить в ореоле святости и наконец отправитесь на Небеса. Нет, Роудз, по нашим меркам, мы должны смотреть глубже.
— Тогда, — сказал я, — как вы определите безнравственность?
— Как то, — сказал Тавернер, — что задерживает эволюцию коллективной души общества, к которому оно принадлежит. Бывают случаи, когда нарушение закона является высочайшим этическим актом; каждый из нас может вспомнить такие случаи из истории. Например, множество актов конформизма как со стороны католиков, так и со стороны протестантов. Мученики — нарушители законов, и большинство из них во времена их казни были осуждены на основании законов и только в последующие годы канонизированы.
— Но вернемся к нашим делам, Тавернер, что вы собираетесь делать с Виннингтоном?
— Признать его невменяемым, — сказал Тавернер, — и отправить в отдаленную психиатрическую лечебницу, как только мы сможем получить санитарную карету.
— Вы можете поступать,
— Вы и не должны идти против своих убеждений, но могу я это понимать так, что вы не будете препятствовать?
— А как бы я мог это сделать, черт возьми? Тогда я должен буду признать невменяемым себя.
— Для вашего же блага вам не следует упоминать черта в этом грешном мире, — возразил мой собеседник, и, казалось, дискуссия готова была превратиться в первую нашу ссору, когда внезапно открылась дверь, и мы увидели стоящую на пороге медсестру.
— Доктор, — сказала она, — мистер Виннингтон скончался.
— Слава Богу! — сказал я.
— Бог мой! — сказал Тавернер.
Мы поднялись по лестнице и остановились рядом с тем, что лежало на кровати. Никогда прежде я не осознавал так ясно, что физическая форма не является человеком. Здесь находился дом, который арендовали две различные сущности и который стоял незанятым тридцать два часа, а вот теперь опустел навсегда. Скоро рухнут стены и упадет крыша. Как я мог когда-то считать это своим другом? За четверть мили отсюда душа, выстроившая это прибежище, посмеивается про себя, а где- то, вероятно, в амбулатории, взбешенная сущность, еще недавно заключенная за решетку, в бессильной ярости шумит пробками бутылочек с ядами, так как в желудке уже нет возбуждающего средства, которое может ее поддержать. Мои колени подогнулись, и я упал на стул, будучи ближе к обморочному состоянию, чем когда бы то ни было со времен моей первой операции.
— Во всяком случае, это как-то уладилось, — сказал я голосом, который показался мне чужим.
— Вы так думаете? Я полагаю, трудности только теперь и начнутся, — сказал Тавернер. — Вас не смущает, что пока Беллами был заключен в тело, мы знали, где он находится, и могли держать его под контролем? А теперь он выпущен в невидимый мир и потребуется немало усилий, чтобы его поймать.
— Так вы думаете, что он попытается помешать своей жене и… и ее мужу?
— А что бы сделали вы, если бы оказались в его шкуре? — сказал Тавернер.
— Но не можете же вы считать это существо бессмертным?
— Я и не считаю. Это не опасно для коллективной души, или общественной морали, если вы предпочитаете этот термин. С другой стороны, Виннингтон подвергается огромному риску. Сможет ли он не подпускать к себе Беллами теперь, когда тот лишился тела? И если не сможет, что произойдет? Помните, время смерти Беллами еще не пришло и поэтому он будет слоняться неподалеку, привязанное к земле привидение, подобно самоубийце; и если туберкулез — это болезнь жизненных сил, чем, я думаю, он и является, сколько времени пройдет прежде, чем инфицированное живое существо, которое теперь поселилось в его теле, преодолеет старые болезни? И когда Беллами-второй будет вне астрального плана — мертвым, как вы это называете, — что должен сказать ему Беллами-первый? И что будет с миссис Беллами, если они превратят ее близость в поле своей битвы?
Нет, Роудз, нет специального ада для тех, кто играет в запретные игры, и этого более чем достаточно.
Воскресший
Утратив старую любовь, ты непременно обретешь новую
— Сколько человек в Приемной, Бэйтс? — спросил Тавернер у лакея, когда рабочий день в консультации на Харли-стрит подходил к концу.
— Двое, сэр, — ответил тот, — леди и джентльмен.
— А-а, — сказал Тавернер. — Хорошо, пригласите леди.