Источник судьбы

Алехин Павел

В отношении тинга сыновья Хальвдана тоже не позволили долго водить себя за нос. Еще через неделю несколько опытных воинов пришли в гостевой дом, осмотрели раны Ульва и вынесли решение, что состояние его здоровья уже позволяет ему показаться народу. И тинг был назначен через несколько дней.

В последний вечер перед тингом сыновья Хальвдана долго не ложились спать, вместе с дружиной горячо обсуждая предстоящее. Все понимали, что наиболее ожесточенные споры завтра вызовет вопрос о вере и жертвах.

– Хейдабьюр не признает конунгом человека, который отказывается

приносить жертвы! – говорил Рерик. Разговор с пророчицей фру Ульвхильд был так свеж в его памяти, будто состоялся лишь сегодня. – Может быть, когда-нибудь они и станут добрыми христианами, так что твой король Карл заплачет от умиления, но до этого еще далеко. Ни ты, ни я можем до этого и не дожить. Вот увидишь, завтра все разговоры на тинге будут только об этом, и они нам не уступят.

– И что же ты теперь предлагаешь? – в раздражении отвечал Харальд. Ему хотелось в спальный чулан к жене, но он не мог уйти, оставив дружину в сомнениях и несогласии. – Я же позволил им приносить жертвы, сколько они хотят, чего им еще надо? Пусть себе глодают кости по праздникам, я им не запрещаю!

– Они хотят, чтобы это делал ты, конунг! Что ты, в самом деле, как ребенок, как будто не знаешь сам! Все конунги приносят жертвы за свою свою страну, и наш отец так делал, и Ингвар конунг так делал, и все так делают от самого начала времен! И никто не признает тебя конунгом, если ты откажешься это делать!

– А ты, похоже, легко согласился бы лизать жертвенные чаши, если бы мог сам стать конунгом здесь! – гневно бросил Харальд и даже встал на ноги.

– Я согласился бы, если бы хотел быть здешним конунгом! – Рерик с нажимом произнес «если бы», хотя, на самом деле, не видел причин, которые помешали бы ему этого хотеть. Не считая Харальда, конечно.

– Но ты теперь христианин! Ты мог бы предать Христа и снова поклоняться идолам! Этим деревянным болванам, у которых внутри одни жуки и червяки!

– Если Один помог мне стать тем, кем я стал, то предавать его было бы просто глупо! – ответил Рерик и вдруг почувствовал облегчение, сказав вслух то, о чем думал почти все это время. – А еще я часто вспоминаю, что говорил Рагнар лагман. Помнишь, он говорил: я верю в свой меч и свою удачу, а боги пусть сами между собой разбираются, кто из них правильнее.

Хирдманы слушали его, и на многих лицах было одобрение. Странствуя по свету, викинги с юности привыкали к мысли, что богов на свете много. Жизнь показывала, что и христиане живут не дольше и не легче, чем поклонники Одина, Свентовита или биармийского бога Йомали. Жизнь научила их выбирать такого бога, с которым легче прожить здесь и сейчас. Менялись обстоятельства, и их вера менялась тоже. Сейчас они были на земле Одина, и тащить сюда франкского бога казалось нелепо, поэтому в споре двух братьев сочувствие большинства дружины было на стороне младшего.

– Я понимаю вот что: нельзя быть христианским конунгом в стране, которая поклоняется Одину и Фрейру! – продолжал Рерик. Он мог бы обойтись и без одобрения слушателей, но все же оно помогало ему. – Во Франкии надо было быть христианином, поэтому я не слишком тебя отговаривал, когда там

предложили креститься, и сам согласился, раз уж в той стране такие порядки! Если бы мы остались в Дорестаде, там никто не заставлял бы тебя приносить жертвы и ты мог бы быть христианином, сколько тебе угодно, это даже помогало бы делу. Но теперь мы не во Франкии и не во Фрисландии, мы в Ютландии, и здесь мы хотим остаться. Так и нечего изображать белую овцу в черном стаде. Хочешь здесь править – приноси жертвы и давай людям то, что им от тебя нужно. А если не хочешь – мы сможем взять здесь добычу и пленных, потому что сейчас мы сильнее, но никогда они не признают нас конунгами и утвердиться здесь нам не удастся. Мы не исполним свой обет и покроем себя позором навеки!

– Мой выбор сделан!

– Ну так возвращайся в Дорестад, и закончим на этом! – не выдержал Рерик. Он осознавал, что говорит очень опасные слова, но тупое упрямство брата вывело его из себя. – Ты теперь родич короля франков, вот и возвращайся к ним и ходи на службы в их красивые соборы, глотай там тепленькое вино, которое они выдают за кровь Христову, если уж тебе так не нравится простое жертвенное мясо! Только я не понимаю, в чем между ними разница.

– А ты, значит, собираешься остаться здесь? – Харальд положил руки на пояс и шагнул к нему.

– В конце концов, это я давал клятву вернуть земли нашего отца. И на твоем месте я бы отложил Христа в сторону до более подходящих времен. Здесь и сейчас от него одни неприятности.

– Карл и Лотарь мне этого не простят. Я женат на их родственнице.

– Здесь мы не обязаны спрашивать разрешения ни у Карла, ни у Лотаря. Мы сами решаем, как нам жить. И даже если ты возьмешь себе еще трех жен, их мнение не должно тебя волновать.

– А если бы тебе удалось уберечь твою Рейнельду, ты теперь мог бы взять в придачу к ней и вторую жену?

– Уж не думаешь ли ты, что я не справлюсь с двумя женами? – Рерик с выразительно-самоуверенным видом положил руки на пояс.

– Да уж ты справишься. – Харальд окинул младшего брата выразительным взглядом с ног до головы. В глубине души он злился из-за того, что Рерик, будучи ниже ростом и уступая ему красотой лица, пользуется у женщин даже большим успехом, чем он сам. В чем дело – непонятно. – Как говорится, кого все женщины любят, тот беды не знает. А мы все знаем, как легко ты обольщаешь женщин… особенно тех, какие тебе в матери годятся!

Рерик сжал зубы, вспыхнув от этого намека на Гизелу, но не показал виду, что задет, а напротив, улыбнулся Харальду такой же снисходительной улыбкой и ответил:

– Да уж, повернись дело немного иначе – и сейчас я мог бы быть твоим тестем, мой дорогой старший брат!

Дружина посмеялась и стала укладываться спать. Но, хотя братья окончили свой спор веселыми словами и до открытой ссоры дело не дошло, у обоих от него остался непрятный осадок, и хирдманы засыпали с весьма тревожными мыслями. В хирде привыкли, что у них два конунга, а теперь уже все, кто умел хоть немного соображать, поняли: пути братьев расходятся. И довольно скоро каждому предстоит выбрать, с кем он.