Источник судьбы
Шрифт:
– Никто не знал. Она не хотела вызвать гнев мужа, поэтому никто не знал, только она сама и Торир Верный, тот человек.
– Он погиб. Во Фризии. Совсем недавно. – Рерик подавил вздох. – Так ты можешь попросить у богов новое пророчество для меня… для нас? Если уж мы вернулись, как было предсказано, то как сложится наша судьба здесь?
– Сейчас еще не время спрашивать норн о судьбе. Ваша судьба еще не созрела. Она еще не выращена. Вам предстоит сделать посев. Ведь вы только-только прибыли на это поле. Вы вспахали его клинками мечей, вы полили его жертвенной кровью прежнего конунга, теперь вы должны бросить семя в подготовленную землю. А сперва вам
Рерик прекрасно знал, откуда в роду взялся Золотой Дракон, знал и о том, что именно в этой старинной золотой гривне заключена удача рода. Но до сегодняшнего дня ему казалось, что эта сага – достояние его хирда, что-то вроде сказки, которую ему и Харальду в детстве рассказывала мать. А сейчас ему о том же самом сказала чужая, едва знакомая женщина. И в ее устах семейное предание вдруг разрослось и превратилось в истину, управляющую судьбой целой страны.
– А почему ты сказала, что моих людей возглавляет раб? Хериберт и правда был рабом, именно здесь, в Хейдабьюре, ты знала об этом? Но его давно выкупили, у себя на родине и потом во Фризии он был аббатом. Ну, это то же, что ты здесь – главный жрец в святилище Христа.
– Я имела в виду, что служитель Христа – раб своего бога. А ты – сын твоих богов. Норна Скульд вырезала для тебя палочку с рунами судьбы, но Становление ее зависит от тебя самого и твоих усилий. Я знаю, что и ты теперь считаешь себя слугою Христа. – Фру Ульвхильд посмотрела на серебряный крест на груди у Рерика. – Но подумай: не лучше ли сделать свой выбор и растить дерево своей судьбы, чем подрывать его корни?
– Я не стану разрушать святилище, если ты об этом. – Рерик не очень ее понимал, но чувствовал, к чему она клонит. – Мы вскоре соберем тинг. Мы, я и Харальд, предложим жителям Хейдабьюра принять крещение. Но если они откажутся…
– Что тогда? – Фру Ульвхильд пристально глянула ему в лицо своими горящими, как угли, глазами.
– Не думаю, что мы станем принуждать их силой. Вера, как и судьба, должна вырасти в душе сама собой. По крайней мере, я готов признать за каждым свободным человеком право самому решать, каких богов почитать.
– Твой брат показался мне не таким уступчивым.
– Разве ты знаешь Харальда?
– Я знаю его судьбу. Я видела ее в Источнике Мудрости еще тогда, когда он родился. И предупреди его от меня – если он попытается делать все по-своему, то может поплатиться за это.
– Ты угрожаешь моему брату? – изумился Рерик.
– И не думаю. Я говорю о том, что видела в источнике Мимира. Не стоит твоему брату повторять ошибки своего отца, который предпочел огневаться на того, кто передал ему дурное пророчество, и закрыть глаза на неприятное предупреждение.
– А вообще на Харальда это похоже. – Рерик потер подбородок. – Хорошо. Я в таком случае пойду по пути нашей матери и попрошу тебя не лишать нас своей дружбы.
– Ты
И теперь Рерик окончательно поверил в то, что фру Ульвхильд черпает свои знания из источника Мимира. Его сильное сходство с фру Торгерд отмечали все домочадцы, а ведь вдова Хальвдана не бывала в Хейдабьюре уже более двадцати лет.
Он был не прочь продолжить эту увлекательную беседу, но не мог больше не замечать шума, который доносился снаружи и все усиливался. Отдельные выкрики перешли в бурю воплей, Эгиль, телохранитель, выглянул за ворота и закричал:
– Рерик конунг, там драка пошла!
Кивнув фру Ульвхильд, Рерик выбежал наружу вместе с телохранителями. Эгиль не ошибся: за то время, что Рерик беседовал с пророчицей, между жителями Хейдабьюра и монахами началась настоящая драка. Как потом рассказывал Гейр ярл, Асгрим и Хериберт сперва на словах выясняли, чей бог – бог, а чей – дьявол, но потом перешли на кулаки. Вспыльчивый брат Гунрад первым бросился на Асгрима с топором, приготовленным для сокрушения идолов, и хирдманы не успели его остановить. От первого удара Асгрим благополучно увернулся – ибо монах, по происхождению из саксов – заложников, еще мальчиком попавший в плен, выросший в монастыре, не имел никакого боевого опыта и даже не попал по противнику. Зато сам Асгрим хёвдинг не промахнулся и ударом меча разом снес Гунраду полчерепа.
А толпа словно ждала знака. Видя, что один из ненавистных монахов, олицетворявших для данов покушения франкских и саксонских королей на их свободу, убит, еще пятеро или шестеро самых бойких жителей Хейдабьюра бросились на остальных. Хериберта с Идесбальдом хирдманы втянули в свои ряды и прикрыли щитами, по которым немедленно застучали клинки, камни и палки горожан, вооруженных кто чем. Кое у кого имелись мечи и секиры, но хирдманы встречали их копьями и отбрасывали; толпа смешалась, передние ряды пятились назад, задние напирали и толкали их вперед, на копья. Слышались вопли раненых. Гейр ярл криками призывал горожан к спокойствию, но хирдманы были вынуждены защищаться. Казалось, вот – вот начнется неуправляемая жестокая свалка.
Столкновение стремительно набирало силу, крики раздавались все громче. Со всех сторон бежали люди.
– Назад! – закричал Рерик, выйдя из святилища. Под ногами уже темнели пятна пролитой крови, со всех сторон на него смотрели ожесточенные лица, в руках сверкало острое железо.
– Назад, жители Хейдабьюра! – призывала фру Ульвхильд, выбежав из-за ворот и преграждая горожанам путь к монахам и хирдманам. – Не гневите богов кровоприлитием возле их порога. Что ты разъярился, Асгрим, сегодня не жертвенный день! Успокойтесь, люди! Рерик конунг не тронет святилище, он обещал!
Толпа отхлынула, но не разошлась.
– Пошли в усадьбу! – приказала Рерик. – Фру Ульвхильд! Я полагаюсь на тебя и жду, что ты удержишь людей от глупостей.
– Брат наш Гунрад погиб мученической смертью… мученически, убитый язычниками… нечестивыми дикарями… пал в битве во славу Божию… – задыхаясь, восклицал Хериберт, пытаясь одновременно молиться и рассказывать.
Взмокший, с торчком стоящими вокруг тонзуры волосами, с засохшими пятнами чужой крови на лице и на одежде, он сам был дик и страшен. На простой некрашеной ткани его потрепанногооба красные пятна особенно резко и тревожно бросались в глаза. В руке его по-прежнему был зажат топор, но он, кажется, сам его не замечал, как будто сроднился с этим орудием просвящения нечестивых.