Источник жизни
Шрифт:
Через неделю за американцем прилетел самолет Главсевморпути. Молодой добродушный летчик поздоровался с пограничниками и с Джоном и сказал ему по-английски, что, повидимому, они завтра смогут отправиться в путь.
— Верно, ветерок еще дует порядочный. Ну, да ничего, может, к утру утихнет, до Аляски долетим, — мне поскорее надо возвращаться обратно.
Узнав, что Шубин — так звали пилота Главсевморпути — прилетел специально за ним, американец вежливо поблагодарил и ответил, что ему теперь все равно, когда он возвратится в Штаты. Теперь он там никому не интересен. Его ждут
— Вы-то тут при чем? — изумился Шубин. — В такую погоду, пожалуй, наш Чкалов, и тот бы пошел на посадку.
— А разве над Чкаловым не смеялись бы в Москве, если бы с ним такое случилось? — усмехнулся Джон. — И над Чкаловым бы смеялись.
— Ему бы помогли, — возразил Шубин. — Разве мыслимо смеяться над человеком, который попал в беду?
— Но премию-то он бы не получил! — убежденно сказал американец.
— Чкалов полетел бы не из-за премии, — обиделся Шубин.
— А почему американцы сами не прислали за ним самолет? Погоды, что ли, испугались? — полюбопытствовал Филиппов.
— Он говорит, что теперь никому не нужен, кроме своей жены, — пояснил Шубин. — Вот они, какие дела…
Ветер к утру не утих, и полученный по радио прогноз не обещал на ближайшие пять дней лучшей погоды.
Американец поинтересовался, нельзя ли добраться на собаках до ближайшего порта.
— А зачем вам порт, если я прилетел? — спросил Шубин. — Доставлю вас в вашу Америку целехоньким, можете не сомневаться.
— Я теперь должен экономить, у меня нет лишних долларов, чтобы оплатить ваш полет и неделю простоя вашей машины, — сумрачно сказал Джон.
Шубин расхохотался:
— Да с вас никто ни копейки не потребует. Мы вас бесплатно выручаем. Понимаете — даром!
Но американец этого не мог понять, как, впрочем, не мог он понять многого из того, что увидел за эти дни на советской пограничной заставе. Присматриваясь к жизни пограничников, он прежде всего поинтересовался, сколько они получают за то, что зимуют здесь.
— Опять он о деньгах! — брезгливо воскликнул Филиппов. — Да объясни ты ему, что к чему…
На другой день на заставу приехал на собаках из ближнего стойбища чукча Иван Катыкульт. Он попросил у Филиппова отпустить с ним Володю Орлова. У Катыкульта заболел мальчик, а врач, как на грех, уехал в район. Володя все умеет. Он спас летом старую бабушку соседа. Бабушка не могла поднять головы, и все думали, что она умрет. А Володя дал ей белых лепешечек, и она теперь совсем здорова и даже может бегать, как олень.
Пока Орлов собирался в дорогу, Филиппов пригласил Катыкульта к столу — они как раз обедали. Но едва чукча, вежливо поклонившись, сел за стол, как американец встал и, ни слова не говоря, вышел в другую комнату.
— Он что, белены объелся, что ли? — возмутился Шубин.
— Зачем объелся? — спокойно пояснил Катыкульт. — Я — чукча, он белый человек. Америка! Я видел много американцев, давно видел. Советской власти еще не было…
Вскоре Орлов и Катыкульт уехали в стойбище. И только тогда Джон, как ни в чем не бывало, вернулся в столовую и, поев, предложил Шубину сыграть в домино.
— Не хочется мне, — хмуро сказал Шубин.
А
— Запрягай ему собак. Пусть на собаках в Уэллен едет и ждет там парохода: мне глядеть на него после этого тошно.
— А ты потерпи… Он у нас в гостях. Нам нельзя рассуждать, как он рассуждает.
— Понимаю, — сказал Шубин, махнув рукой. — Все понимаю, а сердце у меня к нему не лежит.
Так думал и говорил не один Шубин. Отношение пограничников к американцу, вначале доброжелательное (человек потерпел аварию!), после случая с Катыкультом сменилось сдержанной неприязнью. Джон почувствовал это и пришел к Филиппову объясниться.
— Тяжелый случай получается, — сказал начальник заставы Шубину. — Он привык там, у себя в Америке, господином быть, негров и индейцев за людей не считать. Только у нас такое дело не выйдет. В общем ты объясни ему, что у нас все люди равные, господ и хозяев нет. Раз к нам попал, пусть с нашей советской жизнью считается.
Объяснения Шубина, не искушенного в дипломатических тонкостях, были грубоваты, но доходчивы.
— Вот что, господин Джон, наши ребята вами очень недовольны. Просят, чтобы вы свои барские замашки бросили. Мы их терпеть не можем. Мы люди простые, рабочие.
Джон стал оправдываться. Он-де не знал, что в России все совсем по-другому.
— Ну, так вот знайте! У нас не Америка, а Советская Россия. Этого забывать не следует.
— Ол-райт! — глухо ответил американец.
— Поживет у нас еще недельку, может, обтешется, — сказал Филиппов.
Но американцу не пришлось долго жить на заставе. Через день пурга утихла, и Шубин обрадованно сообщил:
— Завтра, чуть свет, я этого типа увезу!
Прощаясь с Филипповым и выражая признательность за гостеприимство, Джон вынул из бумажника какую-то книжечку, что-то написал в ней, вырвал листок и передал его Шубину.
— Это тебе, — перевел Шубин, — чек на триста долларов: в благодарность за спасение его жизни.
Филиппов нахмурился,
— Верни ему и скажи, что мы спасли его не за деньги, нам его доллары не нужны. Они ему самому еще пригодятся.
Услышав ответ, Джон недоуменно пожал плечами.
Пограничники вышли провожать летчиков. Американец уселся в кабину. Шубин помог ему прикрепить за спиной парашют, а свой просто так положил на сиденье.
— Тут и лететь-то всего ничего!
Самолет взмыл в воздух, сделал круг над заставой и лег курсом на Аляску. Когда он скрылся в морозном тумане, Иван Варфоломеев вынул из кармана полушубка маленького плюшевого медвежонка и, передавая его начальнику, сказал:
— Забыл ему отдать. Мы с Савиным этого зверя вчера у «летающей акулы» подобрали. Видно, он этого медвежонка из кабины и выбросил в тот раз. Зачем ему игрушка?
— На счастье с собой возил, — усмехнулся Филиппов, разглядывая медвежонка.
ПРИЗВАНИЕ
Минувшая зима была необычайно суровой для этих мест, но, как всегда, весна заявила о себе с первых дней февраля. Озера, речки и болота были еще скованы льдом, а уже начался прилет птиц.