Источник жизни
Шрифт:
Исаев по телефону доложил о происшествии коменданту участка, потом взял отобранную у нарушителя коробочку, внимательно осмотрел ее, поднес к уху, потряс и только после этого открыл. В коробочке лежал табак.
— И всего-то! — разочарованно воскликнул Иван.
— Глупости! — сердито сказал Исаев, смерил лезвием ножа глубину коробочки внутри и снаружи. — Во-первых, у коробочки два дна, а во-вторых… мы сейчас поглядим, что во-вторых.
Осторожно Исаев надрезал второе дно и извлек сложенный в несколько рядов листочек кальки
— Во-вторых, значит, табак для отвода глаз: нарушитель — шпион.
— Он от границы шел, — напомнил Иван.
— Точно. Ему не удалось перейти границу, вот он и подался обратно.
Иван с восхищением посмотрел на начальника.
Довольный результатом осмотра коробочки, Исаев потер одну ладонь о другую и достал из стола бумагу.
— Я сейчас допрошу шпиона, а ты поди отдохни, а вечером опять потренируй Пыркова. Трудновато нам без тебя будет: уедешь скоро, а Джульбарс к Пыркову еще не привык.
Две недели подряд Павлов ходил в наряд вместе с Пырковым. Джульбарс сначала не подпускал к себе Пыркова, но постепенно стал привыкать к будущему хозяину, и, странное дело, Ивану это было нерадостно.
Вот и сегодня, за сутки до отъезда Павлова с заставы, они до утра находились на участке. Павлов (в который уже раз!) показывал, как когда-то показывали ему: где скорее всего можно ждать нарушителей, где удобнее прятаться, переходить вброд ручьи, скрываться в камышах.
Иван ждал от последней ночи чего-то особенного. А она оказалась тихой. Джульбарс весело помахивал хвостом, не выказывая никакого беспокойства.
«Все здесь исхожено, измерено, — думал Иван, внимательно глядя по сторонам. — Почти каждое дерево стало знакомым за эти годы. И вот жил-жил и уезжаешь, уезжаешь за много тысяч километров. Там, как говорила Елена Борисовна, «пойдет новая жизнь». И все же ему грустно стало в это тихое утро, грустно и почему-то тревожно.
Грусть навеяло не расставание со здешней природой, теперь не менее близкой, чем поля и леса родной Владимирской области с ее медленно текущими реками и светлыми березовыми рощами.
Грусть пришла и не потому, что он привык к товарищам по заставе, подружился с ними, жил, как с братьями, делил с ними и трудности, и опасности, и радости, — большинство из них уже разъехалось но домам, обещав никогда не забывать друг друга.
И даже не потому Ивану стало грустно и тревожно, что предстояло расстаться с Исаевым, бывшим все эти годы не только начальником, но и другом, и наставником, с Еленой Борисовной, которая относилась к солдатам с душевной заботой, как сестра.
Конечно, и этого достаточно, чтобы загрустить: будто отрываешь от сердца очень близкое и родное.
Но не только в этом было сейчас дело. Павлов с новой силой почувствовал свою ответственность за границу, за свою заставу и перед самим собой и перед родиной, — ту ответственность, о которой говорил и
Павлов повернулся вдруг к Пыркову и сказал:
— Я попрошу старшего лейтенанта, чтобы ты еще недельки две вместе со мной походил.
Пырков, не понимая, посмотрел на Ивана.
— Ты же уезжаешь сегодня вечером.
— Никуда я не уезжаю, — ответил Павлов. — Я через год поеду в военное училище…
ЯБЛОНИ В ЦВЕТУ
Зима у нас длинная — девять месяцев в году, — сказал садовод-опытник Парфенов. — Бывает и так: на дворе — июнь, а копнешь под мхом — еще лед. Кругом заболоченные сопки да камни. Летом прохладно, часто дожди идут. Мы ведь живем почти на одной широте с полюсом холода!
Подполковник огляделся вокруг.
— И поверить невозможно!
— Хотите верьте, хотите нет, — улыбнулся Парфенов.
Они стояли в большом саду. Невысокие яблони были в цвету, и нежное благоухание наполняло прозрачный предвечерний воздух.
— И они дадут плоды? — недоверчиво спросил подполковник.
— Плодоносят седьмой год: мы разбили этот сад незадолго перед войной.
— И крупные яблоки?
— Граммов по триста-четыреста.
— Каждое? — изумился подполковник. — Что же это за сорт? Откуда он к вам переселился?
— Это, собственно, не один сорт, вернее, теперь-то один, но создан он из двух сортов. У него очень любопытная история. Вам известны работы Мичурина по скрещиванию и последующему воспитанию растений? Суровая природа не пускала на север садовые культуры, перед тундрой отступала даже карликовая, лопарская береза. Вы, наверное, видели ее по дороге к нам!
— Такая корявая, метра в три?
— Она самая, — подтвердил Парфенов.
Садовод и подполковник вышли из сада. Перед их глазами до самого горизонта высились сопки. В долине раскинулся город, на окраине которого дымили заводские трубы.
— Этот город возник всего на год раньше нашего сада, — сказал Парфенов. — А там, — указал он влево, где что-то блестело на солнце, — там овощной совхоз, большое парниковое хозяйство. Это парниковые рамы блестят.
За обедом Парфенов рассказал подполковнику историю сада, где он работает почти десять лет.
— Теперь ваша очередь что-нибудь рассказать, — шутливо потребовал он. — Вы, наверное, на многих границах служили, во многих боях и схватках участвовали. Шпионов ловили, контрабандистов.