Источник
Шрифт:
— Мама, прошу тебя… — прошептал он с таким отчаянием, что она позволила себе продолжать, вовсе не сдерживаясь:
— Такая вот жена у тебя будет. Неуклюжая девчонка, которая не знает, куда девать ноги и руки. Робкое и глупое создание, которое будет прятаться от любого мало-мальски значительного человека, которого ты захочешь пригласить в дом. Так ты считаешь себя таким замечательным? Не обольщайся, Питер Китинг! Ни один великий человек не достиг вершины в одиночку. И нечего отмахиваться — лучшим из них всегда помогала женщина, подходящая женщина. Ведь твой Франкон не женился на кухарке, какое там! Хоть на минуточку попробуй взглянуть на вещи
— Замолчи! — крикнул он.
Но она продолжала. Она говорила долго, а он сидел, свирепо щелкая костяшками пальцев, и время от времени стонал:
— Но я люблю ее!… Я не могу, мама… Я люблю ее…
Она отпустила его, только когда улицы сделались серыми от утреннего света. Она позволила ему, пошатываясь, удалиться в свою комнату под аккомпанемент ее последних слов, ласковых и усталых:
— По крайней мере, Питер, это в твоих силах. Всего несколько месяцев. Попроси ее подождать всего несколько месяцев. Хейер может умереть в любой момент, а как только станешь полноправным партнером, ты сможешь на ней жениться, избежав самых неприятных последствий такого брака. Если она тебя любит, она не откажется подождать еще совсем немного… Подумай, Питер… И подумай еще о том, что если решишь жениться сейчас, то разобьешь сердце своей матери. Это, конечно, совершенные пустяки, но обрати на это хоть чуточку внимания. Думая о себе час, подумай и о других минутку…
Он не пытался заснуть. Он, не раздеваясь, несколько часов просидел на своей кровати, и яснее всего в его мозгу проступало желание перенестись на год вперед, когда все уже утрясется, причем безразлично как.
Когда он звонил в дверь квартиры Кэтрин в десять часов, он еще ничего не решил. Он смутно чувствовал, что она возьмет его за руку, поведет, будет настаивать — и тогда все решится само собой.
Кэтрин открыла дверь и улыбнулась — весело и доверчиво, будто вчера ничего не произошло. Она провела его в свою комнату, где яркий солнечный свет заливал стопки книг и бумаг, аккуратно разложенные у нее на столе. В комнате было чисто прибрано, ворсинки ковра улеглись полосками, оставленными пылесосом. На Кэтрин была накрахмаленная блузка из жесткой кисеи, рукава стойко и весело поднимались над ее плечами. В солнечном свете в ее волосах вспыхивали маленькие пушистые искорки. Он на мгновение почувствовал легкое разочарование — ничего зловещего его здесь не поджидало. Разочарование смешивалось с облегчением.
— Я готова, Питер, — сказала она. — Достань мое пальто.
— Ты дяде сказала? — спросил он.
— Да. Вчера ночью. Он все еще работал, когда я вернулась.
— И что он сказал?
— Ничего. Просто засмеялся и спросил, какой я хочу свадебный подарок. Но он так смеялся!
— Где он? Разве он не хочет хотя бы познакомиться со мной?
— Ему пришлось пойти в редакцию своей газеты. Он сказал, что будет еще достаточно времени, чтобы ты ему до смерти надоел. Но он сказал это так мило!
— Послушай, Кэти, я… я хотел сказать тебе одну вещь. — Он замялся, не глядя на нее. — Видишь ли, дело вот в чем: Лусиус Хейер, партнер Франкона, очень болен, и говорят, жить ему недолго. Франкон вполне
— Но, Питер, -— спокойно сказала она, хотя и была удивлена его предложением. — О чем ты говоришь? Конечно же, мы подождем.
Он улыбнулся, одобрительно и облегченно прикрыв глаза.
— Конечно, мы подождем, — твердо сказала она. — Я не знала об этой ситуации, но это очень важно. Так что нет никаких причин торопиться.
— Ты не боишься, что мною завладеет дочь Франкона? Она рассмеялась:
— Ох, Питер, я слишком хорошо тебя знаю!
— Но все же, если ты предпочла бы…
— Нет, так будет намного лучше. Видишь ли, честно говоря, я сегодня утром подумала, что нам лучше подождать. Но не хотела ничего говорить, если уж ты решился. Но раз ты предпочел бы подождать, я тоже лучше повременю. Понимаешь, сегодня утром сказали, что дядю приглашают повторить курс лекций в каком-то ужасно важном университете на Западном побережье этим летом. Мне было так совестно бросать его с незаконченной работой. И еще я подумала, что мы, наверное, поступаем не очень умно, мы ведь оба еще так молоды. И дядя Эллсворт так смеялся. Понимаешь, действительно мудрее немного подождать.
— Да. Хорошо. Но, Кэти, если ты настроена, как вчера вечером…
— Да нет же! Мне так стыдно за себя. Ума не приложу, что
на меня вчера нашло. Стараюсь все припомнить и ничего не понимаю. Знаешь, как это бывает. Потом так глупо себя чувствуешь. На другой день все так ясно и просто. Я вчера много чепухи наговорила?
— Ну, не будем об этом. Ты же разумная девочка. Мы оба разумные. И мы подождем чуть-чуть, совсем недолго.
— Да, Питер.
Внезапно он страстно, почти отчаянно сказал:
— Кэти, потребуй, чтобы это было сейчас.
И глупейшим образом рассмеялся, как будто говорил не всерьез. В ответ она весело улыбнулась.
— Вот видишь, — сказала она, разведя руками.
— Ну… — пробормотал он. — Ну хорошо, Кэти. Мы подождем. Конечно, так будет лучше. Я… я побежал. В бюро опаздываю. — Он почувствовал, что сейчас, сегодня ему надо бежать из ее комнаты. — Я позвоню. Давай завтра вместе поужинаем.
— Да, Питер. Это будет замечательно.
Он ушел, испытывая и облегчение, и безутешное горе, браня себя за тупое настойчивое ощущение, говорившее, что он упустил шанс, который никогда не повторится. Что-то надвигалось на них, и они капитулировали перед неведомой опасностью. Он бранился, потому что не мог определить, с чем же именно им надо было выйти на бой. Он поспешил в бюро — ведь он опаздывал на встречу с миссис Мурхед.
После его ухода Кэтрин стояла посреди комнаты и недоумевала: почему ей вдруг сделалось так пусто и холодно, почему только в этот момент она поняла, что ей больше всего хотелось, чтобы он заставил ее пойти с ним. Потом она пожала плечами, укоризненно улыбнулась самой себе и вернулась к работе, ожидавшей на письменном столе.