Источник
Шрифт:
В поисках Удода появились два купца из Макора, и финикийцы сказали:
– Лучше отведите этого малыша домой. – Евреи помогли ему утвердиться на ногах, которые упорно подламывались.
Когда купцы вели его по набережной, за которой на якорях в заливе стояли корабли, Удод таращил остекленевшие глаза, но ничего не видел, кроме того, что ночь прекрасна.
– Я так долго копаю туннель, – бормотал он купцам и стал возмущаться, что Мешабу Моавитянину не было позволено посетить Акко вместе с ним. – Он должен быть здесь! – заорал Удод. – Он проделал больше половины всей работы! – Удод был готов защищать достоинства всех моавитян без исключения, но колени у него подломились, и он замолчал.
В ту неделю, что Удод провел в Акко, работы в туннеле шли своим чередом, и Мешаб думал, что
– Этот человек – маленький гений, – объяснил он своей команде. – Должно быть, он нюхом чувствует путь сквозь камни.
Каждый день звуки с другой стороны раздавались в обоих туннелях все громче, и в темноте росло чувство возбуждения.
Мешаб продолжал придерживаться своего обычая: когда дневная работа заканчивалась, он вылезал из шахты, проверял, правильно ли лежит ствол, указывающий направление, дергал шнуры, дабы убедиться, что они висят как положено, а затем взбирался на парапет, откуда открывался вид на стены вокруг источника, – скоро, когда молчаливый подземный туннель начнет действовать, они будут снесены. Вытерев лицо, он шел в дом Джабаала Удода, стоявший рядом с шахтой. Здесь, в задней комнате, отделенной от остального здания, он смывал грязь и накидывал плащ, спасенный им во время разгрома Моава. Натянув тяжелые сандалии, он сидел какое-то время, представляя себе день, когда туннель будет закончен и он станет свободным человеком. Годы плена были тяжелыми и утомительными, но он прошел их с достоинством, храня верность своему богу и преданность будущему своего народа. Часто, когда над городом спускалась ночь, он в своем моавитянском плаще неторопливо бродил по его улицам, выходил за ворота и спускался за дорогу к лагерю рабов. Заходя в грязные и шумные убежища, где было пристанище его людей, он старался своим примером вдохновить рабов. Но в то утро, когда маленький строитель отправлялся в Акко, он сказал:
– Мешаб, я хочу, чтобы ты ужинал с Керит.
Однако рабу не хотелось этого делать, и тем более он не хотел, чтобы Удод стал предметом насмешек, так что в первый же вечер он перекусил в лагере.
На второй вечер девушка-рабыня постучалась в его дверь с посланием: «У хозяйки еды больше, чем она может съесть, и она спрашивает, не поможешь ли ты ей».
Накинув свой моавитянский плащ, он прошел в основную часть дома, где Керит любезно встретила его, и они разделили ужин.
В Моаве он был известным человеком, владельцем полей и прессов для вина.
– Пройдет не так много месяцев, и я вернусь к своему народу, – сказал он Керит.
– Сколько еще осталось копать? – спросила она.
– Пробные туннели должны встретиться… примерно через месяц. Мы посмотрим,как они совпадут, а потом расширим их до размеров настоящего туннеля. – Он показал ей, как система обеспечит движение в любом направлении, вверх, вниз и в стороны. – Разве что мы сильно отклонились в сторону, но я не думаю, что это так.
– Очень умно, – сказала она.
– Ваш муж вообще очень умен, – сообщил ей Мешаб. – Теперь я в любом месте могу проложить такой туннель, но я никогда не смогу предвидеть такое множество мелких проблем… – Он засмеялся. – Я говорю то, чего вам знать не стоит, – добавил Мешаб.
– Когда ты вернешься в Моав, то твоя семья…
– Моя жена и дети были убиты во время налета евреев. Поэтому я так отчаянно и дрался. Я удивлен, что ваши люди оставили меня в живых. Вы помните, что когда генерал Амрам
– Ты думаешь, что когда туннель будет закончен… – Керит остановилась. – Тогда ты станешь свободным человеком и сможешь вернуться в Моав. А вот Удод… Как ты думаешь, его пригласят в Иерусалим?
Вот, значит, в чем было дело! Мешаб понял, что произошло. Керит мечтала перебраться в столицу. Почему? Потому ли, что в Иерусалима принимаются все решения и там живут все значительные мужчины и женщины? Она искала расположения генерала Амрама в надежде, что удовлетворит ее желания, но тот погиб в бою, и ее планам пришел ко нец. Высокий моавитянин усмехнулся. Нет ничего серьезного в том, что женщина хочет быть там, где еще не была, не стоит ее и постоянно порицать, если она старается удовлетворить амбиции свои и мужа единственным практичным способом, который имеется в ее распоряжении. Ему всегда нравилась эта симпатичная еврейская женщина, и теперь он стал ценить ее еще больше – правда, с оттенком иронического снисхождения.
– Почему ты улыбаешься? – спросила она.
– Вы во многом напомнили мне меня самого, – сказал он.
– Я?
– Мальчиком я мечтал увидеть другие страны. Пустыни Моава очень унылы, и в снах я видел Египет, или море, или Иерусалим, столицу иевусеев. И наконец мне довелось увидеть Иерусалим.
– В самом деле? – с волнением спросила Керит, перегибаясь через низкий столик.
– Да. В дождливый день я поднялся по склону холма. На шее у меня ярмо, и, если бы царь узнал, кто я такой, меня бы ждала смерть. Я увидел Иерусалим. Будьте осторожны, Керит, – как бы и вам не увидеть его таким же образом.
– То есть ты хочешь сказать, что мне не стоит мечтать о таких вещах?
– Я говорю, что после того, как с рабским ярмом на шее я увидел Иерусалим, то понял, что если бы и вторая часть моих снов стала явью, то я увидел бы море лишь как скованный цепями раб на каком-нибудь финикийском корабле. Иерусалим можно увидеть в любой момент. Все зависит от того, какое ярмо ты готов возложить на себя.
– Посмотрим. Это зависит только от меня, – сказала Керит.
На третий вечер Мешаб снова получил приглашение к ужину в передней половине дома. То же повторялось и все последующие вечера. Они о многом говорили с Керит, и он все отчетливее понимал, что она исключительно умна. Некоторые из ее случайных замечаний в адрес генерала Амрама – о его высокомерии, о тщеславии, с которым он рассказывал о победах над безоружными племенами, – привели его к мысли, что теперь она может трезво и честно оценивать свои прежние действия, какими бы они ни были. Но в то же время он не сомневался, что, если в Макоре появится человек с более мечтательным отношением к действительности, он конечно же завоюет эту женщину, потому что жизнь ее в Макоре была скучна и однообразна. Он предполагал, что она устала и от своего добродушного мужа.
– Если Бетшебе, жене Давида, удастся сделать Соломона вашим следующим царем, – сказал он ей на четвертый вечер, – то можно предположить, что он попытается отстроить Иерусалим так, чтобы город стал соперником Тира и Ниневии. И я убежден, что такой хороший строитель, как Удод, встретит там самый теплый прием.
– А ты? – молящим голосом спросила она и, помолчав, перевела разговор на Моав, расспрашивая Мешаба, похожа ли там жизнь на бытие Макора. Он описал ей прекрасные горные долины, что лежат к востоку от Мертвого моря.