Источник
Шрифт:
Оказавшись в тени дерева, усыпанного плодами, Гомера спросила:
– Риммон, ты когда-нибудь думал оказаться в Иерусалиме?
– Нет.
– А хотел бы?
– Нет.
Она промолчала. Вернувшись домой, она занялась делами, пытаясь наскрести хоть ошметки мяса, чтобы сварить чечевичную похлебку и вечером накормить голодного сына, но в доме кончились все продукты. В полдень она побрела по улице Воды, пока не добралась до покосившегося дома, в котором жил правитель Иеремот. Гомера обратилась к какой-то женщине из этого дома с просьбой, не найдется ли у них какая-нибудь работа – что-то сшить или прибраться в доме. Ни того ни другого не нашлось, но жена правителя
– Моя дочь Микал просила новое белое платье. Она будет сопровождать отца, который едет в Иерусалим на праздники. – Она позвала дочь, невысокую смуглую восемнадцатилетнюю девушку, о которой ходило много разговоров, потому что она до сих пор не вышла замуж. Она была живой и веселой, ее любили и мужчины и женщины, ибо она заливисто смялась и как птичка вскидывала голову, улыбаясь каждому, кто к ней обращался.
Микал была только рада, что ее новым платьем займется Гомера, потому что ей нравилось работать с этой пожилой женщиной: Гомера никогда не опаздывала, всегда была ровной и вежливой и никогда не отказывалась подгонять платье или нижнее белье, пока не получалось, что и было задумано. Кроме того, она обладала крестьянским достоинством, а за работой неторопливо рассказывала интересные вещи. И в этот роковой день Микал и Гомера возобновили свою добрую дружбу.
Но на следующее утро, когда вдова с полным кувшином возвращалась по туннелю Давида, она остановилась, словно чья-то могучая рука перегородила проход. И голос снова обратился к ней:
– Ради спасения мира важно, чтобы Риммон увидел Иерусалим.
Гомера попыталась преодолеть этот барьер, но не смогла. Она была не в состоянии оторвать ноги от пола туннеля.
– Ты Яхве? – спросила она.
– Я тот, кто я есть, – эхом отразился от стен этот голос. – И я приказываю тебе: пусть твой сын посетит Иерусалим!
Невидимый барьер исчез, и, нерешительно сделав несколько шагов, Гомера увидела свет дня, падавший в шахту. Торопливо добравшись до дому, она выкинула из головы все мысли о туннеле. Гомера с таким рвением принялась за белое платье Микал, словно это было ее единственной заботой на свете, и она столь истово занималась им, что смогла забыть и о Яхве, и о Риммоне, и о Иерусалиме. Но вечером, когда у ворот раздалось мычание коровы и так стемнело, что она не могла больше вдевать нитку в иголку, Гомера снова задала вернувшемуся сыну вопрос, хочет ли он посетить Иерусалим.
– Нет. Это для священников.
– У тебя нет желания увидеть город Давида?
– Ты же никогда его не видела. Зачем он нужен мне?
– Я всегда хотела попасть туда, – сказала она в темноте.
– Почему бы тебе не отправиться в Иерусалим?
– Разве вдова может это себе позволить? В праздник Кущей? Кто построит ей шалаш?
Он не видел ее лица, но на нем лежала печать неистребимой мечты. Как и многие евреи ее поколения, она тосковала по Иерусалиму, как пчела тоскует по весне, когда распускаются все цветы, или как лев, загнанный в долину, мечтает оказаться в горах. Это был город, залитый солнцем, город Храма, средоточие божественного величия, цель и смысл мечты. Вплоть до пришествия Рима, который оказывал такое же мощное воздействие на тех, кто поклонялся ему, не было в мире такого города, как Иерусалим, перед которым преклонялись все евреи, – несмотря на торжество зла, которое воцарилось на этой земле. После смерти царя Соломона огромная империя царя Давида погрузилась в хаос гражданской войны и фактически раскололась на два разных народа – на севере Израиль со столицей в Самарии и на юге Иудея со столицей Иерусалимом. Но завоевания Сеннахериба практически уничтожили северное
– Более пятидесяти лет Иерусалим стоит у меня перед глазами, – сказала Гомера.
– Боюсь, что теперь ты его не увидишь, – без тени насмешки ответил сын.
– А что, если вечером я скажу: «Утром мы отправляемся в Иерусалим»?
Риммон засмеялся:
– У нас нет денег. Я должен заботиться о прессе, а ты – закончить шить платье.
Гомера тоже об этом подумала и с грустью выкинула из головы все планы о путешествии в Иерусалим. Но на следующее утро она в очередной раз была остановлена в туннеле Давида и услышала громовой, как рычание льва, голос: «Гомера, вдова Израиля, в третий раз говорю я тебе – бери своего сына и отправляйся в Иерусалим, а не то кара падет на детей твоих детей до скончания их дней!»
Скрытая темнотой, она покорно ответила:
– Я возьму своего сына в Иерусалим, но могу ли помедлить, пока не закончу белое платье?
Наступило молчание, словно незримое существо оценивало эту скромную просьбу, и наконец голос сказал:
– Ты женщина, которая зарабатывает себе на хлеб шитьем. Ты можешь закончить работу и затем отправляться в Иерусалим. – Так Яхве определил срок.
Гомера два дня не покладая рук трудилась над платьем, и, когда она примерила его на дочке правителя, молодая женщина стала еще красивее, чем раньше.
– Я надену его на праздник, – в восхищении сказала она.
– И теперь ты отправляешься в Иерусалим? – спросила Гомера.
– Так решил отец. Прошло четыре года, и как правитель… – Девушка посерьезнела, и на ее юное лицо легли тени. – Ты думаешь, что египтяне снова пойдут на нас войной?
– И ассирийцы, и вавилоняне, и египтяне, и финикийцы, и арамейцы, – Гомера делала последние стежки, – постоянно угрожают нам войной. Твой отец хорошо защищает нас, и я рада, что он отправляется в Иерусалим поговорить с вождями Иудеи. – Она замялась. – Пожалуйста… можешь ли ты поговорить с ним, чтобы он уплатил за работу уже сегодня?
– – Конечно! – сказала молодая женщина и побежала искать отца, но когда тот услышал о столь необычной просьбе, то, полный возмущения, сам пришел в комнату, где шло шитье.
– Неужели дом Иеремота когда-либо отказывался платить? – вопросил он. Обычно такие вдовы, как Гомера, относились к правителю с почтением, потому что он умел наводить страх; у него был мрачный взгляд, и у Иеремота хватало смелости оставаться самим собой и в дни бед, и в дни радости. Он управлял Макором при семи различных владыках и обрел такую твердость, что при столкновении с ними хотелось зажмуриться.
Но сегодня был не обычный день, да и Гомера перестала быть обыкновенной женщиной: Яхве приказал ей совершить поступок, от которого зависело спасение мира, и не правителю Иеремоту было останавливать ее.
– Вы всегда платили, господин, – тихо и мягко сказала она. – Но утром мы с сыном должны отправиться в Иерусалим…
– Что?
– В этом году мы построим наш шалаш в святом городе.
– Вы? – вскинулся правитель и потом спросил: – А Риммон знает об этом?