Исток
Шрифт:
— Для казны Ромейской империи семьсот тысяч номисм — вовсе не такие уж большие деньги, — сказал Феофилакт. — Выкуп, назначенный тавроскифами, вполне можно отнести к незначительным. Казне случалось нести гораздо более крупные расходы... На строительство храма Святой Софии было израсходовано в тридцать два раза больше золота, чем запросили тавроскифы. И за реконструкцию Большого Дворца император выложил золота в тридцать раз больше нынешней контрибуции...
Василий, поразмыслив, вынужден был согласиться с логичными утверждениями Феофилакта: действительно, если
Однако, убеждая протостратора не противиться назначенной сумме контрибуции, Феофилакт видел, что Василий был искренне огорчён предстоящими тратами, как если бы платить пришлось ему из своего кармана, и подумал, что для блага империи ей был бы весьма полезен именно такой монарх: основательный и расчётливый, решительный и немногословный...
Через два дня в трапезной монастыря Мамантис Августа для завершения переговоров и подписания договора мира и любви встретились император Михаил и князь Аскольд.
О чём они беседовали между собой наедине, навеки осталось тайной.
Вскоре из Константинополя к монастырю прибыл под усиленной охраной караван, растянувшийся на несколько стадиев. В кожаных мешках, навьюченных на мулов, из императорской казны в монастырь были доставлены почти три тонны золота в звонкой монете и слитках.
Равнодушные к золоту дружинники великого кагана меланхолично перегрузили кожаные мешки на свои лодьи, и с тем меньшая часть тавроскифской дружины ушла от стен Константинополя восвояси.
Другая часть тавроскифского войска под командованием князя Аскольда ушла вдоль малоазиатского побережья Чёрного моря в дальний поход — через мелководную Меотиду на Танаис, до Саркела, а там волоками до Волги, мимо Итиля — на море Каспийское...
В соответствии с секретным протоколом к мирному договору 860 года, русская дружина огненным смерчем прошла по побережью Табаристана, по стратегическим тылам арабского халифата.
Разгромив несколько городов, посеяв панику в халифате, дружина вернулась к устью Волги, поделилась частью обильной добычи с хазарским каганом и беспрепятственно поднялась по великой реке на север, чтобы зазимовать близ Смоленска.
Ровно неделю продолжалось нашествие тавроскифов на столицу Ромейской империи.
А утром 25 июня 860 года Константинополь как ни в чём ни бывало вновь распахнул городские ворота для всех торговцев и паломников, для всех крестьян и челобитчиков.
Во всех храмах Константинополя были отслужены благодарственные молебны, народ ликовал и славил молодого императора Михаила, которому удалось отвести от столицы империи страшный меч, занесённый дикими тавроскифами.
Патриарх Фотий произнёс в храме Святой Софии проникновенную проповедь, вошедшую, как и первая проповедь, в учебники риторики:
—
Любой киевлянин и сегодня сможет показать Аскольдову могилу — красивое место в парке на правом берегу Днепра.
Кто и когда был похоронен здесь?
Как жил, что делал и о чём думал этот правитель Руси, от которого до нашего времени не дошло даже его подлинного имени?..
В летописях его называют по-разному — Оскол или Осколд. Это уже потом, когда родословие всех князей пытались свести к Рюрикам, имя слегка переиначили на скандинавский манер, и получился «Аскольд». А по Руси до сих пор течёт река Оскол — не от неё ли получило имя и обитавшее на её берегах племя, и сам князь?
Может возникнуть вполне справедливый вопрос: да стоит ли современному человеку, обременённому тысячами своих забот, обращать свой мысленный взор во времена столь отдалённые, столь завешенные плотной пеленой прошедших столетий?.. Мало ли у нас иных забот!..
Мне кажется, ещё неизвестно, были бы у нас наши нынешние заботы, если бы не тот полубезымянный человек, чей прах покоится на высоком берегу Днепра.
Его заслуги перед Русью поздние летописцы готовы были не умалить, а вовсе вычеркнуть из летописей, чтобы стереть его имя из памяти народа. Прошлое нельзя изменить, но можно переписать и переосмыслить.
Летописцы, составлявшие и переписывавшие первые хроники, старательно вымарали почти все упоминания об успехах Аскольда, однако то ли по небрежению, то ли по какой-то иной причине в летописях сохранились другие сведения, показавшиеся летописцам вполне уместными, — о поражении князя под стенами Царьграда, о смерти его сына в походе на болгар...
Всякий правитель, даже совершая вопиющую несправедливость, нисколько не сомневается в том, что летописцы найдут слова оправдания любым его поступкам. И как нынешние журналисты, летописцы были отнюдь не идеальными, а живыми людьми, со всеми их достоинствами и слабостями.
Историю правления князя Аскольда приходилось восстанавливать не столько по русским летописям, сколько по византийским хроникам и свидетельствам материальной истории. Лишь там, где заканчивался документ, начиналась деятельность романиста. Может быть, поэтому византийская часть романа получилась обширнее — от империи осталось больше материалов, чем от Древней Руси или от Скандинавии эпохи викингов.
Вся существовавшая древнеславянская письменность была уничтожена теми, кто насаждал на Руси христианство. Увы, новые пастыри слишком боялись старых славянских богов и старательно выкорчёвывали любые упоминания о прежних верованиях. Впрочем, на Руси так случалось и впоследствии.