Истоки американо-китайских отношений
Шрифт:
В результате они становились женами, наложницами или проститутками, причем помимо их воли и желания. Им дозволялось жить только ради того, чтобы реализовать выгоду из наименьшего по размерам вложения. Таково было реальное положение женщин в Китае, такова была реальная действительность.
Это были факты, а не предубеждения. И именно против этого протестовали миссионеры-протестанты.
Большинство миссионеров считали, что даже в качестве законной жены женщина в Поднебесной живет в постоянном унижении и несчастьях.
Некоторые изменения в этой ситуации произошли и происходят. Тем не менее и при власти КПК, власти Мао Цзэдуна и его приверженцев и последователей, положение женщин в Китае во многом, особенно невидимом постороннему наблюдателю, оставалось таким, как сказано выше. Более того, фактически существовал порядок, при котором партия, ее органы,
Попутно необходимо сказать, что в такое положение попали десятки тысяч женщин из России, когда они в 1990-х годах, будучи завлечены в Китай, поехали туда в качестве «артисток», а оказались в сексуальном рабстве и погибли, пропали без вести.
Миссионеры в отпуске, у себя дома, были желанными ораторами (спикерами) перед организациями, ратующими за права женщин в США; некоторые из этих организаций стремились использовать пример Китая как демонстрацию аморальности и деградации общества, которое должно следовать за несправедливостью в отношении женщин. (Эти организации пытались что-то делать в этом отношении.) <…> Однако миссис Шак предостерегала: эти группы должны держать в уме, что «печальные условия для людей нашего пола в Китае никогда не будут облегчены, вплоть до того времени, когда христианство восторжествует на этой жестокой земле» (С. 68).
Хотя миссионер был занят социальным злом и недостатками характера, которые он ощущал в Китае, он не всегда подробно останавливался на них в своих сообщениях из Китая в США. До определенной степени суть его докладов и манера, в которой он относился к специфическим китайским институтам, зависели от его настроения в тот момент, когда он писал свои сообщения. При этом ему было присуще лавирование между проявлениями нереалистичного оптимизма относительно перспектив обращения китайцев (в истинную веру) и острым разочарованием относительно очевидного отсутствия успеха (в этом деле) (С. 68). (Миссионеры не разражались гневными тирадами против китайцев и их общественной системы.) (С. 68).
Профессор Миллер писал свою книгу, исходя из мысли о том, что в Америке в XIX веке во многом, если не главным образом под воздействием искусственно созданного, неверного образа китайцев случилось так, что американцы – торговцы или купцы, дипломаты, миссионеры-протестанты – создали негативное отношение к китайцам.
В результате в США в конце XIX века, а точнее, к началу 1880-х годов сложилось практически охватившее всю Америку мнение о том, что китайцев следует считать нежелательными иммигрантами в Америке.
В результате в 1882 году был принят закон об исключении китайцев из перечня тех, кого приветствовали в Америке как желательное дополнение к нации американцев. Китайцам тогда был закрыт путь в общество американцев.
Однако же для профессора Миллера возникает вопрос о самом процессе формирования представления о китайцах, образа китайцев в Америке, среди населения США. И здесь становится необходимым обратиться к тому, с чем на практике столкнулись в Китае, в частности, миссионеры-протестанты, как они реагировали на то, что им довелось увидеть и услышать.
Конечно, у них и до приезда в Китай были свои убеждения. Стали ли эти убеждения предпосылкой их превращения в предубеждения относительно китайцев? Оказалось ли их отношение к китайцам следствием их предубеждений?
Предубеждения, конечно же, существовали и играли свою роль. Вместе с тем представляется, что работа профессора Миллера дает возможность обратить внимание на то, что наиболее существенно, является гораздо более существенным, чем предубеждения, то есть на факты и на их интерпретацию.
И опять-таки попутно возникает мысль о том, что в чем-то позиция, на которой оказались протестанты-миссионеры, сходна с ситуацией, в которой оказались, в частности, коммунисты из СССР в Китае в XX веке, когда им представлялось, что у китайских коммунистов «та же» вера, что и у них.
В моменты наивысшего оптимизма миссионер подчеркивал те стороны китайской жизни, которые давали ему уверенность в быстром успехе. Репутация Китая в деле всеобщей грамотности и применительно к разумным ценностям, например, указывала на быструю конверсию, –
Здесь необходимо вспомнить о том, что американские миссионеры-протестанты появились в Китае только в начале XIX века. До того времени на протяжении двух предшествовавших столетий в Китае действовали прибывшие туда миссионеры-католики, а точнее, иезуиты.
Таким образом, в истории были две волны попыток обращения китайцев в христианство. Сначала этим занимались католикииезуиты, а затем протестанты.
Представители каждой из этих двух волн поначалу были полны оптимизма. Миссионеры-протестанты думали, что обращение в христианство произойдет быстро, что китайцы более склонны обратиться в христиан, чем другие народы.
Некоторые из этих миссионеров-протестантов предприняли попытки проникнуть во внутренние районы Китая из Кантона, где они первоначально обосновались, в надежде найти там среду, готовую стать верующими христианами.
Когда же множившиеся, как гора, расстройства (разочарования, крушение надежд) изменяли настроение миссионера и повергали его в неопределенность и разочарование, он пересматривал свои оценки грамотности, интеллектуальности и рационализма китайцев. Моррисон был доведен (довел себя) до белого каления упрямством своих слуг, которые напрочь (полностью, совсем) отказались обсуждать с ним религиозные дела. Один из них грубо и прямо уведомил (информировал) его: «В моей стране не в обычае разговаривать о деле Бога». Эти миссионеры начали приводить тот аргумент, что, будучи далек от ясного мышления, китайский ум был настолько «переполнен грехами и мраком», что он оказывался неспособен функционировать вовсе. В своем знаменитом тексте, посвященном Китаю, Уильямс довольно пространно рассуждал о «понижающем качество эффекте, воздействии язычества (варварства) на интеллект», что позволяет жителям Поднебесной думать только на уровне «имитации», но не «творчества (изобретательности, выдумки)» – отсюда «славянская зависимость» от «старых обычаев», которая так расстраивала (срывала планы) миссионера (С. 69).
«Оцепенение умов в языческих странах непостижимо для того, кто всю свою жизнь прожил в христианской стране», – писал Уильямс своему отцу после своих первых разочаровывающих попыток достичь понимания с китайцами с помощью посланий Бога. «Мы выдали китайцам кредит в надежде (ради) на более индивидуальное мышление (интеллект) и смелость, чем это обычно дается таким невежественным и робким народам», – приходили к выводу редакторы «Чайниз депозитори» в момент обескураженности (С. 69).
У миссионеров-протестантов, впервые столкнувшихся с китайцами, знакомившихся с китайцами, очевидно, было свое сложившееся, принятое в их стране мнение о том, что всем людям, в том числе китайцам, присущи некие общие характеристики, что людей объединяет грамотность и ее уровень, интеллектуальность и рационализм китайцев.
Очевидно, что эти иностранцы начинали свое общение с китайцами, исходя из того, что для человечества в целом, для всех его частей важен уровень грамотности населения, причем под грамотностью подразумевается во всех странах одно и то же. Все люди высоко ценят интеллектуальность. Интеллектуальность у всех народов означает, в частности, одни и те же общечеловеческие нравственные понятия. Точно так же толкуют понятие рациональности, то есть исходят из того, что разумный подход к вопросам, ко всему должен быть тем, что одинаково для всех народов.