Истоки нейро-лингвистического программирования

Гриндер Джон

Вербальным ключом к предпочтениям, обнаруженным Джоном и Ричардом, являются предикаты, то есть глаголы, прилагательные и наречия, используемые отдельными людьми в речи и письме. Это центральная концепция того, что позже стало нейро-лингвистическим программированием или НЛП. В те ранние дни мы подразумевали под «репсистемами» то, что у каждого из нас были поведенческий и когнитивный «стили» и предпочтения. Вкратце это превратилось в «ВАК» – визуальную, аудиальную и кинестетическую модель.

Сила объяснения немедленно произвела результат и имела, как говорят в психологии, «очевидную валидность». Мой личный дар

и в то же время проклятие «аудиальности» (зеленая карточка означала аудиальную репсистему, красная – визуальную, а серая – кинестетическую) стал очевиден: я легко воспринимал устную речь, но с письменным текстом испытывал сложности. Я мог наиграть мелодию на слух, но не умел читать и запоминать нотную грамоту. В том, что касалось слов, я был на высоте; как только дело доходило до цифр – начиналась борьба. В финальной серии игр в процессе моего обучения мне предстояло научиться стать тем, кем я не был, преодолеть свои ограничения, что было ключевой предпосылкой будущего направления НЛП.

Так продолжалось неделя за неделей, каждый раз другой вопрос для изучения, другой, и через некоторое время ставший предсказуемым, набор ответных реакций, являвшийся частью метамодели.

– Я хочу, чтобы ты вспомнил то время, когда…

– Я не могу.

– Что останавливает тебя?

– Что?

– Что тебя останавливает?

– Ну, я думаю, меня останавливает ощущение, что я застрял.

– Застрял? Как именно?

– Застрял так, что я не могу это сделать.

– Что тебя останавливает?

– Ну, я думаю, что могу потерпеть неудачу.

– Что произойдет, если ты потерпишь неудачу?

– Ну, это просто моя манера говорить.

– Что произойдет, если ты изменишь манеру говорить?

– Я не знаю.

– Откуда ты знаешь, что ты не знаешь?

– Что? Повтори еще разок.

– Откуда ты знаешь, что ты не знаешь?

– Я не знаю.

– Угадай! – прокричал Ричард.

«Это что-то новое», – сказал я сам себе.

– Я думаю, что это не относится к моим убеждениям.

– Убеждениям о чем именно? – продолжал Ричард.

«Это уже вторжение…» – подумал я.

«Кто вторгается и по какому именно поводу?» – я услышал, как говорю это сам себе. Ну вот, метамодель становится моей второй натурой, невзирая на все мои колебания. Это и был «желательный исход», как я обнаружил позже.

Моя речь была отрывистой, даже в клинических условиях. Каждый вопрос или «нарушение» метамодели, очищающие луковицу моей повседневной речи, раскрывали слои смыслов, лежащие под поверхностным слоем просторечия повседневных разговоров.

Повседневный разговор хорош для покупки товаров в бакалейной лавке, но не в контексте обучения и терапевтического изменения, когда человек обычно стремится скрыть или заблокировать, сознательно или бессознательно, эмоционально насыщенные переживания.

«Структура

магии», том I, посвященная метамодели и вербальным навыкам, еще не вышла, но рукопись уже была сдана в печать. Мы должны были получить копию Священного текста через пару недель. Прямая философская предпосылка «Магии» и серии книг об Эриксоне⁶ была взята из работы Альфреда Коржибского «Наука и психическое здоровье», особенно ключевая фраза «Карта не есть территория».⁷ Если естественный язык является моделью опыта (то есть картой или описанием опыта, но не собственно опытом или территорией), тогда языковые паттерны в «Структуре магии», описывающие действенные, непосредственные терапевтические обструкции и интервенции, были моделью естественного языка, или «метамоделью».

Не склонный легко воспринимать все на веру и настроенный скептически во время того, что по сути было моделированием процессов «лучших практик» (термин «лучшая практика» к тому времени еще не был изобретен), я отыскивал и читал книги, смотрел видео, слушал аудиозаписи Перлза, Сатир и других терапевтов, которых они упоминали, например, Фрэнка Фарелли. И, конечно, вопросы метамодели можно было найти в статьях и на кассетах.

Я понял, что Перлз, Сатир и другие пользовались этими вопросами и техниками, но гораздо менее систематично. Отсеивание вопросов, связанных с лингвистическими категориями трансформационного синтаксиса, объединило теорию и практику, идею и прагматику. Такая интеграция произвела эффект раскрытия определенной проблемы человека во много раз быстрее.

В дальнейшем были добавлены различные паттерны семейной терапии, рассматриваемые последовательно на каждой сессии. После того как основное внимание стало уделяться изучению лингвистических паттернов метамодели – опущения, семантической неправильности, номинализаций – и того, что сейчас известно как репрезентативные системы, нас познакомили с системными инструментами и техниками семейной терапии, в основном с невербальными паттернами, описанными в книге Вирджинии Сатир «Как строить себя и свою семью».⁸

Мы проходили через ряд демонстраций, ролевую практику и критику. ДжониРичард обычно «ваяли» из нас одно из четырех положений Сатир: Обвинитель, Миротворец, Сверх-Рациональный и Неуместный, и предоставляли нам сценарий для выполнения; что-то вроде импровизированного семейного консультирования.

– Итак, один из вас становится в одно положение, другой из вас становится в другое положение, еще один принимает третье положение, а еще один из вас вращается между всеми четырьмя положениями.

Они начинали так:

• Вот вам ситуация: вам нужно спланировать семейный пикник. Мэри, ты будешь мамой. Ты обвиняющая ведьма. Все, что делают другие члены семьи, неправильно и не соответствует твоим стандартам. В разговоре ты используешь много универсальных квантификаторов: «ты никогда… ты всегда…» Что-то вроде этого.

• Том, ты папа, и ты ничего не понимающий недотепа, который не может принять ни одного решения. Ты никому не нужное пятое колесо. Ты то обвиняешь, то умиротворяешь, то начинаешь слишком рационально анализировать во время конфликта, а затем ты вообще просто выходишь из комнаты. В речи ты используешь все возможные нарушения метамодели.