Исторические портреты
Шрифт:
Не совсем точно описывал ксёндз и ход штурма, он передавал то, «что сам видел», а видел он далеко не всё, оставаясь во время приступа в королевском лагере. Русский автор «Повести» значительно дополняет картину событий.
Прежде всего, не крутой «обвал» стены помешал штурмующим ворваться в город. Внутри города против проломов оказалась «стена деревянная со многочисленными бойницами». Правда, полностью она была «не сограждена», но пушки и пищали на ней уже поставили, у бойниц находились стрельцы с «ручницами». Ворвавшиеся через проломы венгры и поляки были встречены сильнейшим огнём и остановлены. Потом стрельцы и «дети боярские» предприняли контратаку, которой руководил сам Иван Шуйский,
Защитники Пскова не ограничились тем, что «сбили со стены» противника, но сами устроили вылазку, преследуя отступавших «королевских людей». «Из города выскочив, христиане далеко за ними, секуще, гнались; которых во псковском рву заставали, тех прибивали; многих же живыми похватав, в город к государевым боярам и воеводам привели, нарочитых языков с набатами и с трубами и со знамёнами и с ратным оружием, а потом все здоровы в Псков с бесчисленным богатством возвратились, оружия литовского, изрядных нарочитых самопалов и ручниц разных бесчисленно много в город принесли…»
Об этом тоже умалчивает ксёндз Пиотровский.
Ничего не пишет он и о мужестве простых псковичей. По зову осадного колокола вместе с ратными людьми и воеводами к опасному месту прибежали «псковские народи, с жёнами и детьми простившись и крепко на врага на бой уготовившись». В сражении принимали участие не только мужчины, но и женщины-псковитянки. Одна из глав «Повести» так и называется: «От жён пособие»: «Сбежалось многое множество жён к проломному месту и тут великое пособие воинским людям показали. Одни из них, крепкие, в мужскую храбрость облеклись и с литвой бились и над литвою одоление показали; другие же каменья воинам приносили и тем литву с города и за городом побивали; иные же воинам, от жажды изнемогшим, воду приносили». Это был именно тот массовый героизм, который всегда удивлял иноземцев при осадах русских городов…
После отражения штурма начались работы по восстановлению укреплений. «Государевы бояре и воеводы повелели против проломного того места стену деревянную сотворить, со многочисленными бойницами, и многие башни поставили и во многих местах и наряд изготовили против приступа литовской силы. Между каменными и деревянными стенами во граде повелели ров выкопать и поставили в нём дубовый острый чеснок (частокол из заострённых брёвен), так что никаким образом человеку невозможно промежь его пройти». С помощью этих укреплений были отбиты следующие литовские приступы, причём «королевские люди» больше ни разу не смогли «взойти на стены». «Литовское воинство по все дни, а то и дважды и трижды в день, и в ночи, приступали, и всегда христиане литву от стен отбивали».
Сами осаждённые постоянно совершали вылазки, «многие языки литовские во град хватали и королевское и его первосоветников умышление
А как выглядели все эти события из королевского лагеря? Вернёмся к «Дневнику» ксёндза Пиотровского.
«После вчерашнего штурма мы немного смущены, – пишет ксёндз и далее поясняет: – Русские в проломах, сделанных нами, снова ставят срубы и туры и так хорошо исправляют их, что они будут крепче, нежели были прежде. Хотим мы покуситься ещё на один приступ и подумываем о подкопе…»
Через день, 11 сентября, Пиотровский сетует: «Решительно не понимаю, как это у москалей достаёт пороху и ядер, стреляют день и ночь…»
12 сентября. Опять эти несносные русские «портят своею стрельбою нам туры, так что на иные велено опять возить хворост. Ведём подкоп под стены, только не знаю, как скоро он будет готов…»
13 сентября. «Продолжаем вести подкоп. Должно быть, наши ещё не докопались до рва. Одно знаю, что пока не будет пролома, ничего не сделаем. Господи, помоги нам!…»
20 сентября. «Ничего не делаем в лагере в ожидании пороха и подкопа…»
23 сентября. «Старательно приготовляем всё нужное для штурма, в надежде, что через несколько дней подкоп будет готов; надо полагать – дело идёт хорошо…»
Но на следующий день – полное разочарование: «Сегодня ночью русские подвели мину под один из наших подкопов и взорвали его на воздух. Русские стреляют по-прежнему, из мортир сыплют массу камней, которыми, стреляя с верху стены в окопы, причиняют много вреда нашей пехоте…»
26 сентября. «Сомневаемся, чтобы подкопы удались: русские взорвали ещё другой, тоже довольно значительный, а третий, секретный, о котором никто не знал и на который была вся наша надежда, далее вести невозможно: наши минёры встретили скалу, которую напрасно стараются пробить, так что вся работа пропала. Мы повесили носы…»
29 сентября. «Несколько сот ядер пришло из Заволочья; ожидаем другой транспорт с ядрами, порохом и орудиями из Риги. Попытаемся ещё раз штурмовать, только не знаю, как посчастливится. Пехота бежит из окопов, где становится холодно. Не придёт ли скоро конец этой осаде?…»
Наступил октябрь, а с ним пронзительные и холодные ветры. Настроение секретаря королевской канцелярии явно ухудшается, и он записывает в своём дневнике совершенно справедливую мысль: «Войну легко начать, а трудно кончить!»
4 октября. «Вдруг пошёл снег с вьюгою, и настал страшный холод. Мы, подобно лисицам, роемся в земле и прячемся в ямах, но бог знает, что будет с бедной пехотой, каждый раз дезертирует из ней по нескольку. На немцев нашла какая-то болезнь, умирает их ежедневно по десятку. А что же будет дальше? Мне кажется, что попомнит наше войско этот Псков…»
А русские воины устраивают вылазки, через литовские заставы пробиваются на помощь гарнизону Пскова отряды стрельцов. По-прежнему русские пушки стреляют по окопам и по королевскому лагерю.