Историческое взаимодействие буддийской и исламской культур до возникновения Монгольской империи

Берзин Александр

Остатки мусульманского правления в Синде после завоевания его Омейядами были крайне слабы. Правители-сунниты номинально подчинялись халифу Аббасидов, тогда как фактически делили власть с местными правителями-индуистами. Ислам мирно сосуществовал c буддизмом, индуизмом и джайнизмом. Тем не менее, миссионеры-исмаилиты нашли здесь восприимчивую аудиторию среди тех суннитов и индуистов, которые были не удовлетворены текущим положением вещей. К 959 году правитель Мултана, расположенного на севере Синда, перешел в исмаилитский шиизм, а в 968 году Мултан был объявлен независимым от Аббасидов вассальным государством исмаилитов-Фитимидов. К этому времени Аббасиды, к которым присоединились их вассалы

Газневиды, были окружены с востока и запада своими соперниками Фатимидами и опасались неминуемого вторжения с двух фронтов. Чтобы напасть на Газневидов, исмаилитам Мултана понадобилось бы всего лишь пройти по территории врагов Газневидов – индуистских Шахов.

Хотя отец Махмуда Газневи отдавал предпочтение шиитской форме ислама, сам Махмуд следовал cуннитской – преобладавшей вере не только среди Аббасидов, но также среди Караханидов и Саманидов. Он пользовался дурной славой за нетерпимость к другим формам ислама. После восхождения на трон в 998 году и закрепления своей власти в Афганистане, в 1001 он году напал на индуистских Шахов в Гандхаре и Уддияне и нанес поражение врагу своего отца – Джайяпале (Джаяпале), которого он также считал потенциальной угрозой. Хотя Уддияна по-прежнему оставалась главным центром буддийской тантры – именно оттуда еще до правления индуистских Шахов были призваны царь Индрабхути и Падмасабхава, – здесь не было процветающих буддийских монастырей. С другой стороны, индуистские храмы Уддияны изобиловали богатством. И поэтому Махмуд разграбил и уничтожил их.

Тогда преемник Джайяпалы Анандапала (годы правления 1001 – 1011) заключил союз с Мултаном. Однако к 1005 году Махмуд разбил их объединенные силы и захватил Мултан, устранив тем самым опасность вторжения Фатимидов-исмаилитов, угрожавших суннитскому миру Аббасидов с востока. Махмуд называл свои войска «гази» – воинами за веру, а свои кампании – «джихадом», целью которых была защита традиций правоверных суннитов от ереси исмаилитского шиизма. Хотя частично его мотивацией могло быть религиозное рвение, в гораздо большей степени, несомненно, Махмуд стремился доказать, что он защищает Аббасидов – вождей исламского мира. Такая роль узаконила бы его собственное правление как вассала Аббасидов, а награбленное помогло бы ему финансировать кампании Аббасидов против Фатимидов в других регионах. К примеру, по общему мнению, древний индуистский храм солнца Сураж Мандир в Мултане был самым богатым храмом полуострова Индостан. Его сокровища только увеличили жажду Махмуда к еще большему богатству, расположенному дальше на востоке.

После неудачной кампании Махмуда против Караханидов он вернулся на полуостров Индостан и в 1008 году нанес поражение союзу Анандапалы и правителей-раджпутов, которые владели территориями современных индийских штатов Пенджаб и Химачал-Прадеш. Он изъял огромное количество драгоценностей индуистских Шахов в Нагаркоте (современный город Кангра) и на протяжении последующих лет разграбил и уничтожил богатые индуистские храмы и буддийские монастыри этого региона, в том числе буддийские монастыри в Матхуре, к югу от современного Дели.

В 1010 году Махмуд подавил восстание в Мултане и либо в 1015, либо в 1021 году (в зависимости от исторического источника) напал на следующего правителя индуистских Шахов Трилочанапалу (годы правления 1011 – 1021), собравшего свои войска в форте Лохара в западных предгорьях на пути к Кашмиру. Однако Махмуд так и не смог ни взять этот форт, ни вторгнуться в Кашмир. Неясно, какой была роль индуистского основателя первой кашмирской династии Лохара (годы правления 1003 – 1101) раджи Самграмы (годы правления 1003 – 1028) в поражении Махмуда. Согласно традиционным буддийским историческим источникам, правитель Газневидов был

остановлен буддийскими мантрами, читаемыми учеником Наропы Пражняракшитой.

Ущерб, причиненный войсками Махмуда буддийским монастырям в индийском Пенджабе и Химачал-Прадеше, был столь велик, что многие буддисты искали убежище в других странах. Однако, поскольку атаки войск Газневидов велись в направлении Кашмира, большинство беженцев не считали его безопасным. Вместо этого они пересекали Гималаи через Кангру в Нгари (западный Тибет). Беженцев было так много, что в двадцатых годах XI века царь Нгари издал указ, запрещавший иноземцам оставаться в стране дольше трех лет.

Итак, джихад Газневидов на полуострове Индостан изначально был направлен против исмаилитов, а не против буддистов, индуистов или джайнов. Тем не менее, как только Махмуд достиг своих политических и религиозных целей, победа побудила его к захвату большего числа территорий и особенно к добыче трофеев из богатых индуистских храмов и буддийских монастырей. Как и в случае кампаний Омейядов тремя столетиями ранее, захватывая территории, тюркские войска грабили, а потом разрушали храмы и монастыри, однако при этом они не стремились обратить в ислам всех своих новых подданных. Махмуд был прагматичен и использовал не обращенные в ислам индуистские войска и даже индуистских генералов против мусульман-шиитов, оказывавших ему сопротивление в Иране Буидов. Его главной целью оставались шииты и исмаилиты.

Отношение Газневидов к буддизму вне Индии

Аль-Бируни – персидский историк, присутствовавший при вторжении Махмуда на полуостров Индостан, хорошо отзывался о буддизме и писал, что индийцы называют Будду «Пророком». Возможно, это свидетельствует о его знакомстве со среднеперсидским термином бурксан, что значит «пророк», – который использовался для обозначения всех пророков и в Согдианских, и в уйгурских буддийских текстах, а ранее – в манихейских текстах. Однако это также может указывать и на то, что буддистов – вместе с индуистами и джайнами – признавали «людьми Книги» и предоставляли им статус защищаемых подданных дхимми, после причиненных во время вторжения разрушений.

Дополнительным свидетельством в поддержку второго вывода является то, что Газневиды не преследовали буддизм в ранее завоеванных ими землях: Согдиане, Бактрии и Кабуле. В 982 году буддийские фрески все еще можно было видеть в монастыре Нава Вихара, а гигантские статуи Будды, вырезанные в скалах в Бамиане, по-прежнему были неповрежденными. Аль-Бируни сообщил о многих все еще действующих на рубеже тысячелетий буддийских монастырях на южных границах Согдианы.

Подобно предшествовавшим им Саманидам, Газневиды поддерживали персидскую культуру. С IX по XII век персидская и арабская литература изобиловали ссылками на красоту буддийских памятников, и это говорит о том, что монастыри и мечети мирно сосуществовали рядом друг с другом. К примеру, Асади Туси описал в своем труде 1048 года «Гершасп-наме» великолепие монастыря Субахар в Кабуле. В персидской поэзии часто встречается сравнение, используемое для мест: они были прекрасны, как «Навбахар» (Нава Вихара).

Будды, в особенности грядущий будда Майтрейя, изображались в Нава Вихаре и Бамиане с лунным диском позади головы. Благодаря этому появился поэтический эпитет для чистой красоты – «лицо будды, подобное луне». Поэтому в персидских поэмах XI века, таких как «Варка и Голшах» автора Айюки, пехлеванское слово бот, происходящее от раннесогдийского термина пурт, использовалось в его положительном смысле – «будда», а не во втором, уничижительном смысле – «идол». Оно означает не ассоциирующийся с сексуальностью идеал красоты, применимый одинаково и к мужчинам, и к женщинам.