Истории для кино
Шрифт:
Ноги Лёди разъезжаются на глине, он спотыкается, падает ничком в лужу, лупит кулаками по грязи и постепенно так и замирает – лицом в луже. А потом бессильно переворачивается на спину и закрывает глаза, чтобы больше никогда не видеть этот бесконечный дождь, это равнодушное небо, эту несправедливую жизнь…
А когда Лёдя все-таки с трудом открывает глаза, он уже лежит на белоснежной подушке под разноцветным лоскутным одеялом в чисто выбеленной комнатке.
Над ним склоняется юная скрипачка
– Где я? – Лёдя еле шевелит языком.
Аня прижимает палец к губам:
– Доктор не велел вам разговаривать. Отдыхайте…
Она осторожно меняет компресс на лбу Лёди. Глаза юноши закрываются сами собой.
Лёдя уже сидит, опершись на груду подушек. Аня поит его чаем из блюдца.
Заглядывает долгоносый Анин папа:
– Очухался? Ну, от и добре… Аня, собирайся на похороны.
– Кто-нибудь умер? – волнуется Лёдя.
– Ну, ясно, умер, раз похороны…
Папа достает из шкафа скрипку. Дочь поспешно объясняет Леде, что в цирке они, к сожалению, играли только раз, а вообще у них такая работа – играть на похоронах.
Папа бодро уточняет: почему только на похоронах – они играют и на свадьбах, и на обрезаниях, и на бармицве… Он со своей скрипкой выходит, а дочь достает из футляра свою, тихонько трогает струны и сообщает, что лично она как раз даже больше любит играть на похоронах. Потому что музыка печальная и красивая. А на свадьбах нужны только гоп-цоп два притопа, да еще мужчины напиваются и начинают приставать.
Лёдя сочувственно кивает. Аня укладывает скрипку в футляр и добавляет, что ей очень понравилось играть у господина Бороданова – было так празднично, весело. Жалко, что цирк уехал.
– Как уехал?! – Лёдя пытается вскочить, но сил не хватает.
– А-а, – спохватывается Аня, – вы же ничего не знаете, вы столько были без памяти… Господин Бороданов сказал, что уже вся публика Тульчина в цирк сходила и надо ехать дальше.
Лёдя потрясен:
– А я?! Как же я?!
– Вот и девушка, которая с собачками, спросила: а как же вы? А господин Бороданов говорит: ничего, он крепкий – выдюжит! Так и сказал – выдюжит…
– Бросили они меня! – горестно заключает Лёдя.
Аня хочет его утешить, но раздается голос папы:
– Иди же, доча! Покойник ждать не будет!
Через неделю уже чуть окрепший Лёдя сидит в кресле, безвольно уронив руки на подлокотники. На нем слишком просторная рубаха – явно с чужого плеча. Аня кормит его бульоном с ложечки. И вдруг, отстранившись, смотрит на Лёдю.
– Какой вы красивый!
Лёдя смущается и выпаливает:
– Если кто здесь красивый, так это вы!
– Ой, бросьте!
– Правда-правда… У вас удивительно тонкие черты лица…
Аня грустно улыбается:
– Мне никто еще так не говорил. И не только мне… У нас в Тульчине девушке трудно…
Лёдя пытается встать. Аня его удерживает:
– Доктор вам не разрешил самому! Я помогу…
– Да не надо…
– Надо! И не стесняйтесь, когда-нибудь вы мне тоже чем-нибудь поможете.
– Обязательно помогу! – обещает Лёдя.
Аня помогает ему доковылять от кресла до кровати, укладывает, укрывает одеялом. Лёдя отворачивается к стене, закрывает глаза. Аня любуется им. Думая, что он уже уснул, осторожно проводит рукой по его волосам. Лёдя приоткрывает глаза и тут же снова зажмуривается.
И вот наконец, опираясь на Анино плечо, Лёдя делает первые шаги по комнате.
– Молодец, умница! – поощряет его Аня. – Сейчас пойдем во двор – на солнышко…
В комнате появляются ее родители; мама – такая же долгоносая, как папа. Аня замирает в предчувствии дальнейшего. А Лёдя еще ни о чем не догадывается.
Папа с мамой как-то преувеличенно любезно улыбаются. Лёдя вежливо улыбается в ответ. Мама многозначительно предлагает:
– Анечка, доча моя, что бы тебе не сходить в курятник – выбрать для Лазаря Иосифовича свежих яичек на обед.
Аня со странной поспешностью выходит. Неловкая пауза. Лёдя вопросительно смотрит на родителей Ани. Мама усаживает Лёдю в кресло:
– Присаживайтесь, молодой человек…
И опять повисает пауза. Потом начинает папа:
– Лазарь Иосифович, вам уже нивроку достаточно лет…
– Семнадцать! – быстро уточняет Лёдя.
Папа с мамой переглядываются. Мама вздыхает:
– Да? А в цирке говорили – двадцать. Ну, семнадцать – тоже хорошо… Не пора ли вам, Лазарь Иосифович, подумать о семье?
– А я о ней думаю, – все еще ни о чем не догадывается Лёдя. – У меня в Одессе мать, отец, три сестры, брат…
– Да-да-да, – кивает папа, – но у вас там, если я не очень ошибаюсь, нету жены?
– Жены нету.
Папа наконец берет быка за рога:
– Так у вас будет жена! Возьмите нашу Аню!
От неожиданности Лёдя вскакивает и снова падает в кресло. А папа развивает наступление:
– Аня – хорошая дочь и будет таки хорошей женой!
Папу быстренько поддерживает мама:
– И у Анечки нивроку хорошее приданое: серебряный портсигар и часы от дедушки! Где вы, хочу я знать, найдете лучше?
Оглушенный родительским напором, Лёдя беспомощно лепечет:
– Я… Конечно, я перед вами в долгу… Но я не думал… Я…
Появляется Аня – вся смущение, волнение, ожидание – и протягивает лукошко:
– Мама, вот свежие яички для Лазаря Иосифовича.
– Ай, зачем ему теперь яички! – восклицает папа. – Ему теперь надо рюмочку нашего домашнего вина!
Аня млеет от счастья. Лёдя потерял дар речи. А мама уже шустро накрывает стол вышитой скатертью.