Истории города Онса
Шрифт:
– Нет, ну это уж вообще… – возмущенно начала я, но Нараск меня перебил:
– А нам туда идти незачем. Мы никому там не поможем.
– А проводник?! Продавец сказал, что с проводником не страшно! И что вообще Закрытый лес не такой ужасный, как о нем думают. Продавец и сам в нем родился…
– Вот именно, – раздельно сказал Нараск. – Он там родился. Однако при этом он живет в Мантиле. Ятя, ты в Закрытый лес не пойдешь.
– Вот еще! – пискнула я и разрыдалась, не столько от его слов, сколько от тона. И еще от разочарования. Как я теперь посмотрю в глаза Риган?.. Получается, что он просто испугался идти в Закрытый лес?!
Нараск подошел ко мне и, крепко обняв, погладил
– Прости, Ятенька, я не хотел тебя расстраивать. Но я говорю то, что точно знаю. Я ведь тоже был в Мантиле, там о Закрытом лесе известно больше, чем здесь, и известность эта плохая. Того, что я знаю, вполне достаточно, чтобы не пустить в лес тебя и не идти туда самому.
Я, не имея сил вырваться из его объятий, сквозь слезы попросила рассказать те истории, из-за которых он не хочет идти. Нараск что-то начал рассказывать, и вскоре я с ужасом поняла, что его повествование выглядит так же расплывчато и неясно, как всегда, когда он говорил о Мантиле. Я много раз пыталась расспросить его о его родном городе, но в результате у меня не сложилось о нем никакого представления, до тех пор пока мы сегодня сами там не оказались. Вот и сейчас, когда Нараск замолчал, я ничего нового не узнала, кроме того, что в лесу есть Черные Монахи, крючконосы, камышовые существа, несколько полян и колодцев, ведущих в странные места, и все это опасно.
– Послушай, то, что ты рассказал, я знала и от продавца! – запротестовала я, выбираясь из его рук, чтобы заглянуть ему в глаза. Глаза смотрели с чем-то вроде ласковой горечи.
– А зачем подробности, Ятенька? – спросил муж. – Они ничего не поменяют. Если даже тебе покажется, что в Закрытом лесу безопасно, так не будет, понимаешь?
– Понимаю, – прошептала я. – Но что я скажу Риган?! Что мы туда не идем, потому что опасно, а они пусть идут?
– А про это я сказал еще вначале: у Риган и Олега все равно других выходов нет, а зачем идут Алла и Буллан, я не знаю. Это не значит, что нужно идти и нам.
– Ты опять чего-то мне недоговариваешь, да? – воскликнула я с отчаянием. – Опять какие-то секреты, которые я не должна узнать?
– Я говорил, что, наоборот, хотел бы, чтобы ты их узнала, – напомнил Нараск. – Но это не так просто. Например, сейчас я ничего тебе рассказать не могу, потому что ничем хорошим это не обернется.
– Но оно уже не оборачивается! – наконец повысила я голос, вскакивая с кровати и отбегая к окну. – Пока что я понимаю, что из-за каких-то твоих секретов мы бросим на произвол судьбы Риган и Олега и будем отсиживаться в Онсе! Я так не хочу! Тем более, ты мне даже не объясняешь толком, в чем дело!
– Я не могу объяснить! – сказал Нараск с неожиданным отчаянием, и, тут же изменив выражение лица, снова заговорил спокойно-ласковым тоном: – Ятенька, на самом деле мы все ходим под этим произволом судьбы. Никто не сказал, что если мы пойдем с Риган и Олегом, кому-то будет хоть немного лучше. Поверь мне, скорее наоборот. Поэтому мы идти не должны.
Дальше, как я ни уговаривала мужа, ничего не менялось. Наконец я просто так устала и наплакалась, что посреди фразы свернулась клубком на кровати и уснула.
Время для меня началось ужасное. Выматывающие разговоры у нас стали случаться каждый день, потому что я ничего не могла понять, а Нараск, видимо, ничего не хотел объяснять, хотя, судя по его виду, мучился не меньше меня. У Риган я не появлялась, а Иванычу сказала что-то неразборчивое: тот не стал больше расспрашивать, поглядел на меня жалостливо и с обидным пониманием вздохнул:
– Говорил я тебе, вначале у мужа спроси. У него, видимо, там свои какие-то соображения. Да и ладно, вы
Мы-то были не обязаны, однако ужасное чувство, что я теряю одновременно и мужа, и всех друзей, меня не покидало. Четыре дня я по-всякому пыталась разговаривать с Нараском, а на пятый совсем замолчала и стала думать.
За окном завывал ветер и сыпал мелкий снег – сейчас наш дом находился как раз на границе снежной зоны; Нараск снова задержался в своей аптеке, очень может быть, нарочно, чтобы поменьше говорить со мной, а я лежала на кровати, подложив руки под голову (они утонули в волосах, как в паутине) и глядела в темный потрескавшийся потолок. И думала. Получалось, что если я ничего не сделаю, то потеряю и мужа, и друзей. Друзей – понятно почему, а мужа… Я же его все равно разлюблю, не из-за обиды, а потому что, оказывается, со мной все это время был совсем другой человек, не такой, как я себе придумала, глядя на его красивые глаза и ласковую улыбку. «Романтика, доченька, – это хорошо, – вспомнила я слова мамы, сказанные неожиданно-озабоченным тоном, когда она помогала мне наряжаться перед свадьбой. – И познакомились вы прекрасно, и родство душ у вас – это замечательно, но, главное, чтобы вы хорошо жили, когда романтика кончится». «А зачем ей кончаться?» – удивилась тогда я. «Низачем, просто так уж получается. Всю жизнь на красивом знакомстве не построишь».
Сейчас мама, конечно же, полюбила Нараска и много раз мне говорила, что зря они с папой за меня тогда волновались… А вот выходит, что вовсе и не зря. Что же получается? Если я останусь, не будет ни друзей, ни мужа. А если пойду одна, без Нараска, то у меня в любом случае останутся хотя бы друзья. Это все же лучше, чем ничего…
Тут мне пришлось встать, чтобы протереть красные глаза, смахнуть слезы с щек и ушей и высморкаться. Как раз когда я сворачивала совершенно мокрый носовой платок, пришел Нараск. Я посмотрела на него и поняла, что если я сейчас же не скажу, что хотела, он снова меня заговорит. Поэтому я торопливо глотнула воздух и сдавленно начала:
– Подожди… В общем, я решила. Я обязательно пойду в Закрытый лес с Риган. Мы с детства дружим… Ну, я ее не брошу. А ты… Я понимаю, ты с ними со всеми недавно знаком… Они тебе никто… Ты можешь не идти… А я пойду.
Выражение лица мужа, пока я говорила, менялось так сильно, будто передо мной прошло сразу несколько разных Нарасков. Был Нараск обычный: терпеливый и ласковый, был сильно удивленный, а потом он вдруг сменился яростным, с потемневшими глазами и даже как будто искаженными чертами лица, но прежде, чем я испугалась, ярость сменилась безнадежным тихим отчаянием. Я уже замолчала, а он, похоже, несколько раз пытался начать говорить, но не мог из себя выдавить ни слова. Только через три минуты ужасной звенящей тишины он, наконец, прошептал, глядя вниз:
– Что же ты делаешь, Ятенька… Ты думала, я так боюсь идти, что останусь тут, если ты пойдешь? Правда, я боюсь, но не этого.
– А чего ты боишься?
– Сама скоро увидишь, когда мы войдем в Закрытый лес, – сказал Нараск каким-то совсем уж не своим голосом. Я подумала было, что он сейчас вообще уйдет из квартиры, но он, наоборот, подошел ко мне, сел рядом и обнял меня так крепко, будто через пять минут мы должны были расстаться навсегда.
– Ну что ты… – начала я уже без всякой уверенности и решимости, пытаясь разглядеть его занавешенное волосами лицо в слабом свете, падающем из окна. – Если бы ты мне хоть что-то объяснил… Риган – моя лучшая подруга… Ну, хочешь, я ради тебя останусь тут?! – вырвалось у меня помимо воли, о чем я мгновенно пожалела и застыла в страхе, что муж сейчас уцепится за эту фразу и согласится. Но он только покачал головой: