Истории мертвой земли
Шрифт:
– Никто со мной не танцует, – вздохнула Океана, прислушиваясь к музыке, доносящейся из угрюмой черноты леса. – Никто! Не хочет бравый рыцарь пригласить даму на вальс, чтоб кружиться, кружиться, кружиться…
Кто-то шептался за дверью, и, уже откровенно веселясь, Океана решила, что, скорее всего, там Альберт договаривается с Михаилом о тайном полуночном свидании, которое для одного станет очередной остановкой в извечном поиске любви, а для другого – альтернативными путями в постижении удовольствия. Ведь при желании всякую гадость можно завуалировать, украсить не в меру эклектическим словесным бисером и преподнести в качестве чего-то воистину выдающегося,
Океана хихикнула, а резкий порыв ветра растрепал ей волосы. Она выдохнула струю дыма и какое-то время наблюдала, как тот скользит вдоль стен, стелется по полу, вихрится под потолком, постепенно становясь частью комнаты, дома, мира. Голые ноги припорошило снегом.
«Какого черта я здесь делаю?»
– Танцевать! – скомандовала Океана.
Соскочив с подоконника, она собралась было примерить какое-нибудь из своих вечерних платьев, что надевала до этого лишь раз – в день покупки, – но в итоге отказалась от этой затеи. Чистым эмоциям плевать на декорации! Подлинной чувственности нет места среди бутафории! Так Океана закружилась по комнате – быстро, даже яростно. Развела руки и смеялась, смеялась, смеялась, а мир вертелся перед глазами причудливой мазней очередного приверженца экспрессионизма. Картины, мебель, тени по углам, распахнутое окно и ночь, зима и бледные лица… – все-все смешалось в этом хороводе агонизирующего отчаяния. И кто-то звал ее из леса – тихо, печально. И по камням текла кровь…
«Цена должна быть уплачена».
– Ведь совсем скоро, да, папенька? – раздался детский голосок.
– Плесните-ка и мне чаю, господин Шляпник! Хи-хи, ха-ха! Я самая безумная среди вас!
Мальчишка с выцарапанными глазами – кто он? Всего лишь идея – даже не вина, не совесть. А Москва, где тротуары заглатывают прохожих, и где некоторые личности обнаруживают свое призвание в том, чтобы устраивать красочные фейерверки в метро, посредством тротила и гвоздей превращая остальных людей в кашу; Москва, полная дорогих шлюх и шикарных автомобилей, вечно занятых и вечно скучающих мужчин и бесчисленных бесполезных телефонов, телефонов; Москва – этот вздувшийся город-урод, населенный призраками и монстрами, этот запутанный бетонный лабиринт, в макабрических тупиках которого бесцельно слоняются одинокие фигуры, – разве это не чья-то параноидная идея?
А что насчет дороги из красного камня?
Враз сделалось дурно, голова закружилась, ноги подкосились, и Океана рухнула на пол, при этом больно приложившись коленкой.
– Ну вот…
– Еще не спишь? – Альберт притворил дверь и хмуро поглядел на жену.
– Милый, – рассмеялась она, – вот ты профессор, а такой глупый. Ну какой смысл задавать подобный вопрос, если ты сам все прекрасно видишь. Или нет? Естественно, дорогой, я сплю. Сидя на полу. Ха-ха!
– Не смешно.
– А по-моему, очень. Хотя… – Она закрыла глаза, попыталась унять головокружение. – Ты прав, нет тут ничего смешного. Плакать надо.
Альберт схватил ее за руку и резко дернул кверху – что ни говори, а силы ему было не занимать. Встряхнув Океану, он заглянул ей в лицо, зашипел:
– Слушай, не порти мне вечер, а? – Изо рта у него почему-то пахло клубникой. – Я бы с радостью взял две разные комнаты, но… Сама
– Конечно, зайка, – хмыкнула Океана, вырываясь из его цепких пальцев. – Я-то все понимаю. Все-все! Нам же надо драму разыгрывать, чтоб все видели, какая мы замечательная семья. Ребенка просрали, но друг за дружку по-прежнему держимся.
Альберт побагровел от ярости, но Океана-то знала, что ничегошеньки он ей не сделает – смелости не хватит. Как воспримут гости тот факт, если утром она выйдет из комнаты с синяком на лице? Так-так-так… Слухи затопят уши! Ведь всякий город, а тем более такой, как Москва, представляет собой не что иное, как начерченный божественным архитектором план из слухов и сплетен.
– В последний раз предупреждаю, – сквозь зубы процедил Альберт.
– Слышала, слышала, – устало кивнула Океана. – На бумажке мне напиши, а то ведь я в твоих предупреждениях иногда слова путаю. Или ты их путаешь. Ха!
В коридоре скрипнула половица, и где-то под потолком вдруг рассмеялся ребенок. Альберт вздрогнул, огляделся.
– Ну и помойка, – буркнул он. – Мудак этот Мишка! Я думал, здесь все прилично, все как полагается, а он меня в какую-то дыру заманил.
– Это было не трудно, – вставила Океана, но Альберт явно не уловил подтекста.
– Вот интересно, где вся прислуга? – капризно спросил он. – А повара? Чем нас, по-твоему, будут кормить?
Океана закатила глаза.
– Как считаешь, Мишка с этим мужиком какую-нибудь аферу мутят? – не унимался Альберт. – Может, Мишка частично вложился в усадьбу? Хотя, нет. Он же основательно потратился на свой коттедж. И чего им там не живется?
Океана вспомнила голодные глазища и гигантскую пасть в темной глубине ванны. С каким бы удовольствием она предложила мужу воспользоваться душем, окажись они в том доме.
– Холодно-то как, – поежился Альберт.
– Нормально, – зевнула Океана, в то время как перед мысленным взором ее разворачивалась следующая восхитительная картина: Альберт вопит и тщетно пытается выкарабкаться из ванны, кровожадная тварь на дне молниеносными бросками отхватывает ему ноги, приятно бурлит малинового цвета вода. – Я люблю холод, он помогает сосредоточиться.
– Спать надо ложиться, – сказал Альберт. – В общем, так: завтра мы тут из вежливости еще погостим, а на следующее утро свалим к чертовой бабушке. Придумаем там чего-нибудь. Мол, работа и все такое. А тратить свое время на эту избушку-на-курьих-ножках я больше не намерен.
Услышав это, дом заскрипел, зашуршал, и сразу несколько дверей хлопнули по всему второму этажу, а на чердаке кто-то громко затопал. По оконному стеклу медленно сползла капля крови. В лесу мелькнула какая-то тень, а потом важно ухнул филин. «Папенька, любимый папенька…»
– Да закрой ты уже окно! – рявкнул Альберт.
Океана лишь пожала плечами. Пока она исполняла требование мужа, тот разочарованным взглядом изучал широкую двуспальную кровать – ложиться с женщиной ох как не хотелось, но иного выхода не было. Можно, конечно, согнать ее на пол, но где уверенность, что дуреха эта не замерзнет и не простудится? Хотя, если такое случится, то не нужно будет выдумывать причину, дабы убраться из особняка. «Как вариант», – решил Альберт.
Океана посмотрела на противоположенную от светильника стену – выцветшие обои, «Великая Праматерь» Рериха и три смутных силуэта: тени присутствующих в комнате людей и сущностей.