Истории московских улиц
Шрифт:
Слухи слухами, но одна связь - достоверна: графу Якову Вилимовичу Брюсу в 1730-е годы принадлежал на 1-й Мещанской участок, соседний с домом-музеем В.Я.Брюсова, на территории нынешних домовладений 34 и 36, на которых недавно располагался "Комитет защиты мира", а теперь открыто множество контор, ресторан, пиццерия и другие подобные заведения.
Правда, Я.В.Брюс здесь не жил, построек тут не было, видимо, участок использовался под огород.
Следует отметить и еще одну, причем более знаменательную, московскую топографическую встречу имен В.Я.Брюсова и Я.В.Брюса.
В главе "Между Лубянкой
А владение Милютиных в XVIII веке соседствовало с владением Брюса, которое находилось на Мясницкой улице (П.В.Сытин указывает современное владение 15), но уходило вглубь - к нынешнему Милютинскому переулку. Именно там, в глубине, по новейшим натурным исследованиям В.А.Киприна, до настоящего времени сохранилось, встроенное в более позднее, здание палаты Я.В.Брюса XVII - начала XVIII века.
В главе о Сретенке говорилось о неоконченном рассказе Брюсова "Таинственный посетитель", над которым он работал в 1900-е годы. В нем рассказывается, как незадолго до полуночи, в Рождественский сочельник, оказались наедине в пустом доме дочь профессора - гимназистка последнего класса Вера Осинина и таинственный ночной посетитель, который был не кто иной, как бес.
Брюсов рассказа так и не дописал, но развил и закончил сюжет в другом жанре - в сонете, написанном в 1918 году.
Ища забав, быть может, сатана
Является порой у нас в столице:
Одет изысканно, цветок в петлице,
Рубин в булавке, грудь надушена.
И улица шумит пред ним, пьяна;
Трамваи мчатся длинной вереницей...
По ней читает он, как по странице
Открытой книги, что вся жизнь - гнусна.
Но встретится в толпе шумливо-тесной,
Он с девушкой, наивной и прелестной,
В чьем взоре ярко светится любовь...
И вспыхнет гнев у дьявола во взоре,
И, исчезая из столицы вновь,
Прошепчет он одно: memento mori!
(Memento mori - лат. помни о смерти.)
Из двадцати с лишним переулков, выходящих на проспект Мира, два получили особую известность: это - Банный и Безбожный.
В Банном несколько десятилетий находилось городское московское бюро обмена жилплощади. О жилищной проблеме в Москве написано много, причем в разных жанрах, как в художественно-литературном, так и в сугубо деловом от лирики до милицейского протокола. С этой проблемой сталкиваются почти все москвичи, за исключением весьма и весьма малочисленных счастливчиков. Мечта сменять шило на мыло и на грош пятаков, которая якобы может осуществиться в Банном переулке, - вечная мечта москвичей.
Но само название Банный - очень старое, ХVII в., и объясняется тем, что в переулке были общественные бани.
У Безбожного переулка известность шире. Его название в 1980-е - начале 1990-х годов, когда по всей стране поднялось движение за возвращение исторических названий городам и улицам, переименованным в советское время, в советском духе, попало на страницы местных и центральных изданий в качестве вопиющего примера такого переименования.
Название "Безбожный переулок" появилось в Москве 12 августа 1924 года. В тот день
Переименованный переулок имел длинную историю. Он возник в ХVII веке. В начале ХVIII его называли Аптекарским, так как он проходил с 1-й Мещанской на Большую Переяславскую улицу вдоль петровского Аптекарского огорода. В Москве в то время был еще один Аптекарский переулок (есть он и сейчас), причем более известный. Он находился в Немецкой слободе, где еще до основания Аптекарского огорода на Мещанской открыл аптеку немец-фармацевт Яган Готфрид Грегори, к которому ездили за лекарствами со всей Москвы. Поэтому, говоря об Аптекарском переулке на Мещанской, приходилось уточнять, что речь идет именно о нем, а не о том, который в Немецкой слободе. В конце концов в начале XIX века за Аптекарским на Мещанской закрепилось другое название - Протопоповский, по фамилии одного из жителей переулка - коллежского асессора И.Г.Протопопова, который имел в нем свой дом и, видимо, был заметным и уважаемым в переулке человеком, хотя сейчас мы ничего о нем не знаем, кроме фамилии и чина, впрочем не очень высокого: в армии коллежскому асессору соответствовал чин капитана.
С фамилией Протопопов мы еще встретимся на нашем пути: ее носил священник храма Пятницкого кладбища. Весьма вероятно, они с асессором родственники: раньше москвичи поколениями жили в одном и том же районе.
Когда Протопоповский переулок переименовывали в 1924 году, производившие переименование чиновники полагали, что он имеет профессиональное название - "в честь" протопопов - церковных служителей высшего ранга, подобно тому, как старинный Кузнецкий мост был назван "в честь" кузнецов, а новая улица Сталеваров - "в честь" рабочих этой профессии.
И москвичи восприняли переименование как очередной кощунственный акт коммунистической власти против религии, что их возмутило.
Местные жители старались по возможности не употреблять новое название, поэтому историческое сохранялось в памяти москвичей, пожалуй, более всех других переименованных московских улиц и переулков. Если прежнее название переименованной в 1925 году в улицу Фрунзе Знаменки в 1950-е - 1960-е годы помнили только пожилые люди, то в Безбожном в то же самое время даже мальчишки считали его нынешнее название "ненастоящим", а "настоящим" оставалось то, как он назывался раньше. Это ощущение усваивалось и его новыми обитателями. Так, став в 1980-е годы жителем Безбожного переулка, Булат Окуджава в стихотворении, обращенном к соседу по дому писателю Олегу Васильевичу Волкову, упоминает и Безбожный переулок.
На Покровке я молился,
на Мясницкой горевал.
А Тверская, а Тверская,
сея праздник и тоску,
от себя не отпуская,
провожала сквозь Москву.
Не выходят из сознанья
(хоть иные времена)
эти древние названья,
словно дедов имена.
И живет в душе, не тая,
пусть нелепа, да своя,
эта звонкая, святая,
поредевшая семья.
И в мечте о невозможном
словно вижу наяву,
что и сам я не в Безбожном,