Истории московских улиц
Шрифт:
В.Я.Брюсов в одном из ранних своих стихотворений, в котором отражены впечатления в первую очередь от переулков возле Крестовской заставы, писал:
Я люблю у застав переулки Москвы,
Разноцветные, узкие, длинные,
По углам у заборов обрывки травы,
Тротуары, и в полдень пустынные.
Эта тихая жизнь, эта жизнь слободы,
Эта тишь в долетающем грохоте
Так свободно на сердце свевает следы
Городской утомительной похоти.
В рассмеявшейся паре у ближних ворот
Открывается сердцу идиллия,
И от скучного хора всемирных забот
Я к стихам уношусь без усилия.
Правда, во времена Брюсова Крестовская застава
За последним домом 1-й Мещанской, с правой стороны, видна яркая красно-белая, сияющая золотыми крестами церковь Знамения в Переяславской ямской слободе, которую также иногда называют по приделу церковью Иоанна Предтечи у Креста. Это - слободской храм старинной ямской Переяславской слободы. Построен он в 1712 году на месте деревянной церкви ХVI века Иоанна Предтечи. При постройке нового храма главный престол был освящен в честь иконы Божией Матери "Знамение", а престол - в честь Иоанна Предтечи стал приделом, таким же, как и придел в честь Николая Чудотворца. Храм подновлялся в ХVIII и XIX веках, но при этом сохранил свой старинный облик.
В советское время церковь не закрывалась, в ней продолжалась служба. На ее колокольне сохранились колокола. Когда бывала возможность, храм принимал к себе святыни из закрываемых и разрушаемых окрестных церквей: в нем хранится крест в память встречи мощей святителя Филиппа из уничтоженной часовни, Крест-Распятие из разрушенного Страстного монастыря, икона святого мученика Трифона с частицами его мощей из разоренной Трифоновской церкви, икона мучеников Адриана и Наталии из снесенной церкви ХVII века во имя этих святых, находившейся на 1-й Мещанской улице, и другие.
Храм Знамения Богородицы да еще названия Большой, Средней и Малой Переяславских улиц и Переяславского переулка - живая память существовавшей здесь четыре с лишним века ямской Переяславской слободы.
Память о ямщиках жива в народе и многочисленными старинными песнями и романсами, которые с самозабвением поют наши современники - и артисты с эстрады, и не артисты за праздничным застольем, когда душа просит песни.
Поют про тройку, которая мчится вдоль по дороге столбовой, и про того ямщика, который скачет к любушке своей, и про того, который замерзал в степи глухой...
Ямщики в средневековой Руси занимали особое положение, они были как бы отдельным сословием и, как и стрельцы, находились на государевой службе, однако имели больше воли. Ямщики жили обычно зажиточнее, чем другие слобожане. Дорога с ее неизбежными приключениями и происшествиями приучала их к самостоятельности и решительности, постоянное общение с седоками, среди которых встречался всякий люд, развивали смекалку и наблюдательность, а кроме того, ямщику требовалась немалая сила и смелость. Поэтому образ ямщика в фольклоре романтичен и привлекателен, недаром одна из известнейших песен конца ХVII века начиналась таким обращением: "Ах ты, душечка, молодой ямщик..."
Ямская слобода жила крепкой общиной, со своей моралью, со сложившимися понятиями и традициями, передававшимися из поколение в поколение, сохраняя в быту старинный, слободской, ямской обычай. Тем более что профессия ямщика, как правило, бывала наследственной.
Переяславская ямская слобода была одной из самых больших в Москве. П.И.Богатырев, по происхождению московский мещанин из ямской слободы и потому хорошо знавший слободскую жизнь и нравы, в очерке "Крестовская застава" описывает этот район, каким ему довелось
"Крестовская застава - одна из бойких, "веселых" застав... Движение здесь прекращалось поздним вечером, а со вторых петухов уже все поднималось: скрипели ворота, возы, колодцы, гремели бубенцы, колокольцы, визжали двери трактиров и кабаков, поднимался людской говор, по тротуарам шли усталые, дальние богомольцы, и жизнь закипала вновь до позднего вечера. Улица всегда была переполнена, и это всякий день, особенно летом...
Коренное население у заставы, как я уже сказал, - ямщики. Жизнь их в то время, о котором я говорю, много напоминала жизнь старой Руси; такой жизнью жили и все ямские слободы. Вставали все рано: мужчины шли пить чай в трактир, а женщины пили дома; после чая затапливали печи, и дым валил по всей улице, а зимой стоял столбом в морозном воздухе. Обедали тоже рано, в двенадцать часов, потом все засыпало, а часа в два снова начиналась жизнь. Ужинали часов в восемь, но ложились летом около одиннадцати, а зимой сейчас же после ужина. Ходили по субботам в баню и несли оттуда веники. Бывало, целый день в субботу идет народ, и все с вениками в руках...
В праздники шли к обедне: маменьки в косыночках на головах и шалях на плечах, а дочки в шляпках, проникших тогда и в эту среду. Мужчины, прифрантившись в поддевки и длиннополые сюртуки, в сапогах "бураками" (с твердыми, негнущимися голенищами.
– В.М.), намазав волосы деревянным или коровьим маслом, тоже направлялись в храм (то есть в слободской храм Знамения Богородицы.
– В.М.). По праздникам обязательно пекли пироги.
О театре не имели никакого понятия, считая его вслух бесовским наваждением, а втайне желая посмотреть... Впрочем, на Святой неделе, Рождестве и Масленице на гулянье "под Новинским" разрешалось правилами побывать "в комедии" и в цирке - ведь это "не всамделешный" театр, и настоящего бесовского тут самый пустяк.
Зато зимой на святках - дым коромыслом. Хорошие лошади, наборная сбруя, ленты в гривах и хвостах. Сани ковровые, большие. Соберут лихую тройку, пригласят барышень-соседок да и махнут в гости к родным или знакомым, тоже ямщикам, куда-нибудь на край света - в Рогожскую или на Зацепу, а не то в Дорогомилово или в Тверскую-Ямскую...
Летом мужчинам было не до гуляний, за исключением семика да первого мая, им и в голову не приходило прогуляться куда-нибудь - не до этого было. По праздникам женщины в сопровождении кого-нибудь из мужчин больше хаживали, чем ездили, так как лошади были заняты "гоньбой", в Марьину рощу или в Сокольники, а чаще всего на Пятницкое кладбище, гда старшие поплачут и помянут сродственничков. По вечерам, по обыкновению, выходили с подсолнушками к воротам или сидели под окнами и глядели на улицу...
Постоялые дворы были большие... Возы стояли посреди двора под открытым небом, а большею частью на улице. Колодцы тоже были большею частью на улице. "Изба", то есть горница, где народ обедал, ужинал и спал, находилась в первом этаже - дома были двухэтажные, - вверху жили сами хозяева и имели комнаты для приезжающих знакомых иногородних купцов. "Изба" была просторная, с нарами в два этажа по стенам, печь огромная, и все это, конечно, порядочно грязновато... В переднем углу, под образами, стоял большой стол, за которым свободно могло сесть двадцать человек. К 8 часам утра кушанье уже бывало готово - это для отъезжающих так рано готовили, пообедают и тронутся в путь. А ели-то как! Сначала подадут солонину с хреном и квасом, потом щи или похлебку с говядиной, а там жареный картофель с чем-нибудь, гречневую кашу с маслом, потом пшенную кашу с медом, чем тогда и заканчивался обед..."