История Англии от Чосера до королевы Виктории
Шрифт:
«Эта система, – заключает Гаррисон, – приводила к полному разорению многих честных йоменов во время путешествия».
Но гостиница была приютом не только для путешественников. Часто обитатели господского дома и его гости после домашней трапезы отправлялись в соседнюю гостиницу и проводили там долгие часы в отдельной комнате за стаканами и кружками; из-за трудности доставать иностранное вино сквайр часто предпочитал опустошать погреб гостиницы, а не свой собственный. Этот обычай сохранялся среди мелкого дворянства (джентри) и в течение нескольких поколений после смерти Елизаветы. Во все времена пивная была общественным центром средних и низших классов города, деревни и поселка.
Изучение истории и литературы елизаветинской Англии оставляет впечатление большей гармонии и большей свободы в общении классов, чем в более ранние и более поздние времена, будь то времена крестьянских восстаний, «уравнительных»
Деление на классы, спокойно принимавшееся обеими сторонами, не было резким; более того, оно не было даже строго наследственным. Отдельные лица и семьи попадали из одного класса в другой или вследствие обогащения или разорения, или в результате простой перемены занятия. Здесь не было непроходимого барьера, какой в средневековой Англии отделял лорда манора от его крестьянина или во Франции до 1789 года отделял дворянство как наследственное сословие от всех других. В Англии Тюдоров такие резкие линии раздела были невозможны вследствие многочисленности и разнообразия людей промежуточных классов и занятий, которые были тесно связаны в своих делах и повседневных развлечениях с людьми, стоящими выше или ниже их по общественному положению. Английское общество зиждилось не на равенстве, а на свободе – на свободе благоприятных возможностей и на свободе личного общения. Такова была Англия, которую знал и принимал Шекспир: его одинаково интересовали мужчины и женщины всех классов и всех профессий, но он оправдывал «иерархию» как необходимую основу человеческого благополучия.
Пэры королевства были небольшой группой дворянства, пользующейся большим личным влиянием и некоторыми установленными законом привилегиями, возбуждавшими зависть, хотя они не были освобождены от налогов. От них ожидали, что каждый будет развивать свое крупное хозяйство и оказывать широкое и щедрое покровительство своим клиентам, часто получавшим слишком скудный доход от своих имений. Знать потеряла независимую военную и политическую силу, которой пользовалась как класс до войн Алой и Белой розы. Тюдоры не хотели, чтобы категория пэров была многочисленной, и воздерживались от пожалований этого звания. Площадь земли, которой владели члены палаты лордов, была значительно меньше во времена Елизаветы, чем во времена Плантагенетов или Ганноверов; недавняя революция цен ударила по ним сильнее, чем по каким-либо другим лендлордам, и процесс скупки пэрами имений мелкого дворянства и фригольдеров еще не начался. По всем этим соображениям палата лордов, особенно после исчезновения аббатов в митрах, была во времена Тюдоров менее важным органом, чем она была в прошлом и должна была стать снова в будущем. Корни старой аристократии были подрезаны, а новая аристократия еще не вполне созрела, чтобы занять ее место.
Но если царствование Елизаветы не было великим веком дляпэров, то оно было великим веком для джентри. Численность их, богатство и значение возрастали вследствие упадка старой аристократии, стоявшей между ним и короной; вследствие раздела земель монастырских имений; вследствие оживления торговли и улучшения обработки земли новой эпохи. Сквайр времен Тюдоров и Стюартов ни в коем случае не вел такой изолированной и идиллической жизни, как это представляли себе некоторые историки. Он был частью общего механизма деятельного общества. Земельное дворянство непрерывно пополнялось из рядов йоменов, купцов и законоведов, делавших свою карьеру; в то же самое время младшие сыновья владельца манора обучались в промышленности и в торговле. Таким путем старые семьи имели личную связь с новым обществом и деревня имела связь с городом. Несомненно, на западе и на севере, в будущих областях «кавалеров» (роялистов), деревня была более изолирована, чем в графствах, тесно связанных с торговлей Лондона, но это различие, хотя и реальное, было только относительным.
Разумный обычай обучения торговле
На памятниках времен Елизаветы и Якова, которые можно найти в приходских церквах, имеются надписи: «горожанин и мануфактурист», «горожанин и галантерейщик» из Лондона или из каких-либо других городов; такого рода надписи трудно найти на мемориальных плитах более позднего времени.
Таким образом, земельное дворянство имело близкие связи с торговыми классами, однако никто не считал, что статус «джентльмена» могут иметь только земельные собственники. Гаррисон рассказывает нам, как свободно и широко смотрели на этот вопрос во времена юности Шекспира: «Тот, кто изучает законы королевства, кто, пребывая в университете, погружается в книги или занимается физикой и «свободными» [гуманитарными] науками или, кроме своей службы, занимается в кабинете военного командира или дает хорошие советы у себя на дому для общего блага, тот может жить без ручного труда и поэтому способен носить оружие и иметь вид и осанку джентльмена, и он может называться «мистер» – титул, который дается сквайрам и джентльменам, и в дальнейшем он будет считаться джентльменом. Это тем менее может быть запрещено, что государь от этого ничего не теряет, потому что этот джентльмен в такой же мере обязан платить налоги и общественные платежи, как и йомен, и землевладелец, который, подобно ему, носит шпагу для защиты своего доброго имени».
От него ожидают, что он будет щедро раздавать чаевые, не слишком внимательно проверять счета и помнить, что привилегией джентльмена является проигрывать на любой сделке. При встречах во время прогулок его подобострастные соотечественники будут снимать шапки и называть его «мистер», хотя за его спиной они будут говорить, что помнят, как его отец, честный человек, отправлялся на рынок, взвалив на лошадь мешки с зерном. Таким образом, каждый был доволен. «Джентри пользовались положением, которое определялось не установленными законом отличиями, но общим уважением. Кастовость как таковая имела мало почитателей, и среди воинствующего дворянства начала XVII столетия, вероятно, меньше, чем среди торжествующего дворянства начала XVIII столетия. Общее мнение гласило: «Джентри – не кто иные, как старинные богачи». При этом добавлялось шепотом, что даже «нет нужды быть очень уж старинными». Гаррисон затем переходит от дворян к горожанам и купцам и замечает по поводу расширения сферы их торговли: «И если в прежние времена их главная торговля велась ими только в Испании, Португалии, Франции, Дании, Норвегии, Шотландии и в Исландии, то теперь, в наши дни, так как люди уже не довольствовались этими путями, они устремлялись в Восточную и Западную Индию и ездили не только на Канарские острова и в Новую Испанию, но также и в Катайю [Китай], в Московию, Татарию и в соседние с ними районы, откуда (как они говорят) они привозят домой много товаров».
О значении купечества свидетельствуют памятники купцов в приходских церквах (изображающие их в не менее достойном виде, чем изображались на памятниках дворяне), а под ними барельефы их выстроившихся в ряд коленопреклоненных сыновей и дочерей с жабо на шее и надписи, увековечивающие учрежденные ими больницы, богадельни или школы. Общество становилось смешанным настолько, что даже содержатель театра мог рассчитывать на посмертную постановку его бюста в церковной ограде, если он нажил себе состояние и прожил в своем родном городе на положении почетного гражданина.
После купцов Гаррисон ставит йоменов:
«В большинстве своем они были арендаторами у дворян; и благодаря скотоводству, торговле на рынках и наемным слугам (не лентяям, которые ведут себя, как джентльмены, но таким, которые могут заработать на свою собственную жизнь и отчасти на жизнь своих хозяев) они богатели настолько, что многие из них были в состоянии покупать и действительно покупали земли у расточительных дворян и часто устраивали своих сыновей в школы, университеты и в Судебное подворье; или же оставляли сыновьям достаточно земли, с которой они могли бы жить, не работая, и таким образом давали им возможность стать джентльменами».