История Антисемитизма. Эпоха Веры.
Шрифт:
В этих условиях любые самостоятельные рассуждения по поводу священных текстов были запрещены, и даже простое стремление читать эти тексты могло с полным правом рассматриваться как знак принадлежности к еврейству, поскольку эти тексты были еврейскими. Таким образом, можно видеть, как откровение на Синае, ставшее общим достоянием всего Запада, способствовало преследованиям евреев и их уничижению. В результате, когда в Испании начались гонения на гуманистов, сын великого инквизитора Манрике писал своему знаменитому другу Луису Вивесу: «Отныне стало само собой разумеющимся, что в Испании невозможно быть сколько-нибудь культурным человеком без того, чтобы преисполниться ересями, преступлениями и пороками иудаизма. Итак, ученых людей заставляют хранить молчание, внушая им ужас…»
Ситуация особенно ухудшилась после восшествия на престол в 1558 году
«Можно сказать, – писал Марсель Батайон, – что вся Испания спасается за своего рода санитарным кордоном, чтобы отгородиться от какой-то ужасной эпидемии», – и основным вирусом этой эпидемии был еврейский вирус. Знаменитый богослов Сантотис защищал как раз в это время на Тридентском соборе свой тезис о том, что протестанство является ничем иным, как возвратом к иудаизму. Другие теологи заходили еще дальше и утверждали, что иудаизм лежит в основе всех ересей, включая ислам. Инквизиторы извлекали отсюда свои выводы и занимались поисками еврейских корней у последователей Лютера и других еретиков и включали это в обвинительное заключение в качестве отягчающего обстоятельства.
Достаточно прочитать следующий отрывок из приговора к смертной казни, вынесенного Педро де Касалья, главе лютеранской общины Вальядолида:
«…упомянутый Педро де Касалья, потомок рода обращенных евреев со стороны отца по всем линиям и по линии матери, донны Леоноры де Виверо, по линии ее матери, пребывал в убеждении, что благодаря страданиям и достоинствам Спасителя нашего Иисуса Христа все грешники будут спасены, для чего не потребуется никаких усилий и никакого покаяния и т. д.».
Богослов Луис де Леон, один из тех, кто составляет бессмертную славу Испании, вступил в конфликт с инквизицией из-за того, что он выразил сомнения по поводу безупречности текста Вульгаты св. Иеронима (латинский перевод Библии, осуществленный Иеронимом на рубеже IV-V веков и канонизированный в 1548 году Тридентским собором,- прим. ред.). Один из следователей инквизиции, занимавшихся делом Луиса де Леона, писал по этому поводу: «Пусть обвиняемый не осмеливается утверждать…, что Святой Дух открыл ему, который не столь свят и даже не является потомственным христианином.» то, что Он скрыл от достопочтенного святого Иеронима».
История жизни и смерти Луиса де Леона такова: он был еврейского происхождения по трем генеалогическим линиям, родился в 1375 году и умер восьмидесятилетним стариком; христианство принял в 1415 году. В 1491 году инквизиция установила, что после своего обращения он продолжал соблюдать иудейские обряды, предала его посмертному суду и сожгла его останки. В результате у его детей было множество неприятностей, отразившихся на судьбе самого дона Луиса, уже ничего об этом не узнавшего. Но инквизиция тщательно обновляла свои генеалогические досье. Этот пример хорошо показывает сложность и запутанность испанской ситуации, на которую существенно повлияли евреи и мавры, и где было общепринятым мнением, как мы это вскоре увидим, что вирус еврейства передавался по наследству (в современных терминах речь могла бы идти об особом патологическом гене).
Само это убеждение, это подозрение, висевшее над головами новообращенных христиан, даже если они не являлись sambeniti в прямом смысле этого слова, вызывало в них горечь и сомнения, в результате их правоверность оказывалась менее твердой, чем у потомственных христиан. Горожане, как правило, хорошо образованные, они оказывались вдвойне открытыми для новых идей; таким образом возникал своего рода замкнутый круг, который подкреплял общепринятую идею о вредоносности еврейской крови.
Что же касается настоящих тайных иудеев, т. е. испанских марранов, то террор инквизиции истребил их до такой степени, что к 1570-1575 годам их уже практически не осталось. Но в 1580 году превратности истории способствовали тому, чтобы борьба с марранизмом вышла на первый план в задачах
В 1580 году после поражения и смерти в Марокко короля Себастьяна Португалия была присоединена к Испании. Португальская инквизиция, существовавшая уже около тридцати лет, удвоила свои усилия. В то же время переход через испанскую границу оказался сильно упрощен, в результате чего португальские марраны, гораздо больше утвердившиеся в традициях тайного иудаизма, чем испанские новообращенные, в больших количествах распространились по всему полуострову. Вовлеченные в борьбу с инквизицией, они содержали в Риме что-то вроде постоянного лобби, с помощью значительных взносов в папскую казну добивавшееся коллективных помилований, которыми в основном пользовались богатые марраны, в то время как бедные и неудачники попадали на костер. В результате всего этого испанское население пришло к убеждению, что португалец и еврей – это одно и то же. Что касается других народов, то они легко распространили аналогичное подозрение на всех жителей Иберийского полуострова, чему имеется бесчисленное количество свидетельств от Рабле до Мартина Лютера (В «Гаргантюа и Пантагрюэле» Пантагрюэль не принимает испанское оружие, потому что «его отец ненавидел всех этих идальго, марранизированных как сам Дьявол». Что же касается Лютера, то он восклицал: «Я предпочитаю иметь дело с турками как с врагами, чем с испанцами как с сюзеренами, большинство из них марраны, обращенные евреи».).
Культ чистоты крови или иберийский расизм.
Первые декреты, устранявшие обращенных евреев из общественной жизни Испании, были приняты во время восстания потомственных христиан Толедо в 1449 году. Это весьма показательно: статуты «чистоты крови», ничего общего не имеющие с христианскими принципами, были сформулированы и навязаны общественным мнением. Государственная власть всего лишь их санкционировала; церковь сделала то же самое, хотя иногда и не без некоторого сопротивления. Семантическое развитие отражает постепенное усиление расистских концепций – термин «новообращенный христианин», или «конверсо», первоначально обозначавший именно принявшего христианство еврея или мавра (мусульманина), расширил свое значение и стал обозначать всех, у кого были еврейские предки. Отметим сразу же, что потомкам мусульман практически не приходилось особенно страдать от дискриминации: с одной стороны, они рассматривались как имеющие языческое, а не еврейское происхождение; с другой стороны, в подавляющем большинстве они были крестьянами и не претендовали на почести и должности.
После событий в Толедо многочисленные корпорации во всех городах приняли решения не допускать «новых христиан» в свои ряды. Были также города, особенно в стране басков, которые запретили им проживание на своей территории. Таким образом видно, что это движение зародилось среди городской буржуазии; в эпоху, близкую по времени к массовым обращениям евреев в христианство, статус «старых» (или потомственных) христиан устанавливался на основании общественного мнения и не требовал еще никакой системы генеалогических доказательств. Хотя отношение знати было в целом более сдержанным, рыцарские ордена включились в общее движение: с 1483 года орден Алькантара ввел принцип доказательства чистоты крови для своих членов; орден Святого Иакова сделал то же самое в 1527 году со специальным исключением из этого принципа в пользу потомков мавров. Установился также обычай исключать новообращенных христиан из сферы благотворительной деятельности религиозных фондов и не допускать их в так называемые «Colegios Mayores», элитные университетские колледжи, из выпускников которых рекрутировалась правящая каста Испании. Именно в этих питомниках будущих министров и будущих прелатов процедура доказательства чистоты крови в дальнейшем стала особенно скрупулезной и причудливой.
Что касается церкви, то ситуация варьировалась в разных монашеских орденах и провинциях. Орден Святого Иеронима был первым, который в конце XV века ввел ограничения в свой устав; францисканцы сделали то же самое в 1525 году; у доминиканцев каждый монастырь следовал своим собственным обычаям; ниже мы обсудим, как обстояли дела у иезуитов. В данном случае речь шла о менее жесткой дискриминации, чем у мирян. Большинство орденов допускало в свои ряды конверсо из семей, исповедующих христианство на протяжении четырех поколений. В случае обычного духовенства практика была еще более разнообразной: были епархии, в которых новообращенный не мог стать даже певчим в хоре, но были и другие, где ничто не препятствовало ему стать епископом.