История Беларуси

Довнар-Запольский Митрофан Викторович

Наряду с «непохожим» крестьянином наша древность знает и «похожего» крестьянина, имевшего право перехода. Обычно эти крестьяне называются данниками. Это арендаторы, платящие дань натурою и деньгами за арендуемые ими участки. В древнейшее время крестьяне считали себя собственниками занимаемой ими земли, продавали ее и распоряжались ею как собственностью. Но так как они не имели права на землю в юридическом смысле этого слова, то великие князья раздавали земли, на которых сидели такие крестьяне, и они переходили к частным владениям, сохраняя, однако, за собой право выхода. Но уже в грамотах первой половины 15 в. есть немало указаний, что известной группе запрещен выход с земли; великий князь, напр., отдает землю служилому человеку и запрещает крестьянам оставлять ее, приказывая в то же время нести обычные повинности. Разумеется, помещику выгоднее было иметь дело с крестьянином, не имеющим права выхода. Великий князь Казимир в жалованной грамоте всему литовскому дворянству (1447 г.) обязался не принимать

в свои земли выходцев из боярских имений. Это уже было ограничение права перехода. Эти ограничения принимали все более угрожающий характер в начале 16 в. Землевладельцы целой области иногда делали постановление, обязательное для всех них; в этих постановлениях ставились различные затруднения крестьянскому переходу. Путем различных ухищрений, часто путем явно несправедливого суда, земянство добивалось признания за своими крестьянами положения «непохожего» крестьянина. Так уничтожался класс вольных людей. Землевладельцы всеми мерами старались закрепостить крестьянство. Щляхтич-воин, защитник государства, свысока стал смотреть на крестьянина как на существо низшей породы. Но и помимо развивавшегося кастового взгляда была еще очень важная причина, способствовавшая закрепощению. С половины 15 в. войны стали реже. Землевладелец имел больше времени для занятия своим хозяйством. Хозяйство в 16 в. оказывалось очень выгодным занятием. Хлеб, лес, пушной зверь, мед и воск, вывозимые из русских областей, находили себе прекрасный сбыт в Германии. Цены с каждым годом стали быстро расти. Землевладельцы прекрасно сообразили, что сдавать земли под оброк крестьянам вовсе не выгодно, а лучше ввести собственное хозяйство. Земля приобретала громадную ценность. Богатые люди скупали имения у менее самостоятельных, сильные люди выпрашивали себе у великого князя огромные поместья. На месте сравнительно небольших имений в руках ловких и сильных людей вырастали огромные латифундии.

Но для того, чтобы добыть доход из земли, нужны были рабочие руки. Для этого необходимо было, прежде всего, закрепить крестьянина, а затем уже можно было увеличивать его повинности, переводить его с оброка на барщину и т. д. Этот процесс совершался в течение всего 16 в. Класс вольных «похожих» людей не был отменен законом, но он почти исчез фактически и крестьянство превратилось в «тяглецов», крепких земле. Процесс прикрепления в настоящее время еще не выяснен вполне удовлетворительно наукой. Но, в общем он состоит из постепенного слияния «непохожих» данников с тяглыми отчичами, параллельно с вбиранием в один класс всех низших элементов, до холопов включительно.

Начнем с группы свободного крестьянства, с членов волостной организации, с данников, воспользовавшись в дальнейшем соображениями, высказанными нами в другом месте.

Это были вольные люди, соединившиеся в господарской волости или переходившие в подданство к частному землевладельцу. Отношения землевладельца к данникам выражались, прежде всего, в том, что он обязан был их «ховать» как вольных людей. В это «хование», несомненно, входило и право суда, потому что даже шляхетные люди, князья и земяне, подлежали суду своих панов; но в случае споров между князем и данником обе стороны обращались к общему суду. Далее крестьянин снимал землю, заключая иногда письменный договор с владельцем ее. Но чаще он садился на землю без договора, так как арендные условия и бытовое положение его арендаторов регулировались местными обычаями. Уже с конца 15 в. можно наблюдать, что в целых областях вырабатывались однородные условия, обязательные для обеих сторон; следовательно, в частном договоре не представлялось нужды. Данник мог уйти с своего участка, ударив челом господину и уплатив отходное согласно местному обычаю. По-видимому, возвращение ссуды не было обязательным и господин мог впоследствии взыскивать путем гражданского иска свой долг. Вообще в Западной России ссуда не вела непосредственно к закрепощению, она могла выражаться в особой форме зависимости — закупничестве. Сроки отхода крестьян и условия выхода здесь не получили строгой юридической определенности. Живя на земле владельца, крестьянин, однако, должен был оберегать свою свободу для того, чтобы не попасть в число тяглых людей. Он не должен был «молчать» при разделах, продаже земли, при переходе по наследству для того, чтобы не попасть к новому владельцу укрепленным на земле, он не должен был браться за господское дело с косой и топором, потому что самый факт выполнения барщинной повинности служил для суда неопровержимым доказательством крепостного состояния.

Чем дальше можно заглянуть в древнейший период, тем становится все более и более несомненным широкое распространение вольных данников по территории древнерусских земель. В позднейшее время сплоченные господарские волости и частновладельческие имения, населенные данниками, редеют по мере приближения к центру от востока, к водным артериям Немана и Западного Буга. Едва ли может быть сомнение в том, что западно-русский данник является непосредственным преемником древнерусского свободного смерда и в своем быту и в своих отношениях к владельцу земли, [и] в своих данях, экономическом строе, главным образом выражавшемся в добывании «скоры и меду»; в устройстве волостного и сельского быта [он]

сохранил глубоко архаические особенности.

Рядом со свободным крестьянином стоят другие формы зависимых отношений, тоже очень древние, но иного порядка: «люди в пенезех», «закупы», «закладки» (полагаем, что «закупы» и «закладки» — не одно и то же) и, наконец, «приказные слуги» крупных бояр. Тут уже зависимость переходила на чисто личные отношения, выражавшиеся, главным образом, в подсудности и в том, что господин направлял деятельность зависимых людей, определяя их на ту или другую службу, преимущественно требуя от них личных услуг.

Таков был строй древнейшего периода, перешедший и в литовскую эпоху.

В литовский период между этими зависимыми элементами и крупным боярством и князьями нарождается средний класс, подходящий к боярству по военному ремеслу и к крестьянскому по роду занятий и экономическому положению: это военные слуги, путные бояре и панцирные, наконец, мелкое боярство. Этого класса не знала Древняя Русь, там он и не мог быть, потому что княжеская дружина и военное ополчение удовлетворяли потребностям несложной военной службы. Литовское правительство несло более ответственные обязанности по охране обширных границ, требовавшие большого контингента войск. При первых же князьях и зарождается военно-служилый земледельческий класс. Можно даже наметить полосу его наибольшего распространения — это пограничье, начинающееся с группы озерщинских путных слуг, проходящее через всю Смоленщину и оканчивающееся в Киевской земле; подвигаясь вглубь страны, это боярство редеет и снова на западном пограничье, в Подляхии, оканчивается широкой полосой боярства и мелкого земянства.

Обращаясь к центральным и западным частям государства, мы наблюдаем разреженность, иногда, по-видимому, полное отсутствие волостных общин и характерного для них класса вольных крестьян. Нам представляется это явление не случайным.

Историк не может не отметить некоторого отличия в социальном строе собственной Литвы сравнительно с русскими землями и отличия в экономическом положении той же Литвы и ближайших русских земель сравнительно с восточными и северо-восточными землями.

Здесь, на западе, земледелие является исконным преобладающим промыслом. Формы хозяйства тоже имеют свои особенности. Центром господарской державы или частновладельческого имения является господарский двор. Из двора не только исходит управление, но в нем и ведется господское хозяйство. Население двора и соседних ему сел состоит из челяди, ремесленников, живущих…

…[На то, что] плен вел не только в неволю, но и в крепостное состояние, показывает в позднейшее время судьба пленных татар или москвитян. Трудно сказать, почему разграничивали последствия плена — было ли тут какое-нибудь юридическое основание или в каждом отдельном случае положение пленника определялось волею его господина. Во всяком случае, несомненно, что челядин, поселенный на земле, тем самым превращался в тяглого отчича: это совершенно обычный прием, практиковавшийся, напр., в господарском хозяйстве. Кроме плена были еще и другие источники тяглой зависимости: как добровольный переход в крепость, как следствие долговой зависимости, как поимка беглого закупа и т. п. Но эти явления, может быть, выработались в позднейшее время и не представляли собой особенность древнего литовского быта.

С другой стороны, в древней Литве были условия, не благоприятствовавшие развитию свободного крестьянства (в юридическом смысле). В Литве преобладало родовитое и крупное боярство, окруженное служилыми людьми. Литва много воевала и всякий свободный человек в силу обстоятельств или по обязанности превращался в военно-служилого. В Литве, в Подляхии (русско-ятвяжская область, ранее других слившаяся с Литвой), частью в Жмуди была масса мелкого боярства и земянства по государственной службе или по службе у панов и крестьянства по характеру занятий. Очень возможно, что каждый свободный литовец был уже воин, свободные литовцы — победители и тем самым они…

Что касается русских земель, то необходимо различать двойственное их отношение к Литве: одни из них еще в 13 в. спаиваются с Литвой, входят в состав растущего государства мелкими частями в виде пограничных сел, городов и волостей, они выносят вместе с Литвой весь труд создания обширного государства. Другие земли входят в состав государства позже и в полном составе. В первом случае обстоятельства способствовали объединению позднейшего центра в социальном отношении.

Русские волости в центре рано сливаются в одно дворовое управление с литовскими тяглецами различного происхождения, превращаясь в «непохожих» тяглых отчичей. В восточных областях, благодаря оппозиции общины, свободное крестьянство дольше удержало свою позицию. Однако и здесь в течение всего 16 в. наблюдается борьба крестьян с великокняжеской администрацией и частными землевладельцами Стремления великокняжеской администрации и землевладельцев сводятся к установлению барщины, к увеличению крестьянских податей, к контролю над жизнью крестьянина, к отмене самоуправления и, наконец, вообще к прикреплению. Аналогичная социальная борьба происходила тогда повсеместно в государстве и выражалась в самых разнообразных формах. Это была не только борьба общин, но борьба каждого отдельного «похожего» человека с господарским урядником или шляхтичем за свободу.