История библейских стран
Шрифт:
После крушения Хеттской державы в Восточной Анатолии и Северной Сирии образовалось несколько "неохеттских" государств (McMahon, 1989, 75—76). Это название несколько условное. Их языком (по крайней мере, официальным) бы уже не собственно хеттский (неситский), а родственный ему лувийский. Иной была система письменности, ибо использовали эти государства не клинопись, а иероглифы. За исключением Кархемыша, все остальные государства не были непосредственно связаны с политическими или административными единицами времен расцвета Хеттской державы. Возможно, что в эпоху бурных этнических и политических трансформаций лувийцы распространились в Восточной Анатолии и Северной Сирии, принеся свой язык и свою письменность (О. Р. Гeрни, 38, 117–118; Д. Г. Маккуин, 1983, 52). Но важно, что их культура была явно продолжением хеттской, их цари носили хеттские (или хурритские) имена, часто напоминавшие о славном прошлом, а главное — они ощущали себя прямыми продолжателями хеттской традиции, считая себя наследниками империи Хатти. В Северной Сирии такими государствами были уже упомянутый Кархемыш (в ее восточной части, на Евфрате) и Унки, который ассирийцы называли Патиной, в западной в долине Амик, в горах Аман и у побережья
Как уже говорилось, коалиция "народов моря" после разгрома Рамсесом III распалась. Входившие в эту коалицию филистимляне и чекеры заняли приморскую полосу Палестины (Alt, 1959, 226–227). Вполне возможно, что произошло это с соизволения фараона (Malamat, 1981, 104; ср.: Albright, 1975, 509). Может быть, он в условиях падения военной мощи Египта пытался таким образом защитить египетские владения от нападений "варваров", двигавшихся из степей и полупустынь. Если это так, то новые поселенцы должны были официально признать верховную власть Египта (ср.: Alt, 1959, 228). Определенным доказательством этого может служить постамент статуи Рамсеса VI, найденный в захваченном филистимлянами Мегиддо (Malamat, 1981, 33; Weippert, 1988, 343). Вплоть до правления этого фараона египетское присутствие ощущалось в Бет-Шане, бывшем долгое время важной египетской крепостью (Kochavi, 1985, 57). На побережье влияние Египта еще прослеживается приблизительно до 1300 г. до н. э. (Baffi, 1999, 285). Но это — последние следы египетского присутствия в Палестине в это время. Неостановимый упадок Египта при фараонах XX династии делал филистимлян не только фактически, но и формально независимыми. В первой половине и середине XII в. до н. э. они селились в пяти прибрежных городах Палестины: Аскалоне, Газе, Ашдоде, Экроне и Пате. Все они были древними городами, игравшими значительную роль в предыдущие эпохи. Но раскопки (там, где они производились) показали, что между предшествующими городами и филистимскими поселениями лежат слои разрушений (Dothan, 1985, 167–173; Gittin, Dothan, 1987, 198–201), а следовательно, филистимляне заняли уже переставшие существовать города. Сначала они создали, вероятно, сравнительно небольшие укрепленные поселения, которые довольно быстро развились в подлинные города (Weippert, 1988, 383). Раскопки показали, что материальная культура филистимлян не имела своих корней в предыдущем культурном развитии этого региона (Вагасо, 1999, 10). В наибольшей степени она связана с культурой Микенской Греции (Baummovitz, Faust, 2001, 7; Niemeier, 2001, 12), и это еще раз доказывает, что они были здесь пришельцами, и притом именно из Эгейского бассейна.
Чекеры заняли побережье несколько севернее с центром в Доре. В начале XII в. до н. э. они разрушили существовавший там ханаанский город, а через некоторое время сами поселились на этом месте (Stem, 1995, 82). Хотя чекеры, как и филистимляне, судя по их керамике, по происхождению тоже были связаны с Эгейским миром, их культура отличалась от филистимской (Bloch-Smith, Nakhai, 1999, 88–89, 102–103). И уже Рамсес III имел дело с обоими этими народами на палестинском побережье (ANET, р. 263). Так что поселились они в Палестине очень скоро после неудачи вторжения непосредственно в долину Нила.
Как уже говорилось, филистимляне и чекеры происходили из Эгеиды. И они принесли с собой культуру, восходящую к элладской позднего периода, в частности позднемикенскую и субмикенскую керамику (Malamat, 1981, 106–107; Balensi, 1981, 399–401; Dothan, 1985, 167–169; Dothan, 1995, 42–46; Weippert, 1988, 373–379). Именно с захватом части палестинской территории "народами моря", а не с торговлей, надо связать распространение в стране эгейских влияний (Dever, 1995, 115). Но поселившись в семитоязычной стране, они довольно быстро восприняли многие черты местной культуры, включая религию. Уже вскоре после 1150 г. до н. э. филистимская керамика, генетически восходящая к субмикенской и подвергшаяся некоторому ханаанскому влиянию, приобретает собственные черты (Weippert, 1988, 381; Iacovou, 1988, 84). А к концу XI в. дон. э. материальная культура филистимлян полностью теряет свою уникальность, восприняв египетские и азиатские черты (Dothan, 1983, 111; Dothan, 1995, 53), хотя, насколько нам известно по очень скудным данным, "эгейские" имена (по крайней мере, у царей) сохраняются вплоть до VII в. до н. э. (Niemeier, 2001, 12). И это может служить указанием на завершение формирования филистимского этноса.
В политическом плане филистимляне, а возможно и чекеры, объединились в города-государства. Принесли ли они эту форму государственности с собой или унаследовали ее от ханаанеев, неясно. Во главе каждого города стоял глава, носивший титул "серен", от которого, может быть, и пошло более позднее греческое слово "тиран" (Albright, 1975, 526; Malamat, 1981, 43). Территория города-государства не ограничивалась лишь непосредственно самим городом, но включала в себя другие, более мелкие города, и селения (Jes. 16, 45–47; Iud. 1, 18). Раскопки показали довольно значительное количество городских поселений, а также храмов в южной зоне палестинского побережья, населенной филистимлянами (Mazar А., 1977, 85; Weippert, 1988, 383–386), и это ясно говорит о том, что относительно небольшие города и поселения были подчинены более крупным.
Пять филистимских городов объединились в союз, обычно называемый в науке Пятиградьем. Этот союз был в первую очередь религиозным объединением, его важной функцией являлось отправление культа Дагона, вокруг храма которого союз, видимо, и объединялся. Такой храм находился в Газе (Iud. 16, 23), и этот город играл, по крайней мере на первых порах, роль гегемона всего Пятиградья. Газа, как говорилось ранее, в свое время являлась центром египетской "провинции" Ханаан, и из нее осуществлялось египетское господство над Палестиной. Выдвижение этого города подчеркивало преемственность филистимского господства по отношению к египетскому. Характерно, что уже довольно рано верховным богом филистимлян оказывается западно-семитский Дагон, что свидетельствует об их сравнительно быстрой "ханаанизации". В случае необходимости
В чекерском Доре, как это видно из египетского "Путешествия Ун-Амуна" (1, 9—26), высшая власть также принадлежала "правителю", который осуществлял и административно-полицейские, и судебные функции. Из этого же текста следует, что правитель Дора снабдил Ун-Амуна хлебом, мясом и вином. Значит, он имел определенное богатство и поддерживал отношения с иностранцами. Перед нами лицо, обладающее политической, административной и судебной властью. Корабли, которые черюз год прибыли в Библ, чтобы помешать отплытию Ун-Амуна в Египет, принадлежали чекерам, но о чекерюком правителе ничего не говорится (2, 62–64). Из этого нельзя делать вывод, что эти суда не имели отношения к правителю Дора; просто в данном случае этот аспект автора не интересовал. Но и говорить о принадлежности судов правителю тоже нельзя. Чекерам, по-видимому, принадлежал и расположенный севернее Дора город, называемый Телль Кейсаном, поскольку его древнее название неизвестно. Этот город был разрушен в начале XII в. до н. э., а затем снова населен. Скоро он стал играть значительную роль в торговле всего рюгиона (Humbert, 1981, 385–389). Видимо, чекеры, как и филистимляне, поселившись в разрушенных городах, частично восстановили их.
Из рассказа о путешествии Ун-Амуна видно, что в какой-то момент чекеры восприняли египтян как врагов (Коростовцев, 1960, 84). Это значит, что в начале правления в Египте XXI династии, когда страна распалась на две части, чекеры выступили против Египта и пытались не допустить отправки туда столь необходимого египтянам леса из Финикии. К сожалению, мы не знаем ни причины, ни хода, ни исхода этого конфликта. Единственное, что можно сказать, так это то, что речь не идет о перманентном прютивостоянии Египта и чекеров, ибо всего за год до этого правитель Дора снабжал египетского посланца всем необходимым, и отношения в то время были совершенно нормальными. Именно обстановка конфликта, а не гипотетическое пиратство вызвало такое поведение чекерских кораблей. Едва ли весь чекерский флот прибыл в Библ, чтобы воспрепятствовать отплытию Ун-Амуна в Египет. У чекеров, таким образом, были относительно значительные морские силы, но и они не смогли помешать Ун-Амуну добраться до Кипра (2, 74–75). То внимание, которое чекеры уделяли восстановлению и укреплению портовых сооружений (Bloch-Smith, Nakhai, 1999, 88–89), также свидетельствует о значении для них моря. Впрочем, связи с относительно близким Кипром они установили только ближе к концу XI в. до н. э. (Stem, 1995, 84), так что роль чекеров на морю все же не стоит переоценивать.
Что касается филистимлян, то флотом они, несомненно, тоже обладали, ведь именно они ввели на Ближнем Востоке новый тип кораблей (Raban, Stieglitz, 1991, 36), но гавани их были довольно посредственными (Vaux, 1969, 491), и большой роли в Средиземном море они не играли. Ун-Амун о филистимлянах вообще ничего не говорит. В тексте его рассказа в данном месте нет никакой лакуны, и из него видно, что первую остановку египетский посланец сделал в чекерском Доре (1, 8–9).
В то же время, филистимляне вскоре после утверждения в Палестине начали активную деятельность по расширению сферы своего господства. Видимо, уже очень скоро те из них, которые жили в Аскалоне, напали на финикийский Сидон и изгнали его жителей или, по крайней мере, их значительную часть (lust. XVIII, 3, 5). В нападении на Сидон участвовали только аскалониты. Это может означать, что или союза пяти городов еще не существовало, или предприятие не казалось столь значительным, чтобы требовалось общее выступление филистимлян. Трудно определить и цель этого нападения, но ясно, что в Сидоне филистимляне не остались. Может быть, это был чисто грабительский набег? Характерно, что изгнанные из родного города сидоняне переправились на новую родину на кораблях и поселились именно в островных городах — Тире (lust. XVIII, 3, 5) и Арваде (Strabo XVI, 2, 13). Это свидетельствует о том, что на море филистимляне не господствовали и островные города считались вполне надежными убежищами.
Зато на суше филистимляне действовали весьма активно. Опираясь на свои прибрежные города, приблизительно в середине XII а до н. э. они повели наступление на внутренние районы Палестины. Они захватили ряд городов, включая Мегиддо, Лахиш, Бетэль, Гезер, и установили свою гегемонию над значительной частью страны, особенно над Нижней Галилеей и долиной Иордана (Wright, 1966, 74–77; Malamat, 1981, 109–111; Weippert, 1988, 356–363; Kcmpinski, 1989, 80–82). Захваченные города сначала разрушались, но довольно скоро восстанавливались, и там устанавливалась власть филистимского правителя и в ряде случаев их гарнизоны. Так, например, произошло в Мегиддо, который филистимляне не только восстановили, но и возродили по прежнему ханаанскому плану с использованием ханаанской же архитектуры (Kempinski, 1989, 83). Становились ли захваченные филистимлянами города самостоятельными городами-государствами с независимыми филистимскими правителями во главе или же они подчинялись тому или иному городу Пятиградья, неизвестно. Думается, что второе более вероятно, ибо в Библии эти города никогда не включаются в число филистимских. Значение филистимской гегемонии было столь велико, что сама страна, которая ранее была лишь частью Ханаана, именно от имени этого народа (пелипггим) и получает свое название — Палестина. Правда, надо отметить, что не все разрушенные города восстанавливались. Так, полностью уничтоженный Лахиш восстановлен не был (Ussishkin, 1993, 899–904), и новый город возник на этом месте уже в совершенно новых условиях приблизительно через два столетия.