История библейских стран
Шрифт:
Еще в период греко-персидских войн в Египте вспыхнуло восстание против персов, и на помощь восставшим пришли афиняне. Артаксерксу пришлось отправить в Египет довольно значительные силы. Одну из армий возглавлял сатрап Заречья Мегабиз. Часть ее была переправлена морем, а часть двинулась по суше, и это, естественно, наносило урон жителям тех районов Заречья, через которые проходили войска. То восстание было подавлено (Thuc. I, 109; Diod. XI, 74–77). Но через некоторое время восстание против царя поднял уже сам Мегабиз.
Мегабиз принадлежал к самым "сливкам" персидской знати. Его дед, тоже Мегабиз, был одним из тех семи персов, организовавших выступление против Гауматы, в результате чего царем стал Дарий. Сам он, женатый на дочери (или сестре) Ксеркса, был одним из полководцев последнего во время похода на Грецию. Артабан пытался вовлечь его в заговор против Артаксеркса, но Мегабиз не только отказался, но и активно участвовал в разгроме заговорщиков. Однако по число личным причинам он вскоре выступил против царя. Артаксеркс направил против него значительные силы, но Мегабиз разбил их. Характерно, что во главе армии, направленной против Мегабиза, был поставлен египтянин Усирис (Ray, 1988, 282).
Возможно, мятеж Мегабиза подтолкнул Артаксеркса на поддержку местных общин, в том числе иудейской. Для этого в Иерусалим был направлен царский виночерпий, т. е. царедворец довольно высокого ранга, Неемия с полномочиями правителя провинции. Как и Эзра, он был фанатично верующим иудеем и продолжил линию Эзры, направленную на резкое отграничение общины от остального мира и на внедрение в ее жизнь установлений Пятикнижия. Но он пошел еще дальше. Неемия упорядочил внутреннюю жизнь общины. По завершении строительства стен Иерусалима, что, видимо, было особенно актуально в свете недавних сражений в Заречье, и в город переселили не меньше 1/10 всех общинников. Упорядочена была служба в храме, который стал подлинным центром не только религиозной, но и всей общественной остальной жизни иудеев и общинного самоуправления. Опираясь на древние установления, Неемия восстановил правило периодической отмены долгов и возвращения должникам отнятых у них земель. Были упорядочены подати в пользу храма и его служителей (Neh., 2—13). Все эти меры укрепили общину и позволили ей успешно противостоять враждебной коалиции, состоявшей из самаритян, кедаритов и жителей За-иорданья, которых возглавляли соответственно правитель провинции Самарии Санбаллат, царь Кедара Гешем и аммонит Тобий, как и Санбаллат, наследственный правитель своей территории (Tadmor, 1981, 221–223; Вейнберг, 1989, 192–193). Социальные реформы Неемии привели к росту благосостояния рядовых общинников и низших слоев жречества, а это, в свою очередь, как и приток новых переселенцев, вызванный и религиозными соображениями, и привлекательностью уровня жизни, стало причиной роста населения общины, так что во второй половине V в. до н. э. она насчитывала уже не менее 70 % всего населения провинции Иудеи. Такая община уже вполне могла стать опорой персидской власти.
Территориально иудейская гражданско-храмовая община находилась в провинции Иудее и, постепенно расширяясь, заняла ее почти целиком. Но все же юридически различия между провинцией и общиной сохранялись. Самоназванием общины было, по-видимому, "Израиль". Когда-то это слово обозначало союз двенадцати племен, происходивших, как они сами считали, от Иакова-Израиля, сына Исаака и внука Авраама. Позже так стало называться единое еврейское царство, а после его распада — северное царство. Хотя последнее исчезло, название "Израиль" сохранилось в народной памяти. Теперь оно стало означать все тех, кто почитал единого и единственного Бога и принадлежал к народу, заключившему с Богом договор и Богом избранному. После деятельности Эзры и Неемии так стали называть только членов общины с центром в Иерусалиме, не принимая в состав Израиля даже тех иудеев, которые жили в Палестине до возвращения пленных.
Персидская монархия была огромным государством, размеры которого намного превосходили территории Ассирии и Вавилонского царства в периоды наивысшего их развития. Управлять такой огромной державой было крайне трудно. И Ахемениды, в отличие от ассирийских и вавилонских царей стремились привлечь к сотрудничеству местные элиты, в том числе жреческие. Оставляя власть в сатрапиях в руках назначаемых и в любое время сменяемых сатрапов, преимущественно персов, управление более мелкими единицами они доверяли местной знати. Порой это были цари, признававшие верховную власть "господина царей", как называли персидского монарха финикийцы (KAI, 14), но полностью автономные в управлении своими царствами. В Заречье это были финикийские города-государства и арабское царство Кедар. Цари Кедара, может быть, управляли, но уже от имени персидского суверена в качестве его губернаторов также Деданом в Северной Аравии (Eph’al, 1988, 163–164). Но и на территории, непосредственно подчиненной персидским царям, выделялись отдельные земли, иногда целые провинции, во главе которых стояли наследственные правители из местной знати. Таковы были провинция Самария и северная часть Заиорданья, управляемая знатной семьей Тобиадов. Должность правителя Иудеи не была наследственной, но все известные нам имена этих правителей — иудейские. Правда, один из них, правивший в конце V и в начале IV в. до н. э. и бывший, может быть, преемником Неемии, носил чисто иранское имя Багой (Арамейские документы, 1915, 11, 14). Но известны также иудеи с иранскими или вавилонскими именами, как, например, уже упоминавшийся Зоровавель, так что не исключено, что и Багой был иудеем (Eph’al, 1988, 152). Во всяком случае, это полностью вписывается в политику Ахеменидов. Такая политика облегчала управление огромным государством, но она таила в себе и опасность центробежных устремлений, различных сепаратистских движений, как со стороны местной знати, так и со стороны самих сатрапов. С другой стороны, неопределенность в порядке наследования царской власти провоцировала родственников царя самим добиться трона. Так, против Дария II выступил его брат Арсит, и ареной его восстания стала, вероятно, Сирия (Дандамаев, 1985, 195). Этот мятеж был подавлен с большим трудом. Еще опаснее для царя было восстание Кира Младшего.
Кир был младшим сыном Дария II, но надеялся занять престол, поскольку ему покровительствовала его мать Парисатида. Однако престол занял старший сын умершего царя Артаксеркс II, и Кир, управлявший к этому времени Малой Азией, решил добиваться
Еще раньше вспыхнуло восстание в Египте. Его возглавил Амиртей, дед которого участвовал в предыдущей попытке египтян освободиться от персидского господства (Helck, 1979а, 124). Еще до этого в Египте были какие-то волнения, приведшие к разгрому храма Йахве, почитаемого иудейскими военными колонистами на острове Элефантине на крайнем юге Египта (Арамейские документы, 1915, 11–16). Иудеи, как они сами подчеркивали в своем письме, остались верными персидскому царю, что, конечно же, и стало причиной ненависти к ним египтян (Дандамаев, 1985, 204). Несколько позже египтяне открыто выступили против персидской власти. На подавление восстания была направлена армия Абракома, но тот вскоре был вынужден повернуть свои войска против Кира Младшего. И в результате в начале царствования Артаксеркса II Египет полностью освободился от персидского господства (Тураев, 1936а, 154; Дандамаев, 1985, 206). Фараоны последних XXVIII–XXX династий, однако, не ограничились утверждением в Египте, а пытались, как в былые времена, распространить египетское господство на Переднюю Азию. Вместе с тем, персидские цари никогда не оставляли надежду восстановить свою власть над долиной Нила. Передняя Азия и Восточное Средиземноморье стали ареной многолетней ожесточенной борьбы этих двух сил. И в этой борьбе симпатии местного населения были отнюдь не на стороне персов.
Персидское государство отличалось чрезвычайной неоднородностью. Если его западная часть (включая Вавилонию) в значительной степени была страной городов, являвшихся ремесленно-торговыми центрами, то для восточной части были характерны лишь сравнительно редкие города-резиденции и сельские поселения, хотя порой и имевшие укрепления (Дьяконов, М., 1961, 107, 380, прим. 272). Уже в V в. до н. э. финикийские города начали чеканить свою монету. Первым на этот путь вступил Сидон, пустивший в обращение свою монету около 450 г. до и э. (Betylon, 1980, 3). К тому времени право чеканки серебряных монет имели уже некоторые сатрапы, как, например, сатрап Египта Арианд, казненный, по словам Геродота (IV, 166), Дарием за излишнюю чистоту его монеты Дарование такого права сидонскому царю как бы ставило его на один уровень с царскими наместниками, что, конечно же, было известной привилегией. Приблизительно через пятнадцать лет примеру Сидона последовал Тир, а вслед за ним Арвад и Библ (Betylon, 1980, 39, 78, III; Puech, 1991, 296). Позже монеты стали чеканить и другие города и области Заречья, в том числе провинция Самария. Даже Иудея, большая часть населения которой уже принадлежала к гражданско-храмовой общине, стремившейся отгородиться от всего остального мира, обзавелась в IV в. до н. э. собственными деньгами (Naster, 1979, 600; Mildenberg, 1988, 722–728).
В то время как в Финикии и в меньшей степени в других районах Передней Азии экономика приняла товарно-денежный характер, в остальных регионах империи Ахеменидов, особенно в самой Персиде, эти отношения были развиты чрезвычайно слабо (Дандамаев, Луконин, 1980, 218). Даже в начале I в. н. э. Страбон (XV, 3, 19; 21) писал, что сами персы ничего не покупают и не продают, золото и серебро у них хранится преимущественно в утвари, и лишь совсем немного в монете, и их царь в серебре получал дань от жителей побережья, а из внутренних областей — продуктами. Трудно сказать, насколько эти сведения соответствуют эллинистической и парфянской эпохам. Возможно, в этих словах географа нашли отражения сведения, полученные в самом начале эллинистического времени, вероятнее всего, во время похода Александра. Недаром, по словам самого Страбона (XV, 1, 5), описания восточных стран до этого похода были невразумительными. Страбон (XV, 2) описывает Ариану, т. е. все земли между Индией и Персидой, как очень бедную страну, которая едва ли была заинтересована в торговле с западными территориями.
На основании этих и многих других сведений можно утверждать, что в Ахеменидской империи произошел раскол на западную и восточную части, посредничество между которыми осуществляла Вавилония. Когда персидский царь Дарий предложит македонянину Александру всю западную часть своей державы вплоть до Евфрата, он, видимо, не сознавая сам, подтвердил наличие этого раскола. В конце концов после долгих кровавых войн социально-экономический раскол претворился и в политический, и граница между западным (эллинистическо-римско-византийским) и восточным (парфяно-сассанидским) мирами прошла именно по Евфрату, хотя время от времени она и передвигалась то в ту, то в другую сторону. А пока только военной силой Ахемениды удерживали под своей властью огромные территории И по мере упадка этой мощи сепаратистские тенденции как у сатрапов, так и у подчиненных народов становились все сильнее. Финикийцы гораздо более интересовались Средиземноморьем, чем восточными областями Персидского государства. Мало были они заинтересованы и в самой Персии, влияние которой в Финикии вовсе не ощущалось (Elayi, 1991, 77–82). Характерно, что еще до похода Александра Сидон и Тир принимают для своих монет аттический стандарт, столь широко распространенный в то время в Средиземноморье (Betylon, 1980, 138–139). Развивалась экономика и Северной Сирии. Мирианд на средиземноморском побережье был значительным торговым центром, а внутри страны большим и богатым городом являлся Тапсак (Xen. Anab., 1, 4, 6, 11). Кроме них Ксенофонт (Anab., 1, 4, 19) отмечает наличие множества деревень, обильных хлебом и вином. И все это сближало Заречье с западным миром гораздо сильнее, чем с восточной частью державы Ахеменидов.