История Древнего Востока

Бухарин Михаил Дмитриевич

Наиболее строго гераклеопольские цари контролировали север Верхнего Египта и Дельту, в частности, их усилиями ее границы защищались от проникновения обитателей кочевой периферии. В то же время во многих номах Верхнего Египта – Сиуте, Дендере, Гермополе – появились династии вполне самостоятельных правителей, связанных с гераклеопольскими царями лишь вассальными узами. Правители Гермополя даже претендовали, подобно настоящим царям, на статус сакральных правителей, принимая, в подражание царской титулатуре, эпитет «сын Тота» – местного бога их нома. Именно они предприняли в своих владениях основные усилия по смягчению последствий постигшего Египет природного бедствия: их надписи пестрят упоминаниями

о множестве «голодных» и «нагих», которых было необходимо кормить и одевать, а также об ирригационных работах, при помощи которых они пытались хотя бы частично восстановить прежний уровень жизни.

Тем не менее в условиях экологического кризиса ни царская власть, ни местные правители не были способны защищать население и поддерживать его благосостояние с тем же успехом, что в эпоху Древнего царства. Характерно, что с упадком централизованного бюрократического аппарата положение человека в обществе стало определяться в большей степени его личным богатством, а не должностью, поэтому среди тех чиновников, которые находились в это время на государственной службе, расцвело взяточничество и иные злоупотребления.

По сути дела, именно этой напасти, постигшей египетскую государственность в I Переходный период, посвящено целое литературное произведение – «Повесть о красноречивом поселянине». Ее герой по имени Хунануп, живший в оазисе на границе пустыни, промышлявший доставкой в Египет его «даров» (минеральных солей, некоторых растений и шкур животных), был во время одного из своих торговых путешествий ограблен и избит управляющим поместья столичного вельможи, который позарился на его добро. Менее безропотный, чем жители долины Нила, также знакомые с такого рода насилиями, Хунануп отправляется в столицу искать справедливости и добивается ее, произнеся девять цветистых речей с обличениями чиновников, да и простых людей, в условиях кризиса отступающих от своего долга перед ближними.

Вообще, отношения государства со своими подданными становятся гораздо более жесткими, чем прежде. В Поучении, адресованном гераклеопольским царем 2-й половины XXI в. до н. э. Хети III своему сыну и преемнику Мерикара, несмотря на несклонность его автора к бессмысленным жестокостям, рекомендуется смирять мятежи и тем более подстрекательство к ним самым бескомпромиссным насилием; а в «Пророчестве Неферти» с ужасом говорится о времени, когда «на речения уст ответят ударами палок». Похоже, что, когда на содействие государства рассчитывать практически не приходилось, а независимая сельская община, способная пережить едва ли не любые потрясения, давно ушла в прошлое, особенную роль в обществе стали играть незнатные, но образованные люди, обеспечивавшие свой достаток собственными усилиями. Не исключено, что именно таких людей обозначали термином «неджес» (досл. «маленький, убогий»).

Представители неджесов часто встречаются нам в литературных произведениях, восходящих к I Переходному периоду. Так, именно неджесом оказывается мудрец Неферти, возвестивший, как следует из Речения, ожидающие Египет бедствия царю Снофру, и Джеди, предсказавший царю Хуфу, согласно сказкам папируса Весткар, смену его династии на престоле сыновьями верховного жреца Ра. Скорее всего, выходцы из этого слоя принимали самое активное участие в создании этих произведений [18] .

18

Они составили своего рода канон классической египетской литературы. Среднеегипетский язык, на котором эти произведения написаны, в конце III тыс. – во 2-й четверти II тыс. до н. э. был живым разговорным языком.

Возможно

именно по инициативе неджесов в них настойчиво обсуждается вопрос: кто виноват в том, что египетская государственность, созданная еще в начале времен богами и возглавляемая сакральным правителем – сыном бога солнца, переживает столь тяжелые потрясения? За многие века отсутствия в Египте института общины обитатели долины Нила привыкли связывать свое благополучие не столько с собственными усилиями, сколько с деятельностью государства, фактически отождествлявшегося с образом сакрального царя и в силу этого воспринимавшегося не как социальный институт, а скорее как важнейший компонент мироздания. Экологическое же бедствие, обрушившее стабильность государственности III тыс. до н. э., с которого начался I Переходный период, тем более побуждало египтян видеть в его наступлении не просто социальную, но космическую катастрофу.

Египтяне верили, что столь глобальные потрясения могли постигнуть Египет и весь мир только по воле богов. В некоторых текстах звучат сомнения в истинности давнего представления об их благости. В своем Поучении отец гераклеопольского царя Мерикара говорит сыну о неких людях, которые считают наполнение жертвенников богов проявлением «слабости» (по-видимому, вследствие того, что эта практика никак не помогала ослабить исходящие от богов бедствия и, стало быть, ее сохранение бессмысленно). Возможно, они же имеются в виду, когда автор Поучения упоминает о пренебрежении некоторых людей существующими представлениями о загробном мире.

Причины подобного пренебрежения подробно излагаются в «Песни арфиста», восходящей ко времени правления Иниофета, одного из царей Фив I Переходного периода, и записанной на стенах ряда гробниц II тыс. до н. э. Автор говорит о том, что надежды на продолжение жизни после смерти при помощи гробниц (явно путем конструирования в них «миров-двойников») рухнули с исчезновением средств на их поддержание, а все, что известно об иных способах достижения загробного блаженства при содействии богов, не поддается проверке опытом и не должно внушать людям особых надежд. Следовательно, необходимо наслаждаться каждым днем земной жизни с ее радостями, не тратя усилий на заботы о посмертном существовании. Характерно, однако, что одну из записей этого текста мы видим как раз в гробнице, сооруженной в соответствии со всеми требованиями египетской религии.

Сомнения в благости богов и, в частности, в исходящей от них возможности посмертного существования стали позицией меньшинства образованных египтян, рассматривавшейся скорее как проявление своего рода интеллектуального экстремизма и непредусмотрительности, а не как кощунство: «Глуп тот, кто пренебрегает этим [т. е. своей посмертной судьбой]», – говорит в своем Поучении отец царя Мерикара. Большая же часть египтян не сочла постигшую их страну катастрофу достаточным основанием, чтобы усомниться в представлениях о мире, выработанных долгим опытом Древнего царства.

Однако если бедствия, обрушенные на Египет богами, нельзя было объяснить их злой волей, оставалось считать, что они вызваны оплошностью того, кто является посредником в контакте между людьми и богами, т. е. царя. Вероятно, последние цари Древнего царства и в самом деле давали своим поведением основания для таких подозрений. Так, Ипувер прямо обращается с гневными словами к современному ему царю Нефериркара II: «Слово [способность претворять своей волей в жизнь маат], постижение [способность постигать маат] и маат – у тебя, царь. Но лишь смятение распространяешь ты в стране да гул неурядиц. Совершают люди насилие друг над другом, подражают тебе в беспорядке, тобой установленном… Ты говорил ложь».