История двух беглецов
Шрифт:
Кожаный человек между тем, сложив губы трубочкой, стал чмокать, издавая ласковые, призывные звуки. Уж не Мурзая ли он зовёт? От природы у Мурзая был густой, гулкий бас, но он был страшный трус и редко подавал голос. К тому же отъявленный лежебока – большей частью он спал, набирая силы после многих дней голодного скитания. А вдруг он отзовётся сейчас на призыв кожаного человека? К счастью, незнакомец смотрел не в сторону подвала, где жил Мурзай, а повернулся к помойке, где на контейнере из-под мусора копошились голуби. Внизу там рылась в отбросах тощая дворняжка – ничейная собака, вечно торчащая возле овощного магазина в ожидании случайной подачки. Это был известный в районе Барбос, предпочитавший голодную, беспризорную, но вольную жизнь под открытым небом сытой жизни у хозяина. Это был пёс, которого гнали все дворники, в которого бросали камнями мальчишки, на
Когда Данька выскочил во двор, человек в кожаной куртке сидел на корточках перед Барбосом и застёгивал на нём ошейник. Затем он, приподняв пса за сворку, нежно прижал его к своей кожаной груди и, что-то доверительно нашёптывая, понёс за угол дома…
Не чуя ног под собой, Данька бежал в школу, раскаянно думая о Сашке, которого бог знает в чём уже стал обвинять. Диоген был ему сейчас необыкновенно симпатичен. «Ах ты пончик! Ах ты хрюшка, слоёный пирожок!» – шептал Данька, перебирая Сашкины прозвища, которые без конца менялись, поскольку дразнили его как кому вздумается, – главное, чтобы это была какая-то вкусная еда. Данька так и видел его сейчас перед собой – торчащие в стороны квадратные уши, поблёскивающие хитрые глазки, вечно озабоченный низенький лоб с одной толстой, как сосиска, морщиной, часто набухавшей от умственного напряжения.
Ах он славный, толстый обжора! Но за что больше всего Данька ценил и любил Диогена, так это за его необыкновенную чувствительность к гипнозу. Собственно, на нём Данька впервые убедился, что он гипнотизёр.
Так и быть, Данька назначит его своим помощником, когда они уйдут в кругосветное плавание. Ко дню рождения он подарит ему боцманскую дудку на цепочке и часы. Данька уже видел Диогена на мостике с подзорной трубой. И вот они стоят в рубке, положив руки друг другу на плечи, и, глядя на бушующие волны, хором кричат бессмертные слова из поэмы «Мцыри». Данька знал всю поэму наизусть, особенно любил сцену боя, когда барс бросается на Мцыри. Данька мог декламировать «Мцыри», начиная с любой строки…
… Данька отворил дверь класса и уже открыл бы ло рот, чтобы вступить в объяснение, почему он опоздал, но Клара Львовна молча указала на место. Данька на цыпочках прошёл к своей парте, уселся, засунул портфель, оглянулся налево – и не обнаружил возле себя Сашки. Всё было на месте – портфель, пенал, учебник по литературе, промасленные бумажки от бутербродов, а приятеля не было…
Всё, однако, объяснилось просто. Сашка стоял у доски и двигал толстой морщиной на лбу. Он молчал. И молчал весь класс. И молчала Клара Львовна. Вот почему она без слов впустила Даньку: чтобы не нарушать великую тишину. Ибо в этой тишине в муках рождались воспоминания о строчках из «Мцыри», которые надо было выучить наизусть. Ах, вот почему вдруг вспомнилась Даньке поэма!
У Клары Львовны была завидная выдержка. Она молчала и ждала. Эта выдержка передалась всему классу. Все тоже молчали и ждали. И вспоминали про себя стихи из «Мцыри». Даже те, кто не выучил, всё же представляли себе картины, изображённые в поэме «Мцыри». Потому что иногда вдруг поднимался ропот и бормотание. Всем не сиделось от нетерпения показать, что и они что-то знают. Но Клара Львовна бровью пресекала шум. Она готова была молчать и ждать хоть весь урок.
А Сашка между тем дышал, словно насосы качал. Мощный приток крови приливал к мозгу, переворачивал там всё, что осталось от «Мцыри». Толстая морщина, рассекавшая лоб чуть наискосок, упиралась в переносицу и вяло шевелилась на лбу, воздействуя на память. Но память безмолвствовала. Отчаявшись вспомнить что-либо, Сашка переключил передачу кислорода на другой механизм – механизм ушей, великолепных квадратных ушей, которые сразу стали пунцовыми от крови. Это были опытные уши, закалённые на музыкальных занятиях. Это были гениальные уши-везделовы. Они стали собирать со всех углов класса крохотные обрывки звуков, неуловимые для нормальных человеческих ушей. Сашка недаром учился в музыкальной школе. Немного сосредоточенности – и вот он уже собирал, классифицировал и составлял из звуковых обрывков слова и строчки…
Несчастный Сашка! Как он маялся, бедняга, тяжко
Положив на парту крепко стиснутые кулаки, весь сосредоточившись, Данька стал мысленно посылать ему слова из бессмертного «Мцыри». Но слова не сразу, конечно, достигали цели. Занятый собиранием хаотических обрывков, возникавших в разных концах класса, Сашка долго не мог вступить с Данькой в контакт. И даже после, когда он испуганно уставился на Даньку, то не сразу понял, что сигнал надо ловить не ушами, а мозжечком, расположенным в затылочной части головы, мозжечком, через который проходят космические потоки частиц нейтрино, несущие умственную энергию. Именно через мозжечок проникали чужие мысли и внушения, которым не нужны были ни уши, ни глаза…
Даньке понадобились огромные усилия, чтобы отвлечь Сашку от разных помех-чужого шёпота, шелестения страниц и ребячьих гримас. Изнурительным напряжением воли, сверля взглядом растерянно мигающие Сашкины глазки и проникая до самого мозжечка, Данька в конце концов пробил телепатическими пучками это толстокожее чудовище и сумел всецело подчинить его своей власти. Испуганно и покорно, как овца, Сашка уставился на Даньку и теперь уже никого не видел вокруг, кроме него. Размеренно вздыхая, медленно, не торопясь – «Внимание! Спокойствие! Не отвлекаться!» – Данька стал посылать ему в самый мозжечок строчки из «Мцыри».
И вот, пыхтя, словно карабкаясь из глубокой ямы на божий свет, Сашка заговорил – нет, не заговорил, а прямо-таки застонал, бросая в класс полные ужаса слова:
Я ждал. И вот в тени ночной Врага почуял он, и вой, Протяжный, жалобный, как стон, Раздался вдруг… и начал он Сердито лапой рыть песок, Встал на дыбы, потом прилёг, И первый бешеный скачок…Посылая Сашке слова, Данька настолько ярко представлял их в звуках и движениях, что они передавались Сашке, как приказы театрального суфлёра. Сашка то подвывал, как барс, то двигал рукою, словно бы лапой подгребал песок. То привставал на цыпочки, как на дыбы. То чуть приседал на корточки, как бы ложась. А когда барс сделал бешеный скачок, Сашка не рассчитал движений и чуть не опрокинул Клару Львовну со стула…
Эффект был ошеломляющий. Все были страшно изумлены. Иные из ребят повскакали с парт. И даже Клара Львовна, чуть не упавшая со стула, удивлённо подняла брови. Но Сашка ничуть не смутился. Он сделал выпад рукой и с гнусавой гордостью закричал:
Но я его предупредил. Удар мой верен был и скор. Надёжный сук мой, как топор, Широкий лоб его рассек… Он застонал, как человек, И опрокинулся…Сашка действительно чуть не опрокинулся. Сделав безумные глаза, он схватился руками за лицо и, всхлипывая, продолжал мычать слова поэмы. Просто непонятно было откуда у Сашки такие актёрские способности. Сыграл он бой Мцыри с барсом просто мастерски!
Данька откинулся на сиденье в полном бессилии. С него струился пот. Руки всё ещё дёргались от пережитого напряжения, в глазах расплывались круги. Но он был счастлив. Он был просто в восторге оттого, что так здорово удался сеанс телепатической связи!
Теперь, когда Сашка проявил такую восприимчивость к телепатии, его можно использовать для более важных дел. Например, для международной разведки. Вместе они – впервые в мире! – осуществят телепатическую связь, находясь на большом расстоянии друг от друга. Может быть, даже на разных континентах. Отрезанные друг от друга материками и океанами, они смогут обмениваться мыслями и сообщать друг другу стратегические сведения. Радио – а ну его! Телеграф – глупости какие! Телефон – прямо пережиток какой-то! Данька обратится к правительству с просьбой послать их в моря и океаны для охоты на вражеские подлодки. Данька сможет пуститься в плавание на простой рыбацкой шхуне и обо всех подозрительно торчащих из воды предметах будет сообщать сидящему на берегу Диогену. Сашку с его способностями уловителя надо будет беречь, как самого драгоценного человека в государстве!