История Европы. Том 2. Средневековая Европа

Чубарьян Александр Оганович

Наиболее распространенной в Северной Европе единицей хозяйствования и земельного владения являлся отдельный двор (горд) — устойчивый комплекс жилых и хозяйственных построек, с пашней и отчасти угодьями: лугом, рыбными ловлями, участком леса. Большинство гордов населяли индивидуальные семьи свободных крестьян — бондов. В собственности бонда была вся недвижимость — «арв» и движимость — «лёсёре» горда. Но большесемейные связи все еще играли значительную роль. Родичи участвовали в получении и уплате вергельда и сохраняли право преимущественной покупки родовой наследственной земли — одаля в случае ее отчуждения (бёрдрэтт).

Из-за особенностей рельефа в Норвегии и некоторых районах Швеции преобладали хутора (деревни свыше шести — восьми дворов уже считались там большими), в Дании — небольшие деревни, как и в шведских долинах. Поэтому на большей части региона соседскую

общину составляли не столько односельчане, сколько соседи по району проживания. Социальный состав общины был смешанным: зажиточные хуторяне типа мелких вотчинников, рядовые бонды, держатели чужой земли — ландбу. Общинники совместно владели общей территорией деревни или сотни — адьменнингом, из которой им в индивидуальное владение нарезались луга и дальние пашни, но не поровну, а пропорционально размеру основной (приусадебной) собственной пахотной земли. Входящими в альменнинг лесами пользовались коллективно. Видимо, только в Дании существовали чересполосица, принудительный севооборот и переделы угодий.

Повсюду общинники собирались на сход — тинг, где решали вопросы о границах участков и прирезках земли, о новопоселенцах. Общественные обязательства — охрана побережий, постройка и починка кораблей, мостов и дорог, налоги — также обсуждались на тингах. Заправляли в общине наиболее богатые крестьяне. Держатели, не имевшие своей земли, хотя и получали долю альменнинга и участвовали в повинностях общины, но не обладали правом голоса в делах о земле, не занимали публичных должностей.

До конца классического средневековья бонды — мелкие индивидуальные земельные собственники, вольные (лично свободные) хлебопашцы — все еще составляли самую обширную прослойку населения региона. Их доля в земельной собственности составляла более трети в Норвегии, около половины в Швеции и была наименьшей в Дании. В сфере феодального землевладения также преобладали мелкие вотчинники. Но наряду с ними уже в XII в. были крупные господа, которым принадлежали десятки усадеб с многочисленными держателями. Крупное землевладение раньше и шире всего распространилось в Дании, затем в Норвегии, позднее в Швеции и в целом по региону не преобладало количественно. В каждой из стран знать состояла всего из нескольких десятков родов, связанных узами родства между собой и с правящей династией. Но ее социальное и политическое положение было господствующим.

Доля церкви в земельной собственности была примерно такой же, как у дворян или бондов, в Швеции, Норвегии и наименьшей в Дании. Церковные и монастырские учреждения особенно активно участвовали в колонизации новых земель, затем присваивая их. До 5% освоенной земли держали в своих руках правители и вожди — конунги.

Еще в XI в. в Северной Европе, видимо, господствовала «переходная» вотчина — поместье дофеодального типа, где домен и наделы обслуживались трудом рабов и колонов. Однако специальные исследования последних десятилетий показали, что и в Скандинавии имела место классическая феодальная «старая» вотчина с доменом и барщинами лично зависимых земельных держателей, сочетавшая внеэкономическое и экономическое принуждение крестьян. Сохранившиеся скандинавские дипломы-завещания от 1085 г. и 60-х годов XII в. рисуют вотчину с доменом, составлявшим примерно половину земли всего владения, в виде пашен, выпасов, леса и других угодий. Другую половину земли занимали держатели; наделы их отстояли от господской усадьбы на 2—25 км и более, и на каждом сидели одна или несколько держательных семей.

Таким образом, в XII—XIII вв. скандинавские крестьяне окончательно превратились в феодально-зависимый, неполноправный класс, разделенный на две основные категории: мелких лично свободных наследственных земельных собственников — одальменов, которые подвергались преимущественно государственной эксплуатации, и разного типа зависимых земельных держателей, которые подвергались преимущественно внутривотчинной эксплуатации.

Термин «бонд», ранее обозначавший одальменов, в рассматриваемый период приобрел уже два значения. В широком смысле бонд — это все еще лично свободный, незнатный, правоспособный домо- и землевладелец (хусбонд), который, по словам законов, «может сам себя содержать»; он полноправный член общины, связанный обязательствами лишь с публичными организациями — государством и — на месте — с той же общиной. Одновременно бонд — обязанный государству налогами крестьянин, который в состоянии нести полное тягло (скаттебонд). К XIII в. слой бондов значительно сузился и категория вотчинного крестьянства количественно преобладала в Дании, где в середине XIII в. осталось всего 10 тыс.

бондовых хозяйств, а возможно, и в Швеции. Кроме того, собственно бонды в это время отнюдь не составляли монолитный слой.

Земельные захваты феодалов и короны, соединение крупной земельной собственности с политической властью, развитие государства, его налогов, земельной регалии и частного права, бесконечные войны — все это привело к обеднению многих бондов. Особенно развились в то время отношения долговой кабалы и прекарные, которые фиксируются еще в начале XIV в. Обедневшие бонды передавали свою землю, прочую недвижимость и отчасти свою независимость «в дар» какому-либо состоятельному человеку, становясь его холопами или лично зависимыми земельными держателями. Такие люди имели выразительные названия: «трэль по дару», «тот, кто сел на скамью для слуг» (дат.). Одним из важнейших факторов развития прекарных отношений была долговая кабала, особенно от церковно-монастырских учреждений. Причем, если имущества несостоятельного должника не хватало на покрытие долга, он «отрабатывал телом» кредитору, превращаясь в его кабального холопа. Таких холопов, в том числе «штрафных трэлей», использовали по всей Скандинавии, особенно в имениях короля.

Размывание слоя бондов сопровождалось разрушением одаля, распадом большой семьи, дроблением земельной собственности и ее движением, что стимулировалось также развитием товарно-денежных отношений. Если раньше одальменом считался человек, владеющий одалем или арвом на протяжении трех-пяти поколений, то теперь арвом становится земля, доставшаяся от отца. В число одальменов включаются люди, получившие землю от короля или в счет уплаты вергельда.

Стремясь затормозить распад одаля, сохранить слой своих тяглецов — лично свободных крестьян-собственников, государство предпринимает консервацию бёрдрэтта, запрещает прекарные отношения, дарения земли церкви и т.п. Но, безусловно, роль государства в отношении бондов была противоречивой: ведь объективно своим правом и фискальным нажимом то же государство способствовало сокращению числа «старых» бондов и снижению их социальных позиций. Кроме того, в конце XI—XIII в. корона захватывала общинные угодья, что тяжело отражалось на хозяйстве крестьян. Большинство вновь колонизованных земель объявлялось собственностью государства, господ, церкви. Бонды вытеснялись на худшие земли, а новопоселенцы превращались в держателей земли.

В эти же столетия в Скандинавии завершилось формирование регулярных государственных налогов. Первым из них стал ледунг-лейданг, который из личной правообязанности свободных людей превратился в обязательное подоходное обложение — скатт. Кормление теперь также заменялось регулярной продуктово-фуражной повинностью (вейцла, малый скатт, спаннмоль). Прибрежные крестьяне по-прежнему несли сторожевую службу и снаряжали (либо оплачивали) суда с их командой. Бонды обязаны были предоставлять постой (естнинг) чиновникам и солдатам короля, ездить по его поручениям. Церковные поборы и судебные штрафы еще более усложняли положение бондов.

Не случайно введение регулярного государственного поземельного обложения, как и церковных поборов, вызвало в Скандинавии серию народных восстаний. В Дании крупные мятежи бондов произошли в 80-е годы XI в. — при попытке обложить их десятиной, в 1249—1250 гг. — при попытке собрать поземельную подать. В Швеции известно восстание бондов Упланда 1247 г. Обложение постоянными налогами рассматривалось бондами Норвегии и Швеции как «отнятие одаля», т.е. присвоение королями прав бонда на его наследственную землю, и как признак несвободы — установления зависимости от короля.

Теперь место хусбондов заняли скаттебонды — государственные тяглые крестьяне. Они составляли высшую, наиболее лично и хозяйственно привилегированную, состоятельную и общественно активную категорию феодально-зависимого крестьянства, внеэкономическое принуждение которой абсолютно преобладало над экономическим. Противодействие бондов королевскому фиску сохранялось долго. Бонды служили опорой областного сепаратизма, поддерживали аристократию в ее стремлении сохранить консерватизм областных законов. При этом среда скаттебондов не была однородной. Немногочисленные, так называемые «могучие» бонды (стурбонды или хольды), которые обладали значительными земельными владениями, являлись по сути мелкими вотчинниками. Часть их, поступив на службу королю, вливалась в состав служилой знати. На противоположном полюсе оказались неполнотяглые скаттебонды, которые для уплаты полного тягла объединялись в группы. Наконец, большая часть обедневших «старых» бондов (хусбондов) в XII—XIII вв. превратилась в вотчинных земельных держателей — ландбу.