История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века
Шрифт:
Берюрье шумно сморкается, любуется своим платком и сворачивает его, изрекая с учёным видом:
— Все папенькины сынки такие! Они появляются на свет с башкой олигофрена и при этом считают, что вылезли из задницы Гулливера. Если бы я был королём Франции, я бы не отдавал детей учиться у наставников, о нет! Я бы отправил их в сельскую школу! И я бы сказал учителям, чтобы они драли им задницу! Никаких тачек, никаких карманных денег. Только велосипед в виде новогоднего подарка, да и то подержанный!
Он смотрит на свои часы из никеля с клеймом.
— Время рубать, — замечает он, ибо от
Я пытаюсь отказаться, но отступаю перед настойчивостью моего доблестного товарища, и вот мы уже в пути.
В машине Берю не даёт мне никакой передышки.
— Так, мы остановились на том, что отпрыски Хлодвига были оболтусами. Но я бы не хотел на них задерживаться. Поэтому расскажи мне про нормальных. У кого из них была приятная наружность после Хлодвига?
— У Дагобера! — говорю я.
Он ревёт:
— Это тот, у кого ширинка оказалась на месте кобуры?
— Он самый, Берю. Единственный потомок Хлодвига, при котором воцарились и мир, и слава. Он восстановил великое королевство и правил мудро с помощью своего первого министра.
— Кто был в те времена? Ги Молле?
— Нет, Толстяк, святой Элой!
Он шлёпает себя но окорокам.
— Точно. Даже песня какая-то была!
Я подумал, что он имеет в виду одну известную детскую песенку, но он выводит меня из заблуждения, запев великолепным волнующим басом:
У святейшего Элоя был сыночек Окюлюй, И когда Элой ковал, сын и дул, и поддувал.Он умолкает и говорит после небольшой паузы:
— Он мне нравится тем, что взял премьер-министром золотых дел мастера. То есть он был не гордый. — Берю прочищает глотку. — Этот Дагобер, он что, и вне дома был так же хорош, как на троне?
— Он был ещё тем распутником! — осведомляю его я. — У него не было ребёнка с его первой женой Гоматрудой, и он её отверг, после чего женился на менее стерильной бабе. Вот только и со второй дело тоже не пошло.
— Может быть, он сам был не силён в подштанном вопросе? — предполагает Почтенный.
— Нет, он начал кадрить девственниц в рабочем состоянии. И в конце концов нашёл одну в Санлисе. Согласно легенде, он заперся с ней на три дня и три ночи!
Берюрье оживился:
— Ничего себе! Полный сервис! С мисочкой для обмывания пальцев и прибором для рыбы!
Он подмигивает мне из зеркальца заднего вида.
— В Санлисе я тоже проводил викенды с мышками, но три дня и три ночи в одном номере — на такое я не способен. Сутки в Мансе или в Золотой Чашке — это ничто по сравнению с ним! И что, им удалось уйти в декрет?
— Самым чудесным образом, потому что эта крошка сделала его отцом!
— Ей это ничего не стоило, — шутит Толстяк, — потому что он её тоже сделал матерью!
— С этого дня наш друг Дагобер вошёл в раж. В том, что касается кучумбы, он стал профи, и ему удавалось спариться с четырьмя за раз!
— Хвалю! — восхищается Берю. — Тут надо обладать железным здоровьем и всеми принадлежностями.
Мы едем некоторое время молча, затем он добавляет:
— Если он только и знал, что раздевался,
Мы останавливаемся на красный свет. Рядом со мной одна прелестная крошка за рулём «бозон-вердюра´» с откидным верхом строит мне улыбки. Я ей делаю убийственный взгляд номер 18 бис, который обычно применяю в автомобильных пробках и на симфонических концертах.
— После Дагобера… — продолжаю я.
Но взгляд малышки неотразим. Я высовываюсь из окна.
— Извиняюсь, мадемуазель, могу ли я узнать, что вы делаете, когда вылезаете из вашего транспортного средства?
— Ловлю минуту, чтобы снова в него влезть, — отвечает она не в бровь, а в глаз.
— Только не начинай своё кино, — просит Берю, — ты не упустишь случая, чтобы распустить хвост. У тебя что, газовый резак в сумочке кенгуру, Сан-А? Лучше расскажи, что было после короля Дагобера!
Я пытаюсь, но не могу… На следующем красном светофоре малышка снова оказывается рядом со мной.
— Я знаю один светофор, который всё время горит оранжевым светом в одном тихом квартале, — говорю я ей. — Почему бы нам не съездить туда вечером?
Прокатило. У плутовки, наверное, веки из ткани «Разюрель» [30] , потому что глазёнки у неё не стекленеют.
30
«Разюрель» — торговая марка фирмы, производящей купальные костюмы. — Прим. пер.
— Почему бы и нет?
— Где я смогу вас найти?
— В пивной «Мартелл» на улице Карла Великого! В пять часов вечера вас устроит?
— ОК! Вы меня легко узнаете: в уголках губ у меня будет улыбка Рудольфо Валентино [31] .
Свисток регулировщика кладёт конец нашему флирту. Я возвращаюсь к Берю. Благодаря этой крошке я вспомнил одну интересную личность, которая отметилась в Истории.
— Думаю, что не сильно совру, но после Дагобера были ленивые короли, пока не появился Карл Мартелл.
31
Рудольфо Валентино — американский актёр и танцовщик итальянского происхождения. Выступал в амплуа романтического героя-любовника в Голливуде эры немого кино. — Прим. пер.
— Ленивые короли? — удивляется Толстяк. — Что за фрукты?
— Короли, чьи имена можно отыскать только в очень специальных учебниках. Они вновь развалили королевство, ещё бы — им ведь пришлось провести жизнь в телегах, запряженных волами!
— Надо же! И звуковой барьер не мешал им храпеть! Потому, наверное, говорят: плестись за волами!
— Вот только эти волы дотянули их до разорения. Эти короли бросили поводья, понимаешь? Так что, естественно, слуги обжирались. Королевством правили майордомы.