История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века
Шрифт:
Берюрикс был чёрным и весь в пузырях, когда вылез из ужасного рва. Он заметил дым неподалеку. Несмотря на то что ноздри его не работали, он почуял запахи кухни и испытал сильное желудочное волнение.
После долгих ползаний он добрался до поля, на котором римские солдаты установили свою палатку. Это был передовой пост. Люди Цезаря собирались позавтракать. Берюрикс заметил початки кукурузы, насаженные на палку. Они из неё готовили кукурузную кашу. Берюрикс едва не лишился чувств, увидев сразу всё вместе: и кукурузную ость, о которой он мечтал для Ляриретты (так он называл свою подружку потому, что своим серпом она косила не омелу, а тростник [15] ),
15
В шуточной французской песенке «Ляриретта» поется о четырех девушках, косивших тростник, пока их не увидели четверо парней, которые проходили мимо и не остались равнодушными к труженицам сельского хозяйства. — Прим. пер.
Его последним угощением была дохлая крыса, которой он поделился два дня назад с Ляриретгой, но это блюдо было недостойно галла!
Берюрикс уже собрался было накинуться с риском для жизни на пищу, приготовленную римлянами, как из палатки захватчиков вышла соблазнительная галлийка. Она была миловидной блондинкой и напевала сопрано «Версенжеторикс, давай пойдем на этот риск» — ироническую песенку, которую сочинили римляне, чтобы понасмехаться над доблестным генералом. Они её распространяли среди оккупированного населения в целях подрыва авторитета Версенжеторикса.
— Вот мерзавцы! — вздохнул Берюрикс. — Пропагандой они владеют!
— Кушать подано, — прощебетала юная галлийка.
Трое римлян, красивых как боги, выползли из палатки. Один из них взял девушку за талию и поцеловал в грудь, при этом она весело захихикала.
Галльское самолюбие Берюрикса взыграло.
— Блудит с итальяшками, в три солнца мать! — проворчал он.
Второй солдат Цезаря подошёл понюхать блюдо.
— Мадре ди Дио! — выразился он (на латыни). — Ты готовишь как богиня!
— Не богохульствуй! — вмешался третий, который, похоже, был не в настроении.
Они сели в кружок, и тут солдат Берюрикс, более не в силах бороться с голодом и возмущением, набросился на них с секирой в руках!
Он размахивал этим обоюдоострым оружием с необычайной ловкостью. Гораздо быстрее, чем енот-полоскун перерезал бы сваи хижины, Берюрикс отсёк три головы.
От удивления галлийка уронила половник. Берю дал ей две оплеухи, от которых и у мамонта отлетели бы бивни.
— Шкурёха! — проорал он. — Курва! Коллаборационистка! Прощайся со своими волосами!
Он попытался отрезать волосы девушки, но его секира затупилась, поэтому Берюрикс отсёк ей голову, чтобы не мучиться. После чего он набросился на завтрак этих месье, проглотил не дыша, три порции кукурузной каши, выпил бутылку «Поммардикса», и жизнь представилась ему в совершенно другом свете.
Он разорвал тунику обезглавленного римлянина и сделал из неё мешок для провизии.
— Стой, кто идёт!
Это был всё тот же часовой.
— Ты же видишь, что это я! — ответил Берюрикс.
— Кто ты? — продолжал выяснять караульный галл.
— Да Берюрикс же!
С недоверчивым видом часовой подошёл к куче грязи, которая говорила и шевелилась перед его глазами. В этой ходячей клоаке он действительно узнал своего товарища.
— Откуда ты?
— Из тубаркаса [16] .
— Да
— Ну да, я провалился!
Часовой не стал скрывать удивления. Он произвёл быстрый досмотр и обнаружил тюк с провизией, который Берюрикс пытался скрыть от него.
16
Еще одно галльское слово, означающее туалет. — Прим. автора.
— Если будешь молчать, половина твоя! — предложил Берюрикс.
На мгновение голод взял верх над долгом. Часовой понюхал еду, затем тряхнул головой.
— Служба, — прошептал он. — Особое положение. Так, шагай вперёд!
Скрестив руки, выставив ногу, Версенжеторикс смотрел на Берюрикса, который стоял перед ним с виноватым видом.
— Позор тебе! — клеймил он его. — Опуститься до того, чтобы красть еду у римлян! Мне стыдно. Предать его смерти! Вы согласны? — спросил он, повернувшись лицом к войску.
— Да! Да! Да! — промычали (с рогами на касках они в самом деле как будто мычали) осажденные воины.
У Берюрикса холодок пробежал по спине и стало больно сразу во всех местах.
Его товарищи, его храбрые, весёлые дружки желали ему смерти с таким нехорошим воодушевлением. Смерти тому, кто был таким любезным, таким сердечным и таким услужливым с каждым из них!
В нем вскипела кровь.
— Мой генерал! — сказал он. — Хорошо, вы мне отсечёте башку, но, может быть, вы дадите мне последнее слово?
— Человек, который должен умереть, имеет право высказаться, — ответил благородно Версенжеторикс.
Берюрикс сделал глубокий вдох.
— Всё это началось в четырнадцатом году до нашей эры… [17] — начал он. И добавил без обиняков: — Мой генерал, друзья мои! Вы попадаете пальцем в глаз до самого дна, если думаете, что римлянам это дело надоест. Разве отпуск может надоесть? На самом деле эти ребятишки проводят у нас свой отпуск (может быть, когда-нибудь мы будем ездить к ним, но пока что они здесь, и им это нравится).
17
Сцена имела место в пятьдесят тором году до нашей эры, но в реплике можно заметить некий пророческий смысл. — Прим. автора.
Я сделал небольшую вылазку в их лагерь, согласен. Зато я увидел, как всё обстоит на самом деле. У этих господ есть всё, что нужно, чтобы жить припеваючи: жратва, вино и телки. Они едят и пьют от наших урожаев и, с позволения сказать, пользуют наших девочек так, что если бы Папа существовал, он бы их благословил. Я уложил троих. Они угощались такой галлийкой с фильтром, что вы бы тоже вылезли из Алезии, даже если вы и Версенжеторикс! А мы в это время затягиваем ремни на одну дырку в день. Скоро мы затянем петлю, можете не сомневаться. Травой можно кормить кроликов, но не воинов. Через несколько дней, пусть даже недель, римляне придут сюда с музыкой и со своим Цезарем впереди, с цветочками на копьях, и всё, что им останется, это убрать наши скелеты, чтобы навести порядок. Мой генерал, теперь вы можете отрезать мне голову, я предпочитаю умереть, пока у меня ещё есть калории.