История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д`Арк. 987-1460
Шрифт:
Отныне каждую весну король будет вовлекать в игру рыцарских сыновей-однолеток, холостых, как он сам, необустроенных. Он действительно предавался игре. Отрешимся от представлений о том, что молодой король якобы истощал силы, посвящая себя изнурительному, тяжелому труду, что он был каким-то аскетом, выполняя долг, который возлагал на него царский титул. Он просто-напросто предавался утехам. И ловил любую возможность, чтобы дать разгуляться своим силам. Как в 1102 году — служа миру Божию, а следующим летом — оказывая поддержку Тома де Марлю, сеньору Ланнуа. Сугерий и Гвиберт Ножанский описали этого сеньора как законченного тирана. Он представлялся им чудовищем, сладострастным как зверь, кровожадным, отсекающим руки, ноги у своих жертв, подвергающим их кастрации. Тома оказался храбрым крестоносцем, вскоре он станет основателем аббатства Премонтре на своих землях. Но ему были присущи и жестокость, и необузданность. В тот ход Людовик принял сторону Тома в семейном споре, ибо это открывало поле для военных забав. Карл Великий, деяния которого воспевались в литературных произведениях той эпохи, одаривал своих друзей подобными радостями. Но эти друзья были государями, он увлекал их на край света. Людовик же своих друзей приглашал на рубежи королевского домена, в Берри, на границы Оверни и Бургундии, это были люди из немногочисленных отрядов, стоявших гарнизонами в городах-сите Иль-де-Франс или в крупных крепостях, таких, как Корбей или Бомон. В то время как эта «армия»,
Чтобы представить себе власть, какую имел в описываемую эпоху во Франции король, надо тщательно проследить, как протекали год за годом малозначительные на первый взгляд события. В 1104 году Рошфоры берут верх. Ги занимает место сенешаля. Он получает торжественное согласие на замужество одной из своих дочерей с Людовиком, королем-соправителем. Именно такое сужение рамок брачных комбинаций позволяет отчетливее всего увидеть, как мелкие домашние дела душат королевскую власть. Столь отчетливо, что брачный договор вызвал возмущение современников. Когда в 1106 году папа проезжал через Иль-де-Франс, к нему обратились с просьбой отменить обещание. Понтифик согласился расторгнуть соглашение о браке, отойдя от канонических установлений. Достоинство короны требовало отказа от неравного союза. Но разрыв с Рошфорами означал свободу действий для Гарландов. Этьен был уже канцлером, один из его братьев стал сенешалем, другой — кравчим. Именно в этот момент Людовик берет в свои руки домашние дела отца. Любовь к нему рыцарей дополняется отныне любовью камерариев. Это люди, остававшиеся на ночь в его. опочивальне, «возле короля», как тогда выражались, были привязаны к своему патрону самыми тесными узами, которые только могут существовать в кругу мужчин. Некоторые из «постельничьих» имели сервильное происхождение, как, например, рыцарь Генрих, по прозвищу Лотарингец. Все они входили в «семью», и именно в качестве главы этой семьи король Людовик претендовал после смерти камерария Вульгрина на его наследство. В пору своего крайнего ослабления монархия опиралась на преданность людей самого низкого происхождения. Шел 1108 год. В тот год умер Филипп. Состоялось спешное миропомазание.
Монфоры поддерживали в тот момент второго сына Филиппа, матерью которого была Бертрада, их кровная родственница. Союзником выступал граф Мёлана, за которым стоял Генрих I Английский. Двумя годами ранее он пленил своего брата Роберта Куртгёза и захватил Нормандию. Отныне угроза Капетингам будет исходить прежде всего с этой стороны. Людовик сразу же укрепил свой союз с Анжу; он поддерживал Вильгельма Клитона, сына Роберта. Вот почему Генрих Английский не принес оммаж за Нормандское герцогство. Вот почему в 1109 году король собрал ополчение против этого захватчика. Дело на этот раз шло о королевстве. Были призваны все его воины. Под королевский стяг встали граф Фландрский, граф Блуаский, граф Неверский, герцог Бургундский. Для того чтобы доказать законность прав Роберта, Вильгельма Клитона, а также то, что, выполняя свои мироохранительные функции, король Франции защищает справедливое дело, Людовик предложил довериться суду Божию, то есть боевой схватке. Иными словами, он вызвал Генриха на поединок. Из осторожности король англичан уклонился. Стороны довольствовались перемирием, ополчение торжественно удалилось. В этом случае четко просматриваются два уровня политики, которые переплетаются, воздействуя друг на друга. Один из них — высокий и царственный, другой — семейный и частный. Им соответствуют и два вида военных действий: один — торжественный, когда на зов сюзерена приходят все знатные люди, чтобы помочь ему восстановить нарушенный общественный порядок; другой — местный, домашний, когда каждый год, весной и летом, рыцарство собирается, чтобы развлечься, занимаясь поджогами и грабежом.
Именно в ходе одной из таких экспедиций королевских всадников были опустошены в 1111 году земли графа Мёлана, вассала Генриха I. Граф не остался в долгу. На правом берегу Сены, господствующем над ее песчаными косами, в самом Париже он держал сеньорию, бург Монсо-Сен-Жерве, управлял которым его собственный право. Там были свой рынок, свои налоги, свое правосудие. Графу достаточно было переправиться через Сену. В отместку он разгромил городской дворец, сердце королевского дома. Сигнал тревоги прозвучал громко, он убедил короля в необходимости всемерно опираться на то, что возвышает Капетингов над всеми другими государями, использовать ту роль, которая отводится королевской власти учреждениями мира Божия. Ордерик Виталий, находясь в Нормандии, описывал события значительно позже того, как они произошли. Не питая никакой симпатии к королю Франции, он подчеркивает новый поворот, помечая его задним числом: «Поскольку старость и болезнь лишили Филиппа королевского величия и поскольку строгость его правосудия против тиранов слишком ослабла, то в первую очередь Людовику, ради обуздания тирании грабителей и бунтовщиков, пришлось просить о помощи епископов по всей Франции… Тогда прелаты постановили, что священники должны будут сопровождать короля при осадах или в сражении, с хоругвями и всеми своими прихожанами». Король переставал заниматься играми. Он возмужал, как и его боевые товарищи. Три года назад уже были улажены проблемы, связанные с инвеститурами и вольностями Церкви. Оставив прежнюю роль, Людовик избирает ту, которой наделяет его в своем панегирике Сугерий. Начиная с 1109 года, когда, приняв помазание Божие, король призвал к походу против лжегерцога Нормандского, он хотел, чтобы все знали: поскольку король будет отныне сражаться исключительно во имя мира, то теперь за ним пойдут не только рыцари, хищные по природе, но и «бедняки».
Сугерий в своем повествовании делает упор на кампаниях против сира Пьюзе, которые относит к 1111 и 1112 годам. Самая показательная операция по восстановлению справедливости развернулась в 1115 году. Тогда Людовик атаковал Тома де Марля. По правде говоря, это нападение было вынужденным.
На мой взгляд, возвышение монархии Капетингов по-настоящему началось несколько позже, между 1119 и 1124 годами, которые оказались решающими. В 1119 году, 20 августа, король Людовик, который продолжал воевать с Генрихом Английским, был наголову разбит в битве при Бремюле; сам он едва уцелел, пришел в смятение. Король объявил сбор всех воинов, конных и пеших, которых можно было найти на пространстве от Гурне до Клермон-сюр-Уаз, от Нель до Нуайона, а также в Перонн, Турне, Лилле, Аррасе; призывались и люди из Пикардии, Вермандуа, Артуа, из романской части Фландрии. Людовик приехал в Реймс. Здесь папа Каликст II созвал церковный собор мира, намереваясь, во имя Божие, покончить со всеми конфликтами. Перед ним предстали все знатные персоны, считавшие себя обиженными, — архиепископ Нарбоннский, графиня Эрменгарда, выступавшая против своего первого мужа, Гильома Пуатевенского Песенника. Среди них был и Капетинг. Совершив ритуальный жест, которого отныне ожидали от государей, признающих auctoritas — авторитет наместника Св. Петра, король укреплял таким образом союз с властью понтифика. В послании, которое Людовик направил тогда Каликсту, он называет себя не королем франков, как раньше, но королем Франции и «особым сыном Римской церкви», напоминая этими словами об очень давних связях, которые установились между Хлодвигом и католическими епископами, между Пипином и епископом Римским, о связях, позволивших королевству тесно объединиться с обновленной церковной институцией, реорганизованной в епископальные иерархии. В тот же год Людовик VI поднял меч правосудия ради защиты Клюнийского ордена. Особого внимания заслуживает грамота, в соответствии с которой король брал на себя торжественные обязательства по отношению к ордену. Документ составлен «по просьбе архиепископов, епископов и государей королевства» ради «прочности» этого королевства. Употребленная формула позволяет оживить воспоминания о великих съездах всех знатных людей, над которыми возвышался сюзерен, осуществлявший высочайший надзор над всем вверенным ему пространством. Действуя ради общественного блага, а не только ради своего личного спасения, Людовик заявляет о том, что берет под «защиту, охрану и покровительство» монастырь, который является «благороднейшим членом его королевства», со всеми обителями, зависящими от этого монастыря и находящимися в королевстве. Перед нами свидетельство того, что Клюнийский орден вновь включен в структуры земной власти. В 1119 году Каликст поддерживал обновленный епископат против бенедиктинцев старого обряда, претендовавших на независимость. Так было покончено с мечтой об империи, которая расцвела во времена аббата Гуго. Клюнийцы столкнулись ныне с укрепляющимися государствами и вынуждены были обратиться за покровительством к королям. А королям следовало такое покровительство оказывать монахам в соответствии с установлениями мира Божия. И отчетливо видно, что государство Капетингов опирается на эти установления ради утверждения своей мощи, еще совсем незрелой.
Несомненно, что король и его наследники, по букве договора, становились как бы на службу конгрегации, должны были бы выступать только тогда, когда она об этом просит. Однако такая служба открывала доступ в «крепости, замки и укрепления», принадлежавшие монахам, возможность использовать их военное оснащение. Конечно, использовать их можно было только для нужд королевства, для «общественной защиты», но отнюдь не для частной войны. Но данная статья выявляет претензии короля, желавшего иметь высшее право на все укрепленные места, право, на которое он ссылался, запрещая шестью годами ранее графу Блуа сооружать новые замки без монаршего дозволения.
По правде говоря, главное содержание этого документа заключается в следующем. Общественная защита, о которой в нем упоминается, не есть дело короля или даже королевства, это дело короны. Если король будет использовать оборонительные сооружения, они не перейдут в его руки, но будут находиться в течение необходимого срока «в руке короны Франции». Мы видим, как в это время, а именно в 1119 году, прежнюю концепцию публичной власти начинает теснить новая ее концепция, идущая на смену старой. Сохраняется архаичный образ удерживающей длани. Но теперь эта длань не принадлежит какому-то человеку. Любопытно, что рукой владеет объект — прочный, блистающий, который не может умереть. Он символизирует переход властной силы в сферу незыблемого, в сферу вечного. Отныне государство предстает не как какое-то временное сооружение, возведенное военным вождем. Государство становится понятием отвлеченным. Я имею в виду монархическое государство и отмечаю, что речь идет теперь не о королевстве франков, но о королевстве Франции. Возникает Франция как политическая сущность.
Разумеется, утверждая это, следует сохранять осторожность. Действительно, в рассматриваемом документе перечисляются те обители, о которых Людовик VI говорит как о находящихся «в его королевстве». Но не принимаются в расчет клюнийские обители ни в regnum Фландрии, ни в regnum герцога Нормандского. Конечно же, корона символизирует передачу небесной власти на всем пространстве, обозначенном когда-то Верденским договором. Но в конкретной жизни король обещает действовать лишь там, где может, то есть в той части Francia, которая относится к его домену. Но также (и это имеет большую важность) — на том обширном пространстве, где никто из государей не может рассчитывать на единоличный контроль за действиями во имя мира Божия. Королевская охрана распространяется, таким образом, на Ниверне, Овернь, Бурбоннэ, Брионнэ, на земли по направлению к Сувиньи, СенФлур, к Марсиньи, Клюни, достигая с этой стороны старинной каролингской границы.
В то же время среди актов, выходивших из королевской канцелярии, множится число грамот с привилегиями для епископских кафедр во всем королевстве. Клирики Руана, Лизьё — в самом центре Нормандии, клирики Бордо уже не остаются равнодушными к власти короля — помазанника Божия. Однако королевское влияние распространяется прежде всего к Востоку и к Югу. Оно начинает ощущаться в Отене, в Лангре, в Маконнэ, викарных епископствах провинции Лиона; оно достигает Клермона, Ле Пюи, Манда, Лодева, Юзеса, Нима, Агда, Нарбонны. Более не считается достойным положение, когда в церковном порядке какие-то внешние силы (если только это не папская держава) встают между епископами и их сюзереном. Король обращается к Каликсту II с протестом против притязаний архиепископа Лионского, который, ссылаясь на действия своего предшественника Гуго де Ди, хочет стать примасом галлов. Этот прелат, говорится в обращении, родом из «чужестранного королевства»; если и нужен примас, то им должен стать архиепископ Сансский, митрополит Орлеана, Парижа, королевских городов.