История города Рима в Средние века

Грегоровиус Фердинанд

5. Страстное влечение к обладанию реликвиями. – Святые мощи. – Перенесение их. – Особенности пилигримства того времени. – Григорий IV строит заново базилику Св. Марка. – Он восстановляет Aqua Sabbatina. – Он строит папскую виллу Draco. – Смерть Григория IV в 844 г.

Историку Рима за этот период приходится довольствоваться анналами франкских летописцев, дающими лишь весьма скудные сведения, да жизнеописаниями пап, также содержащими в себе почти одни только указания на то, какие были возведены постройки и какие были сделаны пожертвования. Поэтому для историка нет надежды дать картину гражданской жизни Рима того времени, и мы скажем лишь несколько слов о религиозных интересах, которыми главным образом наполнялась эта жизнь.

Как во времена Айстульфа и Дезидерия, Рим продолжал распространять реликвии на Западе, и христианский мир охватила новая, исключительная страсть обладания мощами святых. В ту эпоху все более сгущавшегося мрака эта страсть, поддерживаемая корыстью священников и их жаждой власти, росла все более и более и достигла наконец степени полного неистовства. Мы с ужасом вглядываемся в то время когда на алтаре воздвигался скелет человека и перед этим скелетом человечество изливало свою скорбь, мольбы и восторг. С практической сметливостью римляне сумели обратить в источник своего дохода запросы Запада и стали в то время вести формальную торговлю мощами, реликвиями и образами; к этому, да еще к продаже древних рукописей сводилась вся римская индустрия того времени. Бесчисленные пилигримы, покидая священный город, всегда уносили с собой какой-нибудь священный предмет как напоминание о Риме. Они покупали реликвии в катакомбах, как покупают современные посетители драгоценные

камни, картины и скульптурные произведения. Но раздобыть целые мощи было по средствам только государям и епископам. Кладбищенским сторожам приходилось проводить целые ночи в постоянной тревоге, как бы в ожидании нападения геенн, так как кругом отовсюду прокрадывались воры, прибегавшие ко всяческим хитростям, чтобы достигнуть своей цели. Но и сами воры часто оказывались обманутыми: смеясь в душе, священники подделывали мертвецов и снабжали их какими угодно надписями.

В 827 г. были похищены франками и увезены в Суассон останки свв. Марцеллина и Петра; в 840 г. один священник из Реймса, похитив тело неизвестной женщины, стал выдавать его за останки матери Константина. Обладание подобны! и священными останками казалось такой великой заслугой, что воровство, к которому прибегали ради этого обладания, уже переставало быть позорным. Затем обыкновенно прилагались старания к тому, чтобы похищенные останки являли чудеса на пути в новое место. Таким образом, священные останки как бы сами оправдывали свое насильственное переселение и приобретали еще большую цену. Казалось, в этой новой форме возродился обычай древних римлян увозить из чужих городов изображения богов и ставить их в своих храмах. Папы часто давали свое согласие на перенесение останков римских святых в другие страны, так как города, церкви и государи не переставали обращаться в Рим с пламенной мольбой о даровании им такой милости. Когда такие останки, положенные на разукрашенную колесницу, вывозились из города, их торжественно сопровождала на некоторое расстояние толпа римских священников и мирян с факелами в руках и с пением молитв. И повсюду, где показывалась колесница с останками, навстречу ей стремился народ, моливший о чуде, т. е. об исцелениях. Прибытие останков на место, в какой-нибудь город Германии, Франции или Англии, было торжеством, которое праздновалось несколько дней. Такие потрясающие процессии, направлявшиеся из Рима в западные провинции, происходили часто, возбуждали в населении страсти и порождали суеверие и невежество, которые нам теперь трудно даже представить себе.

Перенесение останков двух почитаемых апостолов привлекло к себе именно в это время общее внимание и подняло до крайнего напряжения стремление к обладанию реликвиями. В 828 г. венецианским купцам после целого ряда приключений удалось похитить из Александрии тело апостола Марка и привезти его в свой город, патроном которого с той поры стал этот апостол. В 840 г. были перевезены мощи другого апостола; то было тело Варфоломея, доставленное в Беневент с острова Липари, на который оно приплыло много раньше в мраморном саркофаге из Индии. В этому году сарацины разграбили Липари и выбросили из могилы останки святого. Какой-то отшельник собрал и принес их в Беневент, и здесь по приказанию герцога Сикарда они были погребены в соборе; погребение сопровождалось ликованием, не поддающимся описанию. Южные итальянцы, уже тогда известные своим крайне грубым суеверием, пользовались останками святых также и для политических демонстраций. В 871 г. капуанцы направились в лагерь Людовика II, неся на своих плечах тело своего святого Германа, надеясь этим путем получить от Людовика пощаду. Погоня за святыми мощами едва ли где-нибудь была в такой степени фанатической, как при дворе последних лангобардских властителей Италии. Подобно тому как в XV и XVI веках папы и государи со всей страстью собирали древности и рукописи, так Сикард рассылал своих агентов по всем островам и берегам разыскивать и собирать для него кости, черепа целые скелеты и другие останки. Все эти находки складывались в церкви Беневента так что она превратилась в музей священных ископаемых. Можно себе представить, с каким усердием исполнялись эти приказания Сикарда. Свои войны он вел с той же целью, т. е. чтобы раздобыть святые тела, и брал их так же, как некогда победоносные короли брали дань с побежденных народов; он принудил амальфитян уступить ему мощи Трифомены; таким же образом уже его отец Сико заставил неаполитанцев отдать ему тело св. Януария и, получив это тело, торжественно, с народным ликованием отвез его в Беневент.

В тесной связи с этим культом мертвых было большое движение пилигримов, уже странствовавших в то время по Западу так же, как и в последующие века. В природе человека совершать передвижения; войны, труд, торговля и путешествие исстари вносят в общество оживление; но в ту эпоху мирное передвижение людей сводилось вообще к пилигримству, достигшему позднее своей наибольшей высоты в крестовых походах, этом величайшем паломничестве, которое когда-либо видела история. Люди того и другого пола, всех возрастов и всех классов принимали участие в этих странствованиях как пилигримы; император, князь и епископ совершали путь как нищие; ребенок, юноша, знатная матрона, ветхий старец шли босыми, с посохом в руке. Такие условия внесли в человечество романтический дух и породили в нем стремление к незнакомому и сверхъестественному. На Западе движения пилигримов были вызваны прежде всего Римом, привлекавшим их в свои стены. Это странствование в Рим не прекратилось и тогда, когда провинции империи были уже вполне обеспечены достаточным числом гробниц святых и ближайшая потребность в них могла быть удовлетворена. Суеверное убеждение в том, что совершивший паломничество в Рим несомненно получал ключи к раю, создавалось почти два века. Побуждая к паломничеству, епископы поддерживали это суеверие. Наивная вера тех времен, когда человечество полагало, что душевный мир достигается не внутренней работой самосознания, а внешними приемами – путешествием к отдаленному, материальному символу спасения, – эта вера могла давать блаженство благочестивому страннику, который, прежде чем достигнуть своей цели – источника великой милости, должен был как бы пройти через чистилище, подвергаясь всем опасностям пути: и действию враждебных стихий, и опасностям незнакомых дорог, и всем добровольно принятым на себя лишениям долгого, изнурительного паломничества. Какая бы скорбь ни наполняла сердце человека, была ли она им заслужена, или он был в ней неповинен, зависела ли она хотя бы даже от преступления, совершенного этим человеком, он мог обратиться в Рим, твердо надеясь, что там, у святых мести или у ног папы, он получит прощение. Великое значение, которое было вложено верою человечества в этот единственный город, никогда уже больше не повторялось и никогда не может больше повториться. И существование в ту эпоху самого дикого варварства такой святыни как источника мира и милости должно было быть, конечно, истинным благом для человечества того времени. Несметные толпы пилигримов, движимые нравственным чувством, переходили через Альпы или плыли на кораблях, направляясь все к Риму. Но в этих странствованиях полный раскаяния и робкий, набожный пилигрим был обречен на слишком частое и близкое соприкосновение с наглым пороком и обманом, и потому, идя по пути к спасению, нередко находил не спасение, а свою гибель. Развращающее сообщество людей, совершенно оторванных от семейных связей, всякого рода приключения и искушения пути, соблазны роскошных городов юга – все это вело к тому, что женщины утрачивали свою непорочность, и множество девушек, вдов и монахинь, покинувших родную страну ради того, чтобы укрепить свой обет целомудрия у гроба св. Петра, возвращались домой падшими или оставались в Италии и здесь отдавались распутной жизни.

Каждый день в ворота Рима входили новые пилигримы. Одни из них производили на зрителя впечатление истинно благочестивых людей, другие же поражали своим нищенским и диким видом. Многие из них были заклеймены самыми гнусными преступлениями. Современные общественные условия требуют удаления преступника из общественной среды и охраняют честных людей от соприкосновения с ним; в целях наказания и исправления преступник обрекается на уединение. В Средние века происходило противоположное: совершивший преступление отсылался в мир. Епископ выдавал преступнику свидетельство, которым открыто удостоверялось его преступление, убийство или кровосмешение и предписывалось отправиться в путь, причем точно устанавливались свойства и продолжительность путешествия; это же свидетельство служило преступнику легитимацией, дававшей ему некоторые права. С таким удостоверением от епископа о преступлении преступник путешествовал как с настоящим паспортом,

выданным начальством, и на пути предъявлял это удостоверение аббатам и епископам всех тех мест, по которым ему доводилось проходить. Благодаря такому письму епископа, вместе и отлучающему и рекомендательному, преступник повсюду пользовался гостеприимством и мог без всяких забот следовать от одного этапа до другого, вплоть до назначенной ему конечной цели путешествия. Уголовный кодекс Средних веков представляет поразительное смешение самого грубого варварства и ангельской кротости. Великие начала христианства, которыми требовалось щадить падших и со всей любовью давать им возможность примирения с собою и обществом, пришли в столкновение с гражданским строем общества. В ту же самую эпоху, в которую по решению священных соборов государственному преступнику полагалось подвергнуться ослеплению или проехать по городу на осле, пораженном паршой, убийце отца или матери вручался паспорт пилигрима, и фурии мести уже не должны были следовать за ним, как за Орестом. В Рим, как в великий refugium peccatorum, стекались виновники всевозможных преступлений. История паломничества могла бы быть вместе и историей уголовных деяний того времени. Часто можно было видеть ужасающие сцены: одни богомольцы, как кающиеся индусы, имели на себе цепи; у других, полуобнаженных, на шее или на плече был надет закованный железный обруч. То были убийцы своих родителей, братьев или детей, совершившие путешествие в Рим в таком виде по приказанию того или другого епископа. С воплем бросались они на землю у подножия гробниц, бичевали себя, выкрикивали молитвы и приходили в экстаз; некоторым из них удавалось при этом разбивать свои оковы о мрамор гробницы мученика. Так как свидетельство, выдававшееся преступнику, обеспечивало ему существование, то нередко под маской самого ужасного преступника скрывался простой мошенник, искавший веселых приключений и наживы. С фальшивыми свидетельствами такие люди переходили из страны в страну, возбуждая к себе в доверчивых людях сострадание, и кормились в аббатствах и пристанищах для пилигримов. Другие изображали из себя бесноватых, бегали по городам, проделывая всякие чудовищные телодвижения и повергались на землю перед образами святых в монастырях; когда же от взгляда на эти образа или прикосновения к ним такие мнимые больные выздоравливали, обрадованные монахи щедро одаряли их; получив подарки, мнимый больной уходил и повторял свою игру где-нибудь в другом месте. Григорию IV приписывается установление для всего Запада праздника Всех Святых; празднование это было связано с Пантеоном и было назначено на 1 ноября. Перенесение мощей апостола Марка в Венецию могло послужить для Григория поводом к устройству новой базилики имени этого апостола под Капитолием, тем более что сам он был кардиналом этой церкви. Первоначально эта древняя базилика была посвящена папе Марку, а не евангелисту Марку. В настоящее время вид церкви иной; сохранились только мозаики абсиды: благословляющий Христос; следа от него папа Марк, св. Агапит и св. Агнесса; справа – св. Фелициссим, евангелист Марк и Григорий IV, приносящий церковь. Стиль мозаики тот же, что и в мозаике Пасхалия, но с некоторыми отступлениями. Пальм нет; фигуры бессмысленно поставлены на пьедесталы с надписями; птица феникс помещена под пьедесталом изображения Христа.

Великая заслуга Григория IV перед Римом заключается в том, что он восстановил Trajana, или саббатинский водопровод, который уже был однажды восстановлен Адрианом I, но затем опять разрушился.

Уделил внимание Григорий IV также и обработке земли в Кампаньи. Восстания, происходившие при Льве III, обратили многие домены в развалины, в том числе и Галерию, основанную Адрианом по дороге, ведущей в Порто. Григорий восстановил эту колонию. Основателя Новой Остии должно было волновать заселение этой местности, и потому он устроил здесь колонию Draco с прекрасной дачей для себя, украшенной портиком. Между прочим, упоминание о папской вилле здесь приводится впервые.

Григорий IV умер, по свидетельству церковного историка, 15 января 844 г.

Глава III

1. Сергий II, папа. – Король Людовик приезжает в Рим. – Его коронование; его раздоры с папой и с римлянами. – Сиконольф в Риме. – Вторжение сарацин; они грабят базилики Св. Петра и Св. Павла. – Смерть Сергия II в 847 г.

Вскоре затем Рим охватило волнение, вызванное несогласием, которым сопровождались выборы папы. Духовенство и знать (первые из квиритов, как начинает выражаться, согласно римским приличиям, книга пап) избрали Сергия, кардинала церкви свв. Мартина и Сильвестра; народ же стал на сторону честолюбивого диакона Иоанна и с оружием в руках привел его в Латеран. Восстание народа было подавлено знатью, и Сергий II был посвящен в папы. Сам он принадлежал к знатному римскому роду, а потому и оптиматы были на его стороне. Посвящение папы происходило без согласия императора, вероятно потому, что ввиду восстания народа приходилось спешить с посвящением. Разгневанный таким нарушением своих императорских прав Лотарь приказал королю Италии идти на Рим с войском. В сопровождении мецского епископа Дрогона, сына Карла Великого, и многих других прелатов и графов Людовик направился к Риму. Насилия, которые совершались в церковной области на пути в Рим, дали почувствовать римлянам гнев короля еще задолго до его прибытия. Когда король был уже близок, папа выслал ему навстречу торжественную почетную свиту. На 9-й миле короля встретили все судьи, а за милю перед Римом – все корпорации (scholae) милиции и духовенство. Встреча происходила в воскресный день после Троицы, На ступенях Св. Петра короля приветствовал сам папа и обнял его, после чего король, следуя по правую руку папы, прошел через атриум к серебряным дверям базилики. Но эти двери, как и все другие, оказались запертыми. На вопрос удивленного этим короля умный папа ответил следующее: «Если ты пришел с добрыми чувствами и чистыми намерениями, ко благу республики, всего города и этой церкви, двери будут открыты тебе; если же нет, то никто из нас не откроет тебе их». Король ответил, что им руководят добрые намерения; тогда двери раскрылись, и входившие были встречены гимном: Benedictus qui venit in nomine Domini Затем у гроба апостола было совершено моление; к этому гробу прежде всего направлялись государи, и бронзовый саркофаг св. Петра нередко играл роль громоотвода по отношению к гневному настроению государей.

Войско франков расположилось за стенами города, по всей вероятности, на Нероновом поле; на требование войска отворить ему городские ворота Сергий ответил отказом и не впустил войска в город. Нужно было поскорее избавиться от Людовика и его войска. Прежде всего на соборе было проверено избрание папы; франкская партия сначала оспаривала правильность этого избрания, но затем успокоилась и признала Сергия папой. 15 июня Сергий помазал и короновал сына Лотаря королем Италии. Немедленно после этого Людовик предъявил притязания, далеко превосходившие его полномочия. Он пожелал, чтобы за ним была признана такая же власть над Римом, какая принадлежала императору, и потребовал, чтобы римская знать принесла присягу в верности также и ему. Такое требование было, однако, встречено твердым отказом со стороны знати. «Я согласен, – так отвечал Сергий, – чтобы римляне принесли присягу своему государю и великому императору Лотарю, но ни я, ни римские знатные люди не согласимся на такую присягу сыну императора». Рим не имел желания снизойти до степени королевского города: императору Лотарю у Св. Петра была снова принесена торжественная присяга, попытка же итальянского короля подчинить себе город и папство не имела успеха. Одну уступку Сергию пришлось все-таки сделать: он согласился признать епископа Дрогона апостолическим викарием в Галлии и Германии. Верховная власть франков была торжественно признана в Риме. Ее влияние было восстановлено также и в Южной Италии, так как в это же самое время в Рим явился со свитой, напоминавшей войско, Сиконольф, государь Беневента и Салерно. Теснимый сарацинами, он поспешил в Рим, чтобы заключить договор с Людовиком, и здесь признал себя вассалом короля Италии, обязавшись уплачивать ему дань в 10 000 золотых солидов. Вскоре после того Людовик, к великому удовольствию римлян, удалился в Павию. Это был один из тех редких моментов в истории города, когда папа, знать и народ проявляли одну согласную волю, и такое дружное противодействие замыслам короля подняло римское национальное чувство.

Тогда же покинул Рим и Сиконольф. Этот государь сначала был заточен в тюрьму в Таренте, но получил свободу, когда в 840 г. был убит его брат Сикард. После безуспешной осады Беневента, троном которого овладел Радельхис, Сиконольф ограничился обладанием одного Салерно. С той поры прекрасное государство Арихиса распалось на три части: Беневент, Салерно и Капую, и этот распад открыл сарацинам дорогу к сердцу Италии. Ради своей собственной защиты Радельхис сам призвал их разбойничью орду из Бари, где сарацины укрепились прежде всего; захватив затем Тарент, они стали опустошать всю Апулию.