История города Рима в Средние века
Шрифт:
Не имея никакой возможности овладеть Латераном, Адриан вынужден был оставаться в базилике Св. Петра, обращенной в укрепление. В описываемую эпоху римляне осуществили то, что Италия предлагает папе в настоящее время: удовольствоваться Леониной и, пребывая в ней в качестве великого настоятеля, пользоваться монастырской независимостью; территория, которую имел в своем распоряжении Адриан, была фактически ограничена пределами именно Леонины. Между тем ненависть римлян к духовенству, оппозиция которого являлась преградой к их гражданскому благоустройству, росла все более и вскоре привела к катастрофе: когда на via Sacra один из кардиналов был ранен кинжалом, Адриан отнесся к этому преступлению как к поруганию церкви и наложил на Рим интердикт. Подвергать Рим этой каре, самой ужасной из всех, которые существовали в то время, папы еще никогда не решались не исключая даже тех случаев, когда они сами лично подвергались насилиям со стороны римлян. Решительный англичанин не задумался применить эту меру; он отлучил Рим от церкви, имея в виду заставить народ изгнать Арнольда. Чтобы понять все значение интердикта, обречения людей на полный нравственный голод, надо принять во внимание верования того времени. С наложением интердикта прекращалось всякое богослужение; ни одно из таинств не совершалось более, за исключением крещения и причащения Св. Тайн умирающих, но и они в этих случаях
Вначале римляне отнеслись к интердикту с пренебрежением; но затем, когда и четвертый день Св. недели прошел без обедни, люди благочестивые и слабые, женщины и священники отказались от дальнейшего сопротивления. В среду в народе начались волнения, заставившие сенаторов броситься к ногам папы и умолять его о помиловании. Папа согласился снять с Рима отлучение от церкви, но с условием, чтобы Арнольд был немедленно изгнан. Несчастный реформатор разделил участь всех пророков: очарованный им народ теперь изменил ему. После девяти лет служения делу гражданской независимости Арнольд бежал из Рима. Переходя от одного сторонника к другому, из одного замка в другой, изгнанник надеялся добраться до как-нибудь из среднеитальянских республик, где карающая рука папы не могла бы его достать. В среду на Святой неделе, 23 марта, интердикт был отменен Адрианом; Рим освободился от лежавшего на нем нравственного гнета, и папа в торжественной процессии в первый раз проследовал в Латеран.
Между тем Вильгельм I продолжал вести с церковью войну; Беневент был подвергнут им осаде; Чепрано и другие замки в Лациуме сожжены. Затем, предав полному опустошению Фрозиноне, Вильгельм отступил к Аквино, когда узнал, что германский король приближается и Рим по-прежнему остается спокойным. В это время Фридрих I уже находился в Тусции, настаивая на том, чтобы Пиза собрала флот для войны с норманнами, которую он решил начать теперь в союзе с папой, апулийский изгнанниками и императором Эммануилом. Весть о военных подвигах, совершенных Фридрихом в Ломбардии, предшествовала ему и внушала повсюду ужас. Фридрих, шествовавший по тусцийской дороге, казался более страшным, чем Генрих V, и папа не знал, кого найдет он в этом короле – друга или врага. Судьба Пасхалия II произвела на папскую курию неизгладимое впечатление, и натянутость отношений, которая все еще продолжала существовать между той и другой властью, не могла быть смягчена никаким договором. Когда германские короли приближались к Риму, беззащитные папы, дрожали перед ними как перед врагами, готовыми предать их смерти, и, в свою очередь, короли должны были так же считаться с возможностью быть отравленными или заколотыми. В складках шелковых плащей римлян висел отточенный меч, за который они всегда были готовы схватиться, чтобы нанести удар национальному врагу. Когда происходило коронование, папы оказывались в положении Даниила во рву львином; тем не менее над свирепыми римскими королями папам удавалось одерживать нравственную победу, и они свободно и радостно вздыхали, когда эти страшные заступники церкви после обычной коронационной битвы, получив корону и оставив церкви какие-либо пергаменты, снова удалялись.
В начале июня Адриан в сопровождении префекта Петра, Оддо Франджипане и других нобилей, состоявших при папском дворе, направился в Витербо. Быстрое приближение Фридриха тревожило Адриана, и поэтому он послал вперед трех кардиналов, которые встретили короля у S.-Quirico, в Тусции. Чтобы выяснить, как склонен действовать Фридрих, Адриан потребовал у него выдачи еретика Арнольда. Незадолго до этого Арнольд был схвачен близ Брикола кардиналом Оддо; но виконты Кампаньяно освободили Арнольда и, охраняя его, препроводили в свой замок, где приветствовали его как «пророка». Твердо решив устранить всякую преграду к коронованию, Фридрих проявил в этом случае полную готовность оказать просимую услугу. Послав в замок Кампаньяно отряд войска, он захватил одного из графов и тем принудил выдать Арнольда. Друг Абеляра был передан папским легатам, чтобы затем, в свое время, быть казненным в Риме.
Относительно коронования переговоры велись, однако, с боязливой осторожностью: движимый недоверием, Адриан удалился в Чивита Кастеллана; но император постарался успокоить его, вторично присягнув в том, что констанцский договор будет соблюден им. Германское войско расположилось лагерем в Campo grasso близ Сутри и здесь, по прибытии папы из Непи, должно было состояться взаимное приветствие обеих сторон. Между тем 9 июля, когда папа направился к королевской палатке, перед лицом войска разыгралась одна из самых странных сцен. Юный, гордый монарх не вышел навстречу папе, желая уклониться от унизительной обязанности поддерживать ему стремя. Папы издавна предъявляли притязание на эту услугу, и некоторые государи оказывали ее. В свидетельство христианского смирения папы называли себя слугами слуг Господних и в то же время требовали, чтобы короли служили им конюхами. Панический страх овладел кардиналами, когда они увидели такое невнимание со стороны короля к придворному этикету, и вслед затем разыгралась довольно комическая сцена: повернув лошадей назад, кардиналы умчались в Чивита Кастеллана и оставили папу одного выпутываться из затруднительного положения. В полном смущении Адриан слез с лошади и опустился на стул; только теперь показался юный король; когда же он распростерся у ног папы, последний, считая себя оскорбленным, отказал ему в приветственном поцелуе. После того стремя стало предметом долгих и важных переговоров между двумя высшими представителями христианского мира, пока наконец имперским князьям, некогда сопровождавшим Лотаря в римский поход, не удалось убедить короля сделать уступку в этом детском споре. На следующий день всесильный император, превратившись в конюха наместника Христа, шел на расстоянии полета брошенного камня возле иноходца папы, бывшего в детстве сент-альбанским нищим, и крепко держал ему стремя. Другая власть, которой по закону принадлежало право голоса в деле избрания императора, римский народ – еще не был выслушан Фридрихом. Взаимные отношения между королем и римлянами оставались невыясненными, и было неизвестно, будут ли ему открыты
«Король присягнул законам города и вступает в ворота; он стал вассалом папы, который вручает ему корону».
Предъявить могущественному государю свои требования в крайне притязательной форме было ошибкой со стороны римлян; но она проистекала из гордого убеждения их в величии Вечного города, который они надеялись возродить учреждением сената. Но если бы в императорской палатке нашелся тогда человек, который в понимании вещей опередил свое время, он улыбнулся бы тому, что даже Фридрих разделяет совершенно фантастические представления сенаторов о законной власти римского императора над миром.
Послы, негодуя, вернулись в Рим. Фридриху приходилось считаться с тем, что республика не откроет ему ворот и будет защищать город. Папа советовал королю тайно занять Леонину отборным войском, обещая, что оно будет впущено папскими сторонниками. Он советовал так же послать с этим отрядом сторонника германцев, кардинала Октавиана, желая таким образом удалить от императора своего честолюбивого соперника. Был послан отряд в 1000 рыцарей, и утром на рассвете 18 июня они без сопротивления вступили в Леонину.
2. Коронование Фридриха I. – Восстание римского народа. – Битва в Леонине. – Казнь Арнольда Брешианского. – Его характер и значение. – Отъезд Фридриха в Кампанью. – Возвращение в Германию
В тот же день, не встреченный римлянами и сохраняя боевой порядок, Фридрих направился от Монте-Марио в Леонину, где его ожидал папа, проследовавший вперед. Коронование было совершено немедленно в занятой войсками базилике Св. Петра. Ликующие клики германцев прозвучали в высоком соборе, как гром, когда юному цезарю были вручены меч, скипетр и корона империи. Но Рим не признал Фридриха императором; город оставался запертым, и народ собрался на Капитолии, где незадолго перед тем был выстроен дворец для сената. Ничто не доказывай с большей очевидностью всей призрачности в Средние века имперской власти в самом Риме, как именно эти коронования, происходившие в папском пригороде и неизменно сопровождавшиеся тревожным ожиданием, что римляне с оружием в руках устремятся по мостам через Тибр на императора, получившего свой титул от них же. По своему образованию, потребностям и происхождению императоры были отделены от римлян целой пропастью. Чужестранец Адриан IV был ненавистен римлянам как их местный государь, но они чтили в нем папу; Фридрих же должен был казаться им в то время совершенно невыносимым. Против обыкновения, которому следовали все императоры, он не присягнул законам города; голоса римлян при избрании он не выслушал, счел излишней даже обычную аккламацию и не одарил их подарками; таким образом, римляне с полным основанием считали свои права нарушенными. Требование римлян признать их конституцию было справедливым, и отказывать им в этом было неблагоразумно. Пришло затем время, когда император раскаялся в своей неуступчивости и вынужден был дать присягу тем гражданам, к которым относился раньше так пренебрежительно. Некогда папы перестали быть избранниками римского народа; теперь последний оказался лишенным участия точно так же и в избрании своего императора. Между тем в ту эпоху, когда в основе гражданских и политических понятий лежали именно древние традиции, римляне не могли примириться с мыслью, что Вечный город не представляет собой ничего более, как только место, где происходит посвящение императора и папы в их сан. Тогда как другие города славились своим богатством и могуществом, единственную гордость Рима составляло то, что он был Римом. Григорий VII поставил папству задачей быть представительством всемирной монархии; римляне со своей стороны мечтали осуществить это признанием суверенитета народа и установленного этим народом императорского сана.
Притязания, унаследованные римлянами от древнего времени, и их борьба с папами, старавшимися искоренить идею о политическом значении Рима, наложили на историю этого города трагический отпечаток; он сохранялся в течение веков, и ничего подобного этому мы нигде более не встречаем. В этой борьбе, которая продолжается до наших дней и под впечатлением которой мы пишем нашу историю города Рима, – борьбе все с одной и той же судьбой, – единственными союзниками римлян были стены Аврелиана, Тибр, малярия да тени и памятники великих предков. И только теперь, когда желания города Рима сводятся лишь к тому, чтоб стать столицей страны, он обрел себе сторонника и союзника в лице самого итальянского народа.
По окончании коронования император направился в свой лагерь на Нероновом поле, а папа остался в Латеране. Тогда римляне пришли в ярость и вскоре после полудня ринулись через тибрские мосты в Леонину. Перебив здесь попадавшихся им в одиночку врагов и ограбив духовенство, кардиналов и сторонников имперской партии, они направились затем в лагерь Фридриха, откуда, может быть, надеялись освободить своего пророка Арнольда. Королю и войску пришлось покинуть коронационное пиршество; прошел слух, что папа и кардиналы захвачены народом. Генрих Лев, проникнув в Леонину через стены, некогда разрушенные Генрихом IV, быстро ударил римлянам в тыл; но и самому мужественному войску стоило немалого труда одолеть римских граждан. Выдающаяся смелость, которую они проявили в этом случае, показала, что учрежденная ими республика не была одной только фантазией. Битва происходила у моста замка Св. Ангела, а с транстеверинцами – у Древней писцины и продолжалась с переменным счастьем до самой ночи, когда наконец римские граждане уступили противнику, превосходившему их силой. Наши воины, пишет германский историк, рубили римлян, как бы говоря им при этом: «Получай, Рим, германское железо вместо аравийского золота; вот как покупает Германия имперскую власть!» Около тысячи римлян было частью убито, частью утонуло в реке, многие были ранены и около 200 взято в плен; остальные бежали, спасаясь за стенами города; замок же Св. Ангела оставался нейтральным, так как находился во власти Пьерлеоне. На следующее утро в лагерь императора явился папа с просьбой освободить пленных, и они были переданы префекту Петру. Одержанная кровавая победа была, однако, настолько неполной, что даже этот великий император, считавший себя законным властителем всего мира, был вынужден покинуть Рим, не вступив даже в его пределы. Римляне оказались тогда на высоте провозглашенной ими независимости; под защитой своих стен они встретили императора мужественным сопротивлением, отказались продавать ему продовольственные припасы и решили продолжать борьбу с ним. Поэтому свой лагерь Фридрих снял уже 19 июня. Папу и всех кардиналов он взял с собой и направился прежде всего к Соракте; везде на походе через римскую территорию он приказывал разрушать замки, которые были воздвигнуты римскими нобилями в их поместьях.