История городов будущего

Брук Дэниэл

Петербург эпохи промышленного роста – это по сути два города, один для богатых, другой для рабочей бедноты. Но эти города существовали бок о бок. Мир блошиных рынков, проституток и пьяного беспамятства находился всего в нескольких кварталах от куполов Спаса на Крови на Екатерининском канале и дорогих магазинов Невского проспекта. Самая интернациональная улица страны в индустриальную эпоху стала еще более роскошной: новых богатеев манили сюда превосходные французские рестораны и расположенный неподалеку ювелирный магазин Фаберже, где родившийся в Петербурге потомок французских гугенотов продавал свои знаменитые пасхальные яйца. Такое яйцо стоило дороже особняка в Париже или Нью-Йорке⁴⁸ – характерная деталь для Петербурга, который был одновременно и богаче, и беднее любого западного города.

Промышленный

рост сделал Петербург местом, где состояния не только проматываются, но и создаются. Среди дорогих магазинов на Невском появились российские отделения международных компаний вроде Singer Sewing Machine Company и International Harvester. В открывшемся в 1904 году на углу Невского и Екатерининского канала шестиэтажном доме Зингера было установлено три лифта системы Отиса. Фасад здания украшен огромными бронзовыми валькириями в шлемах, большинство из которых держат оружие, и только одна – швейную машинку, а также громадной скульптурой американского орла. Над фасадом возвышается купол из металла и стекла, увенчанный прозрачным же глобусом, символизирующим всемирное влияние компании. Здесь и привет Америке, и хвалебная песнь ненасытным амбициям мирового капитала, однако в целом здание, спроектированное Павлом Сюзором – главным на тот момент архитектором города, – вполне почтительно относится к своему петербургскому окружению. При всем обилии современных материалов вроде стали и стекла характерные для стиля модерн вьющиеся орнаменты из цветов и виноградных лоз на фасаде дома Зингера – не более чем современный извод завитушек, которыми Растрелли украшал свои шедевры русского барокко.

Промышленность нуждалась в капитале, и к рубежу веков вдоль Невского уже выстроились двадцать восемь банков⁴⁹. В одном ряду с такими международными гигантами, как Cr'edit Lyonnais, стояло элегантное здание петербургского Русско-азиатского банка. Его фасад привлекает внимание скульптурной головой бога торговли Меркурия, а также двумя корабельными рострами с гипертрофированными, богато украшенными якорями внизу и кадуцеями – магическими жезлами Меркурия – сверху. Отсылы к теме мореплавания, впрочем, казались анахронизмом уже при открытии здания в 1898 году, поскольку куда важнее для торговли и промышленности России давно были железные дороги. Да и сам Русско-азиатский банк владел большой долей в жемчужине российских железных дорог – Транссибирской магистрали.

В итоге банк был приобретен Путиловыми – ведущим промышленным кланом Петербурга – и стал краеугольным камнем их бизнес-империи. То, что Путиловы, сколотившие состояние на производстве рельсов и паровозов, приобрели банк, финансировавший строительство железных дорог, было вполне закономерно. Инженер Николай Путилов стал известен во время Крымской войны как организатор производства паровых канонерских лодок, а когда Александр II развернул в России программу индустриализации, именно он смог получить несколько важнейших правительственных контрактов. Вскоре Путиловы могли поспорить богатством с главными аристократическими семействами России.

В растущем промышленном поясе Петербурга Путиловский машиностроительный завод был одним из крупнейших – на нем трудилось более 12 тысяч рабочих⁵⁰. Это было передовое производство, чьи технологии могли поспорить с западными. Но если судить по его внешнему виду, может создаться впечатление, что завод стеснялся быть таким современным. Огромные цеха из стали и кирпича спрятаны за крашеной в зеленый цвет каменной оградой с повторяющимися арками и элегантными металлическими уличными фонарями, как будто хозяева хотели сделать вид, что никакого завода там и нет, что это всего лишь очередной роскошный особняк. Путиловский завод, как и весь город тех лет, казалось, страшно стеснялся сам себя и своего быстрого роста. Двухуровневая церковь в неорусском стиле, выстроенная рядом с заводом в память о Николае Путилове, лишь усиливала это ощущение. Это была одна из нескольких церквей, строительство которых было инициировано правительством (но финансировалось в данном случае на «пожертвования» путиловских рабочих) с целью укрепления религиозности в фабричной среде. Как и старомодная ограда, церковь строилась в надежде, что пролетарий, давно покинувший деревню своих предков ради работы в городе, останется верным традициям русским мужиком, преданным отчизне и православной вере.

Эта политика возымела весьма печальные последствия, когда лояльный режиму священник

Григорий Гапон с ведома властей занялся созданием рабочей организации. Государство поддерживало гапоновское Собрание российских фабрично-заводских рабочих, рассчитывая таким образом обуздать протестные настроения в пролетарской среде, однако вскоре организация начала проявлять своеволие. Когда с Путиловского завода уволили четверых состоявших в Собрании рабочих, Гапон попытался договориться с начальством. Однако дирекция отказалась идти на уступки, и 3 января 1905 года 12,5 тысячи путиловских рабочих объявили забастовку⁵¹. К концу недели стачка охватила 382 предприятия столицы; на работу не вышло 120 тысяч петербуржцев⁵². Квалифицированные и грамотные рабочие, которые гробили свою жизнь за возможность восемь часов в сутки занимать койку под лестницей, наконец решили, что с них хватит.

В разгар стачки Гапон, харизматичный священник родом с Украины, обладатель проницательного взгляда и копны черных как смоль волос, сочинил петицию и решил организовать массовое шествие к Зимнему дворцу, чтобы доставить ее государю. В петиции содержались требования гражданских прав, включая свободу слова, собраний и печатных изданий; социальных прав, включая всеобщее бесплатное образование; и трудовых прав, включая восьмичасовой рабочий день, установление минимальной заработной платы и легализацию независимых профсоюзов. «Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга, разных сословий, наши жены, дети и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать… А не… отзовешься на нашу мольбу, – мы умрем здесь, на этой площади, перед твоим дворцом»⁵³.

Воскресным утром 9 января в разных частях города начали собираться рабочие. Они решили пройти по Невскому и другим ведущим в центр улицам, чтобы собраться у стен Зимнего, на просторной россиевской площади под уходящим в небо монферрановским победным столпом. Царем, которому была адресована петиция, был Николай II; мальчиком он стал свидетелем страшного конца своего деда, а накануне коронации в 1894 году признавался своему кузену, что не чувствует в себе готовности управлять страной. К началу 1905 года народное недовольство царем окрепло из-за череды позорных поражений в войне с Японией: Россия, в теории будучи европейской державой, оказалась неспособна справиться с азиатским соседом. Если в начале войны Николай с удовольствием приветствовал ура-патриотические демонстрации с балкона Зимнего дворца, то теперь он старался как можно реже бывать в Петербурге, предпочитая проводить время со своей семьей в Царском Селе. Узнав о готовящемся шествии, верный себе Николай отбыл за город, оставив столицу на полицейских и военных. Новые хозяева положения немедля распорядились об аресте Гапона.

Облаченный в белоснежную рясу и епитрахиль священник вел тысячи путиловских рабочих из прилегающих к заводу трущоб. Наряженные по-воскресному рабочие несли иконы и портреты царя. У Нарвских ворот, триумфальной арки в древнеримском стиле, обозначавшей границу города, их встретила кавалерия. Последовал приказ разойтись. Когда шествие не остановилось, послышался сигнальный рожок, затем грянул залп. Один из соратников Гапона был ранен и рухнул, свалив его с ног. «Нет у нас царя!» – успел прокричать священник перед тем, как его отвели в безопасное место⁵⁴.

Подобная встреча с полицейскими и солдатами ждала и другие колонны рабочих, направлявшихся к Зимнему, однако выжившие в этих стычках все же добрались до Дворцовой площади. На Невском к 5-тысячному маршу⁵⁵ присоединились приехавшие за покупками горожане и просто любопытствующие прохожие. Вскоре перед Зимним собралось 60 тысяч горожан⁵⁶, но к двум часам пополудни, когда Гапон должен был вручать петицию, священника среди них не оказалось. Потрясенная толпа молча стояла в окружении войск. Снова прозвучал сигнальный рожок и выстрелы стали косить мужчин, женщин и детей. Толпа дрогнула и побежала, оставляя на снегу кровавые следы. Столкновения, в ходе которых, по разным оценкам, погибло от 129 человек до нескольких тысяч⁵⁷, продолжались в городе весь остаток дня, вошедшего в историю как Кровавое воскресенье.