История городов будущего

Брук Дэниэл

С уютно расположившейся в мэрии Матвиенко, которой уже не грозила встреча с избирателями, ее кремлевский покровитель мог свободно продвигать свое видение Петербурга как потемкинской деревни. В то время как финансирование базовых проектов по улучшению инфраструктуры, таких как скоростное железнодорожное сообщение с Москвой и кольцевая автодорога, сокращалось, задерживалось и разворовывалось, Путин занялся наведением блеска в центре Петербурга. Свой реабилитированный город Путин видел как окно, через которое человек с Запада мог взглянуть на Россию, убедиться в совершенно европейском внешнем виде города и вернуться домой с убеждением, что великая империя Востока наконец стала «нормальной» европейской страной. Петербургу предстояло стать декорацией России, принявшей западные ценности – ценности, распространять которые за пределы

города Путин не собирался.

Как и положено в потемкинской деревне, власти выкрасили фасады исторического имперского центра города, оставив на задах зданий облупленную краску, разбитые окна и осыпающуюся лепнину. Задняя стена Кунсткамеры, надежно скрытая от взглядов со стороны Невы, небрежно окрашена в два заметно отличающихся тона облупившейся синей краски. Внутри – скучные музейные стенды, напоминающие экспозицию американского музея естественной истории в 1950-х годах. Учреждение, которое когда-то предлагало посетителям заглянуть в будущее и у которого не было аналогов на Западе, теперь больше похоже на туннель, уводящий в глубокое прошлое. На мемориальной доске на здании Кунсткамера превозносится как «первый в России музей науки»²¹, тогда как правильней было бы написать «первый в мире». Отказ от широкого кругозора, свойственного эпохе Петра Великого, привел к тому, что Кунсткамера больше не воспринимается как один из величайших триумфов города; ее глобальное значение предано полному забвению.

В нескольких кварталах от Кунсткамеры расположено построенное при Петре здание университета; альма-матер Путина пребывает в аналогичном состоянии. Тщательно восстановлен полукилометровый фасад XVIII века, но – только фасад. Если зайти во внутренний двор, обнаружится, что практически каждое строение в той или иной мере обветшало. Страдающий от избытка цензуры и недостатка финансирования университет больше не считается престижным местом работы. Профессора вслед за своими студентами ищут теплых местечек в чиновничьем аппарате или госкорпорациях.

Ради того чтобы заработать твердой валюты, но при этом избежать дестабилизирующего влияния большого количества постоянно проживающих в городе иностранцев, власти сделали получение въездной визы в Россию долгим, трудным и дорогостоящим процессом, но освободили от него туристов с круизных судов, проводящих в городе по два-три дня и не собирающихся в другие районы страны. Летом сотни тысяч жителей Запада выходят в город с роскошных лайнеров, и вся Россия представляется им состоящей из подсвеченных фасадов на набережной Невы да пригородных императорских дворцов²². С удивлением обнаружив, что Санкт-Петербург с виду совсем не русский – такой европейский, такой цивилизованный! – туристы пачками скупают открытки со Спасом на Крови, чтобы сбитые с толку родственники не решили, что их тетя провела отпуск в Амстердаме или Венеции.

Это лицо России Путин стремится показать и своим важным иностранным гостям. Барочный Константиновский дворец в Стрельне был заложен еще при Петре Великом, но после сильнейших разрушений времен войны он так и не был отреставрирован до самого распада СССР. Путин довел огромный дворцовый ансамбль до былого блеска, превратив его в место для дипломатических встреч. Теперь это роскошный мирок с достойными Версаля садами, бильярдными, украшенными сине-белой фарфоровой плиткой в голландском духе и статуями Петра Великого, – и при том полностью изолированный от реальной России. Вдоль моря Путин расположил оформленные под старину «коттеджи», построенные для глав иностранных государств, которые в 2006 году съехались в Петербург на встречу G8, клуба крупнейших экономик мира с добавлением России как великой сырьевой державы с ядерным оружием.

В политике Путин также неизменно стремится сохранять западнический фасад. «Конечно, Россия более чем разнообразная страна, – вещал он, – но мы – часть западноевропейской культуры. Где бы ни жили наши люди – на Дальнем Востоке или на юге, мы – европейцы»²³. Даже самые беззастенчивые шаги по укреплению собственной власти всегда сохраняли внешние признаки демократической легитимности в западном духе. Поскольку в России нет министерства государственной пропаганды и СМИ контролируются через государственные компании, Путин всегда может сослаться на то, что и в США телеканал NBC принадлежит General Electric.

Послушная пресса, в свою очередь, делает ненужными более жесткие тоталитарные методы. В сегодняшней России запрещают или разгоняют только многочисленные протестные акции. О более мелких можно просто дружно соврать. Когда одетые в зеленое экологические активисты протестовали против обсуждаемого в городском парламенте закона, по которому сотни парков, садов и зон зеленых насаждений планировалось открыть для застройки, в вечерних новостях их показали, но представили сторонниками этого проекта²⁴.

Но даже в Петербурге Путин не одинок в своих авторитарных пристрастиях. Унижение от потери статуса сверхдержавы заставило многих петербуржцев занять оборонительную позицию по отношению к внешнему миру. Город, который когда-то мечтал о прогрессе, теперь ищет виноватых. В Петербурге приверженность европейской высокой культуре, в которой он даст фору любому настоящему европейскому городу, теперь сосуществует с привычным подчеркиванием охранительных настроений, которые считались бы отсталыми в европейских столицах. Местная дама из либеральной академической среды, которая обожает европейскую высокую культуру настолько, что вечер за вечером посетила все четыре спектакля вагнеровского «Кольца нибелунгов» в Мариинском театре будучи на седьмом месяце беременности, рьяно выступает против западного феминизма и с восторгом предсказывает восстановление Российской империи. Осторожная политкорректность европейских интеллектуалов незнакома Петербургу, где расистские высказывания, в частности в адрес азиатских мигрантов, можно услышать во вполне культурных кругах.

Ощущение маскарада, столь яркое в XVIII веке с его печатными пособиями по поведению в обществе, живо в городе и сегодня. Летом на крышах жарят барбекю, к которому вместо отличного местного пива подают посредственное импортное вино, поскольку, как выразился один из гостей, «Петербург всегда старается быть европейским». Однако несколько бокалов спустя вспыхивает совершенно неевропейский разговор с язвительными гомофобными шуточками, оправданием религиозного консерватизма и апологетикой постсоветской коррупции в России. Один молодой юрист, выпускник Петербургского университета, чья фирма, как он выразился, «представляет естественные монополии», выгораживает своих клиентов, поскольку «это единственные российские институции, способные выполнять поставленные перед ними задачи» – сомнительный аргумент в условиях отсутствия честной конкуренции. Адвокат благодарен Путину за то, что тот привел центр города в порядок, а вот об основателе города высказывается куда сдержаннее: «Петр – очень противоречивая фигура в российской истории».

Венцом новенького, начищенного до блеска Петербурга, гигантским символом основанной на углеводородах власти петербуржца в Кремле стал проект 400-метровой башни «Газпрома», которая должна была стать самым высоким небоскребом Европы. Расположенная на противоположном берегу реки от спроектированного Растрелли Смольного собора, башня, которую планировалось назвать «Газпром-сити», подмяла бы под себя весь исторический город. «Газпром» получил от городских властей специальное разрешение нарушить установленный в исторических районах высотный регламент, однако ЮНЕСКО пригрозило вычеркнуть Санкт-Петербург из списка объектов всемирного наследия, если башня будет построена. Градозащитники и специалисты ЮНЕСКО в один голос утверждали, что единство архитектурного ансамбля города с возвышающимися над ним церковными шпилями будет разрушено, если прямо на набережной Невы вырастет самое высокое здание в Европе.

Проведенный в 2006 году международный конкурс на лучший проект башни «Газпром-сити» был омрачен многочисленными скандалами. Заявленные в качестве членов жюри звезды мировой архитектуры сэр Норман Фостер и Рафаэль Виньоли в знак протеста отказались от своего участия. Хотя ни один из них так и не высказался публично, ходили упорные слухи, что причиной стала угроза городскому архитектурному ансамблю, а также давление со стороны Матвиенко, которая очень хотела, чтобы победил ее любимый проект лондонского архитектурного бюро RMJM. Недовольны были и конкурсанты. Швейцарская архитектурная фирма Herzog & de Meuron, представившая свой вариант, выступила с заявлением, что конкурс «подтвердил все те расхожие мнения о России, которым мы так не хотим верить»²⁵.